– не отвечая на ее вопрос, сказала я. – А врать вы, голубушка, совсем не умеете, он враз вас на чистую воду выведет!
– Свят, свят, свят, – закрестилась старуха. – Ты что такое говоришь?! Разве ж я соврала? Не было тут никакого Воронцова! Вот тебе святая Параскева Пятница!
– Погодите, если он за вас возьмется, будет вам не только пятница, но и суббота с воскресением! – пообещала я.
– Господи, вот грех-то какой, а все наша жадность, – забормотала старуха, – нашла себе на старости лет хворобу! Алевтинушка, деточка, научи что делать. Я уж сама ничего не понимаю. То был Воронцов, то его нет, какие-то покойники, царь, секретари враз становятся советниками! Веришь, голова кругом идет!
– У вас выход один, – подумав, ответила я, – спрячьтесь так, чтобы Прохоров до вас не добрался. Поверьте, он такой умный, что вам его не обмануть. Дознается, что вы оставили здесь со мной Мишу, у него столько вопросов появится, что вас совсем запутает, глядишь, и до Сибири доведет! – припугнула я корыстолюбивую старуху, впрочем, опасаясь больше не за нее, а за себя и свое доброе имя.
Я вполне осознавала, если выяснится, что со мной провел ночь молодой человек, то кроме потери репутации, что само по себе ужасно, мне придется объясняться за двойное убийство и попытки скрыть следы преступления!
– Так куда же я от него, ирода, спрячусь? – чуть не завопила Маланья Никитична.
– Вам виднее, – равнодушно сказала я, – найдите место или тут во дворце, или у знакомых в городе. Только долго не тяните, он уже скоро до нас доберется!
Маланья Никитична задумалась, потом что-то решила и посмотрела на меня хитрыми глазами:
– Какая же ты, Алевтинушка, умная, – льстиво сказала она. – Хорошо придумала! Пересижу-ка я пару дней у кумы Варвары, а там, глядишь, все успокоится!
Не откладывая дела в долгий ящик, старуха подхватила юбки и ударилась в бега, оставив меня с нечистой совестью и страхом разоблачения.
Ночное приключение с юным графом тяжелым грузом лежало у меня на совести. Случись моя связь с Воронцовым в другое время, при других обстоятельствах, еще можно было как-то себя простить. Но поддаться соблазну и изменить мужу почти сразу после встречи с ним, после всего, что он претерпел, ища свидания со мной, для меня было чересчур. Если бы я еще сильно влюбилась в Воронцова, так нет. Миша мне просто нравился, как не могут не нравиться подобные ему молодые блестящие юноши, а это как ни крути, не было достаточным поводом для супружеской измены.
Конечно, в конце концов, я нашла себе оправдание, вспомнила, что он хотел наложить на себя руки, наш совместный ночной ужас, но все равно червячок вины продолжал меня точить. И как я ни старалась отвлечься, думать о более важных в ту минуту вещах, мое тело, еще помнящее его страсть, не давало забыть ночную измену. Занятая этими невеселыми мыслями, о предстоящем свидании с царем я пока не думала.
Время между тем шло к полудню, а обо мне никто не вспоминал. Раньше едой заведовала Маланья Никитична, но она как ушла, так и пропала, и не только завтрака, но и обеда мне не принесли. Я уже, было, собралась пойти сама на поиски пропитания, как в мою дверь постучались. Уверенная, что это долгожданная еда, я сама ее отворила, но вместо слуги с подносом, за ней стоял проницательный Прохоров. На моем лице, видимо, так ярко отразилось недоуменное разочарование, что он тотчас спросил, кого я жду.
– Всего-навсего обед, – вздохнув, ответила я, – моя старуха как ушла с утра, так и пропала, а без нее обо мне просто забыли.
– Меня она тоже очень интересует, – сказал он, – пробовал ее найти, но тщетно. Никто не знает, куда она запропастилась. Я обошел весь дворец, ее нигде нет. Вам она не говорила, куда пойдет?
– Нет, – коротко ответила я, – вы ко мне? Тогда проходите.
Прохоров не стал себя уговаривать и вошел. Держался он точно так же, как и утром, со спокойным достоинством.
– Вы не будете возражать, если мы немного поговорим? – спросил он и попросил разрешения сесть.
– Не буду, садитесь, – пригласила я.
Он сел на стул, а я устроилась в кресле. Какое-то время мы оба молчали. Я слушала, о чем он думает, и его мысли о предстоящем разговоре мне совсем не понравились.
– Ну, что же вы, спрашивайте, если пришли, – не очень любезно предложила я.
– Я, собственно, не столько хотел вас расспросить, сколько поделиться своими мыслями на ваш счет, любезная Алевтина Сергеевна, – сказал он.
– Делитесь, – обреченно сказала я, заранее зная, что он собирается мне сказать.
– Как вы знаете, я расследую ночное убийство, – Начал он издалека, – и пытаюсь лучше познакомиться с теми, кто имеет к нему хоть какое-то касательство.
– Понятно, – кивнула я головой, – и моя особа вызвала у вас слишком много вопросов?
Такая прямота немного его сбила, и он даже слегка смутился.
– Именно вопросов, на которые я пока не нахожу ответов, – после заминки, согласился он. – Вот скажем…
– Простите, господин Прохоров, как ваше имя отчество? – перебила я, оттягивая неприятный разговор, который пока не знала, как построить.
– Яков Степанович, – опять сбился он.
– Яков Степанович, поверьте, я наперед знаю, что вы меня хотите спросить, но почти на все ваши вопросы у меня, увы, нет ответа.
– Знаете? – искренне удивился он. – Так о чем же я намереваюсь с вами говорить?
– Например, почему умер мой первый сопровождающий, – просто сказала я.
От неожиданности у Прохорова, слегка открылся рот и он посмотрел на меня тревожно, если не сказать, испугано.
– И отчего же он, по-вашему, умер? – придя в себя, спросил он.
– Об этом вы лучше спросите у флигель-адъютанта Татищева, когда он вернется, или у штабс-ротмистра Вяземского.
– У последнего я уже спрашивал и не только у него, оказалось, что никто ничего толком не знает!
– И я не знаю. Мы с ним едва обмолвились несколькими словами.
– Но между тем, вы с ним вдвоем провели целый день в карете и ночь на почтовой станции! Неужели он с вами ни о чем не говорил?
– Если я скажу, что не говорил, вы мне не поверите?
Прохоров отрицательно покачал головой.
– А если скажу правду, поверите?
– Постараюсь! – без улыбки, ответил он.
– Посмотрим. Дело в том, что надворный советник Ломакин, о котором вы спрашиваете, собирался меня убить, но умер раньше меня.
– Что? – вскинулся следователь. – Убить вас? За что?
– Вот этого я вам сказать не могу, сама была бы рада узнать! Эти двое, убийство которых вы расследуете, тоже приходили за тем же.
Кажется, я сумела окончательно вывести хладнокровного Прохорова из себя. Он смотрел на меня во все глаза, совершенно забыв все неприятные вопросы, которые собирался мне задать.
– Простите, вы это говорите серьезно или только что придумал?
– Вполне, – спокойно сказала я, – не верите, посмотрите сами, что они сделали с моей периной.
Я встала с кресла, подошла к кровати и сняла с нее покрывало. Прохоров живо последовал за мной и сразу же увидел сквозные дыры от кинжала в одеяле. Они его так заинтересовали, что он больше ничего не спрашивая, начал сам исследовать постель.
Чем хороши умные люди, им не нужно объяснять очевидное и все разжевывать. Прохоров сразу все правильно понял и начал мне верить. Я же мучительно думала над тем, как преподнести ему ночную историю так, чтобы сказав правду, заставить его поверить и небольшой лжи, выгораживающей меня.
Пока он исследовал постель, я стояла рядом, сочиняя правдоподобную легенду, которую нельзя ни проверить, ни опровергнуть. Когда он окончил осмотр, моя версия случившегося уже была вчерне готова.
– Значит, это вас они пытались убить? А убили их вы? Но, как и с чьей помощью? – спросил он. – Как же получилось…
В этот момент нас прервали. Дверь распахнулась, и в комнату решительным шагом вошел поручик лейб-гвардии Преображенского полка граф Воронцов. Увидев меня возле разобранной постели с незнакомым мужчиной, он остановился, как пораженный громом. Прохоров резко повернулся в его сторону и быстро сунул руку в боковой карман.
– С помощью вот этого молодого человека, – быстро сказала я, сумев за какие-то мгновения выстроить все ночное приключение в стройный рассказ.
Миша, собирался что-то сказать, но я повела бровью и он, замер с открытым ртом.
– Этот молодой человек в меня влюблен, – сказала я, опять повергнув Прохорова в полную растерянность.
Он удивленно посмотрел на меня, потом на Воронцова, потом снова на меня.
– Вчера вечером он стоял тут в карауле, – начала я. – Когда государь отменил мою охрану, он остался во дворце.
Прохоров взглянул на Мишу. Тот смутился, покраснел, но кивнул головой.
– Он продолжал охранять меня, но уже не в той комнате, – кивнула я на дверь, – а в коридоре.
Теперь мой поклонник смотрел на меня не с меньшим удивлением, чем коллежский советник, но Прохоров, слава богу, этого не видел.
– Когда он увидел двух подозрительных людей в черной одежде и масках, пошел следом за ними. Меня заперли снаружи, я уже спала и ни о чем не догадывалась. Разбудил меня упавший в той комнате стул. Я проснулась и, испугавшись, спряталась под кровать. Оттуда, – указала я на щель под кроватью, я видела, как два человека осторожно вошли в комнату, подошли к моей постели и несколько раз ударили сюда, – я показала на порезы, – ножом.
Рассказ, видимо, получился занятный и оба слушателя смотрели с жадным интересом на меня во все глаза.
– Потом я увидела, как поручик подкрался сзади к убийцам и… Впрочем, пусть дальше расскажет он сам.
Миша был умным мальчиком, и времени прийти в себя, у него было достаточно, потому он вполне спокойно досказал конец этой истории:
– Да тут и говорить особенно не о чем. Того, что был с ножом, я заколол палашом, а второго когда он бросился на меня с кинжалом, застрелил.
– Потом мы перетащили их в соседнюю комнату, – перебила я, – поручик вновь закрыл меня в комнате и охранял до рассвета. Потом он простился со мной через дверь и ушел из дворца. Это может подтвердить часовой у входа.
Наш совместный рассказ произвел на Прохорова такое впечатление, что он не задал ни одного уточняющего вопроса и просто вернулся на свое место и застыл в глубокой задумчивости.
Я кивнула Мише на свободный стул, и он тоже сел. Молчали мы несколько минут. В это время следователь обдумывал и сопоставлял описанные события. Когда он собрался заговорить, я опять его опередила.
– Яков Степанович, надеюсь, вы, понимаете, почему я не сказала всего этого государю. Здесь было много посторонних людей, и я не могла позволить, чтобы о происшедшем узнали третьи лица и особенно, мой муж. Боюсь, он все неправильно поймет и последствия для меня могут быть самые печальные. Мы все это рассказали вам, рассчитывая на ваш ум и такт!
Устоять против лести, особенно человеку, к ней не привыкшему, всегда трудно и Прохоров не смог сдержать довольную улыбку. Неприятный для меня вопрос был забыт.
– Я вас вполне понимаю, госпожа Крылова, – сказал он, – и в меру своих сил постараюсь позаботиться о вашей чести. Однако остается нерешенной загадка, кому вы так не угодили, что вас упорно хотят лишить жизни!
– Этого я, клянусь чем хотите, не знаю, – ответила я, прямо глядя ему в глаза. – До нынешнего лета я была простой крестьянкой, состояла в дворне небогатого помещика, а как только вышла замуж, начались все эти несчастья.
– Может быть, это происки родни вашего мужа? Он богатый человек?
– Отнюдь, мой муж простой лекарь и никакого состояния не имеет.
– Тем более странно, – помолчав, сказал Прохоров. – Впрочем, возможно все дело не в нем, а в вас.
– Во мне? – искренне удивилась я. – У меня здесь нет не только врагов, но и просто знакомых!
– Не скажите, – невесело улыбнулся он, – вам, вчерашней крестьянке, император целует руку и приглашает к себе в гости. Граф Пален дарит вам платья. В вас влюбился господин поручик. Думаю, у женщины, обладающей таким талантом нравиться, должно быть много недоброжелателей.
– Вы хотите сказать!.. – вскочила я с кресла.
– Ничего я не хочу, – перебил он, – я уже много о вас знаю и пока только хорошее. Я всего лишь пытаюсь раскрыть преступление!
– Мне кажется, оно уже раскрыто, и лучше подумать, как вам доложить о результатах государю, – успокоившись, сказала я, опускаясь в кресло. – Я вполне могу обойтись без участия в нем.
– Это действительно сложный вопрос, – задумчиво проговорил он. – Как я понимаю, вы не хотите в этом участвовать, а графу, – он посмотрел на Воронцова, и стало понятно, что он его знает, – будет трудно объяснить, почему он сразу после происшествия не доложил о нем своему начальству.
– Я просто не успел этого сделать, – с виноватой улыбкой, вмешался в разговор Миша.
– Думаю, такое объяснение его величество не удовлетворит, – мягко сказал Прохоров, – преступление случилось ночью, а теперь третий час по полудни. Император ото всех подданных требует четкости действий и послушания. К тому же остается нерешенным вопрос, кого эти мерзавцы хотели убить?
– Может быть, они попали сюда по ошибке? – сказал Миша.
– По ошибке? – задумчиво, повторил за ним Прохоров.
– Конечно, по ошибке, – подхватила я его еще неотчетливую мысль, – граф возвращался со службы и заметил двух подозрительных людей. Как офицер, он решил за ними проследить. Злоумышленники проникли в Зимний дворец. Он направился вслед за ними, понял, что это преступники…
– Тогда почему же он сразу после происшествия не доложил обо всем по команде? – перебил меня Прохоров, улыбнувшись Воронцову.
– У меня, – начал говорить Миша и замолчал, – скажем, очень болела голова!
– Или вас по ней ударили, и вы все это время были без памяти, – поправил его коллежский советник.
– Тогда преступников должно было быть трое, – вмешалась я. – Последний должен был идти следом, и напасть на графа сзади…
– А где мне взять этого третьего? – спросил следователь. – Швейцара, который пропустил убийц во дворец, я уже нашел и он признался, что провел сюда только двоих…
– Уже нашли? – переспросила я, поражаясь талантам Прохорова. – Так быстро?
– Это было просто, – разочаровал он меня. – Ночью во дворец была открыта лишь одна дверь, и их мог сюда впустить только швейцар, уговоривший напарника сбегать за водкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38