!
Вопросов он задал так много, что окончательно запутать графа Палена я могла без особых на то усилий, но, блюдя осторожность, не стала доводить его до белого каления и ответила:
– Звали его Иваном Николаевичем, но он тоже заболел.
– И помер? – подсказал он.
– Этого не скажу, когда мы уезжали, был еще живой, но маялся животом.
– Фамилии и чина ты его, конечно, не знаешь?
– Не знаю, – подтвердила я. – Он со мной тоже не разговаривал.
– А почему ты решила, что он не русский?
– Звали его как-то диковинно, каким-то фигель, мигель, тьюдантантом, – охотно объяснила я.
Пален не понял, о чем я говорю, пропустил мои слова мимо ушей, и опять перешел к допросу.
– А с кем вы уехали оттуда, где заболел гладкий Иван Николаевич?
– С Денисом Лександровичем, – охотно ответила я.
– Понятно! А откуда там еще взялся Денис Александрович?! – уже закипая, спросил военный губернатор столицы.
– Как откуда, он с самого начала с нами был.
– А он кто такой, ты, конечно, тоже не знаешь?
– Почему не знаю, знаю. Он военный, – спокойно объяснила я.
– А причем тут военные? – начал было Пален, но сам испугался своего вопроса и спросил по-другому:
– Какой военный? Какой на нем был надет мундир? Это ты надеюсь, запомнила?
– Запомнила, – вежливо ответила я. – Кирасирский.
– Что! – даже подскочил он. – Как это кирасирский? Тебя что, сюда привезли кирасиры?
– Ага, – подтвердила я. – Они. А фамилия его будет Вяземский, – ответила я то, что граф мог и сам узнать без труда.
– Ничего не понимаю, – сказал он, уже не мне, а непонятно кому и негромко окликнул. – Афанасьев!
Тотчас открылась дверь, и в комнату быстро вошел тот же молодой человек почтительной наружности. Теперь он был само послушание, деловитость и преданность.
– Чего изволите, ваше сиятельство?
– Немедленно разыскать кирасира Вяземского. Как ты, сказала, его зовут?
– Денисом Лександровичем, – подсказала я.
– Вот именно, и прислать ко мне, – приказал он секретарю.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – ответил, низко поклонившись, Афанасьев и исчез за дверями.
Мы опять остались вдвоем. Пален, немного успокоился и посмотрел на меня едва ли ни доброжелательно.
– Ну, Алевтинка, расскажи теперь о себе, – стараясь, чтобы голос звучал ласково, попросил он.
– Так нечего мне особо рассказывать, ваше сиятельство, жила в деревне, вышла замуж…
– Погоди, а почему ты знаешь, что я «сиятельство»? – насторожился он.
– Вас так Афанасьев называет, – ответила я.
– А откуда ты знаешь, что он Афанасьев? – спросил он и сам засмеялся. – Понятно, я так говорил. Ну, так что у тебя с замужеством?
– Ничего, как у всех. Барин выдал замуж за своего казачка, а тот сбежал и его отдали в солдаты.
– Так ты получаешься солдатка?
– Нет, муж вскорости в службе помер, тогда я снова вышла замуж.
– Ну ты и шустра, сама совсем девчонка, а уже два раза побывала замужем! – засмеялся он. – Ну и за кого тебя опять выдали? Чай теперь за буфетчика?
– Не-а, за баринового родича, – наивно глядя ему в глаза, ответила я.
– Понятно, за нагулянного от мужички брата, – сразу же понял он обычную в те времена ситуацию. – Крепостная родня!
– Нет, муж у меня свободный, – так что я теперь не крепостная.
– Правда? – насмешливо сказал он. – И кто же он у тебя?
– Лекарь, то есть дохтур, – нарочно исковеркав слово, ответила я.
– Выходит, образованный! Что ж он на тебе такой темной женился?
– Не знаю, за красоту, наверное, – скромно потупив глаза, ответила я.
– За красоту, говоришь, – повторил он и засмеялся весело и беззлобно. – А что, ты и правда собой ничего. Одень тебя в шелка, первой красавицей будешь!
– А у меня есть одно дворянское платье, – гордо, сказала я. – Только пока меня сюда везли, оно обтрепалось.
– Повезло тебе, – одобрил Пален добродушно улыбаясь. – А все-таки за что тебя арестовали? Неужели даже не догадываешься?
– Вот тебе святой истинный крест, – серьезно ответила я, осеняя себя знамением, – приехали, спросили: ты, мол, Алевтинка, что замужем за Крыловым? А что мне скрывать, я и есть, говорю. Тогда меня тот, что первым помер, за руку цап и в карету.
– За Крыловым, говоришь, замужем? Это не за тем ли, что известный пиит?
– Не, мой муж пьет мало, он хороший! – объяснила я, давая возможность многомудрому политику пообщаться с наивной народной простотой. – И совсем не дерется!
– Чудны дела твои, Господи, – пробурчал себе под нос граф. – Все хорошо, только не приложу ума, что с такой узницей делать. Самому бы жениться на такой же молодой и чистой!
Говорил он не со мной, а сам с собой, а я усилено сделала вид, что ничего из его слов не поняла.
– Ну и как тебе во дворце живется? – спросил он меня. – Нравится в столице?
Это вы про старуху, что со мной живет? – уточнила я. – Про Маланью Никитичну? Я ведь здесь кроме нее ни одной живой души не знаю. А старушка она хорошая, меня зря не притесняет.
– Вообще-то, спрашивал я другое, но коли, ты в Петербурге никого кроме нее не видела, то и о столичной жизни ничего не знаешь. А Вяземский в пути тебя не обижал?
– Нет, он хороший, я его только на станциях и видела. Меня как арестантку выводили из кареты, и сразу сажали в пустую комнату. Мы с ним даже поговорить не успели.
– Видно, дурак твой Вяземский, если пропустил мимо себя такой лакомый кусок, – серьезно сказал мне Пален.
– Не, он не дурак, – заступилась я за штабс-ротмистра, – у него такие доспехи, на солнце блестят, аж слепят. А вот как он ест, я не скажу, не видела, но думаю, лакомый кусок мимо рта не пронесет!
Моя характеристика Вяземского так понравилась Палену, что он хохотал до слез и когда вошел адъютант Афанасьев, вытирал глаза платком. Услужливый молодой человек был так удивлен состоянием своего начальника, что на какой-то миг растерялся, и только сглотнув застрявший в горле комок, доложил:
– Штабс-ротмистр Вяземский к вашему сиятельству!
У меня екнуло сердце. Если сейчас Денис Александрович начнет со мной разговаривать как с дамой, да еще и близкой знакомой, развалится вся придуманная история, и, не исключено, погребет меня под своими обломками. Нужно было что-то предпринимать, но времени придумать чего-нибудь путного у меня не было. Тогда, я решила действовать по обстоятельствам и постараться дать знать Вяземскому, как себя вести.
– Пусть войдет, – убирая платок, приказал граф Пален.
Вяземский вошел и, встав во фронт, собрался представиться по всем правилам артикула, но военный губернатор остановил его взмахом руки и пригласил подойти ближе. Денис Александрович подошел, чеканя шаг, и остался стоять в стойке смирно.
– Здравствуйте, господин штабс-ротмистр, – вежливо поздоровался граф. – Вам знакома эта особа?
Вяземский удивленно на меня посмотрел и, похоже, не сразу признал в новом наряде. В сарафане, да еще и с косой он меня никогда не видел. Переоделась в народное платье я уже при въезде в Петербург. Однако, присмотревшись, узнал и, повернувшись к графу, четко отрапортовал:
– Так точно знаю, ваше сиятельство! Это…
– Точно, они и есть! – перебила я кирасира. – Здравствуйте, барин Денис Лександрович, не признаете, это я, Алевтинка!
– Алевтинка? – растеряно переспросил он, глядя на меня во все глаза. – Но, как же…
Я опять не дала ему договорить и низко поклонилась, коснувшись рукой пола. Вяземский совсем растерялся, видно не зная, что и думать о моем странном поведении. В голове у него произошел полный кавардак, но в какой-то момент он догадался, что я что-то затеяла, и решил остеречься удивляться и быть сдержанным.
– Так вы знаете эту особу? – повторил вопрос Пален.
– Так точно, ваше сиятельство, я сопровождал госпожу Крылову со специально назначенной командой! – четко доложил он, слава богу, не вдаваясь ни в какие подробности.
– Ну, хоть это выяснили, – довольно сказал граф. А вы знаете, за что она арестована?
– Никак нет, ваше сиятельство! – опять четко доложил кирасир.
– Странно, однако. Кто это может знать?
– Думаю, это знал надворный советник Ломакин из департамента полиции, но он скончался в пути от удара.
– Полицейский? – задумчиво повторил он. – Алевтинка мне что-то такое говорила.
Услышав, как фамильярно меня называет граф, бедный Вяземский совсем растерялся и не знал, что думать и, главное, что говорить. Поэтому, на мое счастье, решил только точно отвечать на вопросы.
– А что еще за покойник-немец был с вами? – продолжил допрос граф.
– Простите, ваше сиятельство, я не пойму о ком вы спрашиваете. Никаких покойников-немцев с нами не было.
– Ну, как же, а мне Алевтинка рассказала, что с вами был еще какой-то гладкий молодой человек, немец, по имени Иван Николаевич.
– Так точно, с нами был флигель-адъютант Татищев, но он не умер, а заболел в пути холерой.
– Вот-вот, я и говорила, что был какой-то фигель, – опять вмешалась я в разговор, но теперь Пален не улыбнулся, а досадливо поморщился.
– Так с вами был еще и Татищев? Это меняет дело… Значит, вы не знаете, по какой причине эту особу привезли в Петербург? – опять обратился он к Денису Александровичу.
– Никак нет, ваше сиятельство, не знаю! В пути арестантка вела себя послушно, ни с кем в связи не входила, – четко ответил умница Вяземский.
– Ну что же, штабс-ротмистр, вы мне очень помогли, не смею вас более задерживать. Можете идти в свой полк.
Денис Александрович вытянулся, отдал сановнику честь и вышел из комнаты. Мы с графом опять остались одни.
– Забавно, забавно, – пробормотал он и, не глядя на меня, начал прогуливаться по комнате.
Я поняла, что Пален думает и отвлекать его внимание нельзя, потому скромно затаилась в кресле. Граф опять в мыслях перешел на шведский язык, и что он замышляет, я не знала. Наконец он обратил внимание на меня, и устало улыбнулся:
– Прости, Алевтинка, но отпустить тебя на свободу я пока не могу. Придется вам еще поскучать вдвоем со старухой, как там ее?
– Маланья Никитична, – подсказала я.
– Поживешь покуда со своей Маланьей. А я тем временем о тебе все разузнаю. И, дай бог, все устроится.
– Благодарю вас, ваше сиятельство, – сказала я и опустилась перед ним в реверансе.
Пален удивленно на меня посмотрел, что-то понял, ехидно усмехнулся и позвал секретаря:
– Афанасьев! Проводи госпожу Крылову в ее покои.
– Слушаюсь, ваше сиятельство, – низко поклонился многообещающий молодой человек. – Пожалуйте, madame , – вежливо склонился он передо мной и пропустил впереди себя.

Глава 6

В нашей комнате меня ждала изнывающая от любопытства Маланья Никитична, и лишь я вошла, засыпала вопросами. Я не стала скрытничать и рассказала, что меня допрашивал какой-то «его сиятельство» и я рассказала ему все как на духу.
– А что за сиятельство, – пристала она.
– Не знаю, – покачала я головой, – но очень важный и из себя представительный.
– Звать-то его как? – никак не могла успокоиться старуха.
– Чего не знаю, того не знаю, он мне не назывался, – твердо сказала я. – Только узнала, что помощник, тот, что меня сюда привел по фамилии Афанасьев.
– Не помощник, а секретарь или адъютант. Хоть что-то ты знаешь девонька, – успокоилась она. – Ничего у меня здесь связи большие, все как есть разведаю! Но и как он был? Строг? Кричал? Ногами топал?
– Не-а, сначала пообещал плетями высечь, а потом подобрел, даже смеялся.
– Ну, слава богу, а то я уж вся запереживалась, аж в грудях началось томление. Привыкла я к тебе, дурочке, жалеть стала. Мне ж бог своих детей не дал. Нам, дворцовым, с детями никак нельзя было валандаться. Потому, которых скидывала, а которых родила, тех в люди отдавала. Вот к тебе, видать, как к дочери и привязалась.
Старуха вернулась к привычной теме и начала перечислять своих любовников и сановников, которым вынуждена была уступать по первому требованию.
– У красивой бабы какая судьба? С ней всякому пошалить лестно. Со знатными на балах махаются, а потом простую бабу в постелю требуют. И тебе видать такая будет доля, если муж тебя отсюдава не вытребует, – в который раз учила она меня жизни.
Я, делая вид, что слушаю, привычно кивала головой, соглашаясь с ее дворцовой мудростью. На самом деле прикидывала, что мне может дать или чем грозить явно хорошее отношение всесильного графа. В Алешиной памяти такая фамилия была. Граф Пален, кажется, был замешан в заговоре против Павла I, но никаких подробностей Алеша, а тем более я, не знали.
– Ты если захочешь мужчину ублажить, то всегда делай вид что тебе с ним слаще, чем с другими. Мужчины по уму совсем глупый народ, считай, как малые дети и очень пекутся, чтобы быть во всем первыми. А уж по этому делу так особо гордятся. Ты так всегда и говори, мол, у тебя такой, что и не приведи господи! Мол, лучше и краше я еще не видывала. Он по своей глупости загордится и за то тебе всегда особый презент сделает, – бормотала старуха. – И еще они любят властью и богатством хвалиться. Иным и этого дела не надо, дай рассказать какой он знатный и богатый.
Помню, был такой Полуэкт Никадимыч, мужчинка, надо сказать, незавидный, этакий тьфу – плюнуть и растереть. А на меня так заохотился, что святых выноси. Уж как только не добивался, подарками засыпал, молил, мол, люблю, сил нет. Не дашь, руки на себя наложу. Почитай, в ногах валялся. Ну, я не устояла и уступила. Веришь, даже боялась, что он меня за ночь как кобылу загонит. Невзрачные они бывают ужас какие прыткие, одним словом корявое дерево в корень растет.
А он знаешь, что сделал? – добродушно засмеялась старуха. – Всю-то долгую зимнюю ноченьку рассказывал, какой он большой человек. Начал с титулярного советника, а кончил фельдмаршалом. А уж какие у него дворцы оказались – чище царских! И поместья-то у него лучше, чем у первого вельможи. Крестьянских душ столько, что на всей Руси столько народа нет. А ко мне так даже пальцем не прикоснулся. Вот, а ты говоришь, любовь!
Больше до самого вечера ничего интересного не произошло. Граф Пален не объявлялся, и обо мне никто не вспоминал. А вот утром в нашей комнате оказался зарезанный человек. Обнаружила его моя старуха. Она проснулась раньше меня и только собралась встать, глядит, а посередине комнаты лежит ничком мужчина с ножом в спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38