Каждый удар заставлял его орать от боли, а каждая пауза – орать от ужаса перед следующим ударом. Наконец настала более длительная пауза, и Жан-Пьер начал бормотать, не будучи уверен, что они понимают его:
– О, пожалуйста, не бейте, пожалуйста, больше не бейте, сэр, я сделаю все, что вы хотите, только, пожалуйста, не бейте, нет, не бейте.
– Довольно, – сказал чей-то голос по-французски.
Жан-Пьер открыл глаза и постарался разглядеть сквозь струйки крови, текущие по лицу, своего спасителя, сказавшего «довольно». Это был Анатолий.
Солдаты медленно отпустили Жан-Пьера, и он, обмякший, опустился на пол. Все его тело горело огнем, и каждое движение было мучительно. Казалось, все кости у него переломаны, половые органы отбиты, лицо распухло до гигантских размеров. Он открыл рот, и оттуда потекла кровь. Сглотнув, он произнес разбитыми губами:
– За что? Почему они так?
– Вы знаете, почему, – ответил Анатолий.
Жан-Пьер медленно покачал головой, чувствуя, что сходит с ума.
– Я рисковал для вас жизнью. Я все отдал. За что?
– Вы подстроили ловушку, – сказал Анатолий. – Из-за вас сегодня погиб восемьдесят один человек.
Наверное, рейд не удался, понял Жан-Пьер, и почему-то в этом обвиняют его.
– Нет, – сказал он, – это не я.
– Ожидалось, что когда мы попадем в ловушку, вы будете уже за много миль, – продолжал Анатолий, – но я застиг вас врасплох, заставил сесть в вертолет и прилететь со мной сюда. Поэтому вы здесь, чтобы принять наказание, а оно будет болезненным и очень, очень долгим.
Он повернулся, чтобы уйти.
– Нет, – сказал Жан-Пьер. – Подождите!
Анатолий обернулся к нему.
Жан-Пьер старался говорить связно, невзирая на боль.
– Я приехал сюда. Я рисковал жизнью. Я дал вам информацию о колоннах. Вы напали на колонны. Нанесли куда больший урон, чем гибель восьмидесяти человек. Нелогично, просто нелогично.
Он собирался с силами, чтобы произнести хоть одно законченное предложение.
– Если бы я знал о ловушке, я предупредил бы вас вчера вечером и просил пощады.
– Тогда откуда же они знали, что мы собираемся атаковать селение? – требовательно спросил Анатолий.
– Они, наверное, догадались.
– Каким образом?
Жан-Пьер попытался собраться с мыслями.
– А бомбили Скабун?
– Думаю, нет.
Так вот оно что, понял Жан-Пьер, кто-то обнаружил, что Скабун не бомбили.
– Надо было разбомбить его, – произнес он.
Анатолий задумался.
– Кто-то там имеет хорошую связь.
Это Джейн, подумал Жан-Пьер, и на секунду он почувствовал к ней ненависть. Анатолий сказал:
– А у Эллиса Тейлера есть особые приметы?
Жан-Пьер готов был потерять сознание, но боялся, что его снова начнут бить.
– Да, – сказал он потеряно. – Большой шрам на спине в форме креста.
– Значит, это действительно он, – произнес Анатолий почти шепотом.
– Кто?
– Джон Майкл Райли, тридцати четырех лет, родился в Нью-Джерси, старший сын строителя. Не окончил курс в калифорнийском университете в Беркли, служил капитаном морской пехоты в США. Агент ЦРУ с 1972 года. Семейное положение: разведен один раз, имеет одного ребенка, место жительства семьи строго засекречено.
Он махнул рукой, как бы отмахиваясь от подобных мелких деталей.
– Нет никаких сомнений в том, кто именно сумел перехитрить меня сегодня в Дарге. Он блестящий профессионал, очень опасен. Если бы я мог выбирать, кого захватить из всех агентов западных империалистических держав, я выбрал бы именно его. За последние десять лет он по меньшей мере трижды наносил нам невосполнимый ущерб. В прошлом году в Париже он уничтожил сеть агентов, которая стоила семи или восьми лет кропотливой работы. За год до этого обнаружил агента, которого мы внедрили в секретную службу еще в тысяча девятьсот шестьдесят пятом году – человека, который когда-нибудь мог бы убрать президента. А теперь – теперь здесь.
Жан-Пьер, стоя на коленях на полу и держась за свое разбитое тело, свесил голову и в отчаянии закрыл глаза. Все это время он, выбиваясь из сил, отчаянно боролся против величайших мастеров этой безжалостной игры – малое дитя в логовище львов.
А у него были такие великие надежды! Работая в одиночку, он должен был нанести афганскому Сопротивлению удар, от которого оно никогда бы не оправилось. Он собирался изменить ход истории в данном регионе земного шара. И он отомстил бы самодовольным правителям Запада, он собирался обмануть и привести в смятение истеблишмент, который предал и убил его отца. Но вместо ожидаемого триумфа – поражение. Все было отнято у него в последний момент Эллисом.
Он будто откуда-то издалека услышал голос Анатолия:
– Мы можем быть уверены, что он достиг того, чего хотел, с мятежниками. Подробности нам неизвестны, но главного достаточно: договор о союзе с главарями банд в обмен на американское оружие. Такой договор способен растянуть мятеж на долгие годы. Надо остановить все это, пока оно не началось.
Жан-Пьер открыл глаза и посмотрел на него.
– Как?
– Надо поймать этого человека прежде, чем он доберется до Соединенных Штатов. И тогда никто не узнает, что он достиг соглашения, мятежники никогда не получат оружия, и все провалится.
Жан-Пьер слушал с волнением, несмотря на боль. Неужели все еще есть шанс осуществить свою месть?
– Захват его сможет практически компенсировать потерю Масуда, – продолжал Анатолий, и сердце Жан-Пьера забилось с новой надеждой. – И дело не только в том, что нам удастся нейтрализовать одного из опаснейших агентов империализма. Подумайте только, здесь, в Афганистане, будет захвачен настоящий живой агент ЦРУ. Уже три года американская пропагандистская машина утверждает, что афганские бандиты – это борцы за свободу, которые ведут героическую неравную борьбу с военной мощью Советского Союза, как Давид против Голиафа. А теперь у нас будет доказательство того, что мы всегда говорили – что Масуд и ему подобные – всего лишь прислужники американского империализма. Мы можем отдать Эллиса под суд.
– Но западные газеты будут все отрицать, – возразил Жан-Пьер. – Капиталистическая пресса…
– Кому какое дело до западных газет? Мы хотим повлиять, в первую очередь, на неприсоединившиеся страны, на сомневающихся в странах третьего мира и в особенности – на мусульманские народы.
Значит, все-таки возможно, понял Жан-Пьер, добиться победы, и это будет, к тому же, его личный триумф – ведь именно он дал знать русским о присутствии агента ЦРУ в долине Пяти Львов.
– Теперь, – сказал Анатолий, – где находится Эллис сегодня ночью?
– Он передвигается вместе с Масудом, – ответил Жан-Пьер.
Захватить Эллиса было куда легче на словах, чем на деле, самому Жан-Пьеру понадобился целый год, чтобы обнаружить Масуда.
– Я не вижу, зачем ему оставаться с Масудом, – заметил Анатолий. – У него есть какая-нибудь база?
– Да, формально он проживает в доме одного семейства в Бэнде. Но он редко там появляется.
– Тем не менее, с того места как раз и нужно начать поиски.
Да, конечно, подумал Жан-Пьер. Если Эллис не в Бэнде, кто-нибудь там, наверное, знает, куда он отправился. Кто-нибудь, например, Джейн. Если Анатолий поедет в Бэнду искать Эллиса, он может заодно отыскать и Джейн. Боль, которую чувствовал Жан-Пьер, казалось, стала утихать при мысли, что он сможет отомстить истеблишменту, захватить Эллиса, укравшего его победу, и вдобавок вернуть Джейн и Шанталь.
– А вы возьмете меня с собой в Бэнду? – спросил он.
Анатолий задумался.
– Думаю, да. Вы знаете это селение, вам знакомы местные жители, вы можете оказаться полезным.
Жан-Пьер с трудом поднялся на ноги, стиснув зубы, чтобы не застонать от боли в паху.
– Когда мы поедем?
– Прямо сейчас, – ответил Анатолий.

Глава 14

Эллис спешил, стараясь успеть на поезд, в панике, хотя и сознавал, что все это происходит во сне. Вначале ему никак не удавалось припарковать машину – он сидел за рулем «хонды» Джилл, – потом никак не мог отыскать окошечко билетной кассы. Решив, что сядет на поезд без билета, он начал проталкиваться через густую толпу, заполнявшую огромный вестибюль Центрального вокзала. И тут он вспомнил, что уже и прежде видел этот сон, причем несколько раз, и не так давно, в этих снах ему ни разу не удалось успеть на поезд. Такие сны всегда оставляли в его душе мучительное ощущение, будто все счастье в жизни обошло его стороной, и это уже навсегда, и теперь его охватил ужас от предчувствия, что то же самое должно случиться и теперь. Он стал еще яростнее расталкивать людей, и, наконец, добрался до выхода на перрон. Именно здесь он стоял в прошлый раз, наблюдая, как вдали исчезает хвост поезда, но сегодня поезд еще стоял у перрона. Он побежал вдоль платформы и вскочил в поезд как раз в тот момент, когда тот тронулся.
Охватившая его радость от того, что он успел на поезд, напоминала наркотическое опьянение. Он сел на свое место, и ему вовсе не казалось странным, что он одновременно лежит в спальном мешке вместе с Джейн. За окнами поезда, над долиной Пяти Львов, занимался рассвет.
Грань между сном и реальностью была зыбкой. Поезд постепенно растаял, и остался только спальный мешок, долина, Джейн и ощущение радости. Во время короткой ночи они застегнули молнии на мешке и теперь лежали вплотную друг к другу, почти не в состоянии пошевелиться. Эллис чувствовал ее теплое дыхание на своей шее и тяжесть ее увеличившейся груди на боку. Он чувствовал телом острые сгибы ее суставов – таза, колен, локтя, щиколотки, но это было приятно. Насколько он помнил, они всегда спали, тесно прижавшись друг к другу. Старинная кровать в ее парижской квартире была все равно слишком узка, чтобы лечь свободно. Его кровать была шире, но и на ней они спали, тесно переплетаясь телами. Джейн всегда утверждала, что ночью он к ней приставал, но сам он этого по утрам никогда не помнил.
Уже давно не бывало такого, чтобы он проспал рядом с женщиной целую ночь. Он пытался вспомнить, с кем же это было в последний раз, и вдруг понял, что это было с Джейн, те, кого он приводил к себе в Вашингтоне, никогда не оставались до завтрака.
Джейн была последней и единственной, с кем у него был не скованный никакими запретами секс. Перебрав в памяти все, что они делали вчера ночью, он почувствовал, что у него началась эрекция. Казалось, с ней он мог снова возбуждаться сколько угодно раз. Бывало, в Париже они проводили в постели весь день, вставая только для того, чтобы порыться в холодильнике или открыть бутылку вина, и он кончал пять или шесть раз, а она вообще теряла счет своим оргазмам. Он никогда не воображал себя сексуальным чемпионом, и последующий опыт показал, что он прав в такой оценке, что он неутомим только с ней. Она высвобождала в нем то, что было сковано в присутствии других женщин боязнью, чувством вины или чем-то еще. Так на него никто никогда не действовал, хотя однажды он уже пережил нечто близкое к этому, с той вьетнамкой, с которой в 1970 году у него был короткий обреченный роман.
Очевидно, он никогда не переставал любить Джейн. В течение последнего года он выполнял обычную работу, встречался с женщинами, навещал Петал, ходил в супермаркет – и все это как актер, играющий роль, делая вид, что это и есть его истинная натура, но в глубине души понимая, что это не так. Он вечно тосковал бы о ней, если бы не приехал в Афганистан.
Как часто он бывал слеп в отношении самых важных обстоятельств своей жизни. Тогда, в 1968 году, он не понимал, что готов сражаться за свою страну, не понимал, что не хочет жениться на Джилл, во Вьетнаме не понимал, что является противником ведущейся там войны. Каждое из этих открытий было потрясением, которое переворачивало всю его жизнь. Самообман не всегда плох, думал он, как бы он иначе выжил, не обманывая себя, в той войне, и что бы делал, если бы не попал в Афганистан – продолжал бы убеждать себя в том, что Джейн ему не нужна?
«А сейчас – принадлежит ли она мне?» – подумал он. Она не сказала почти ничего – только «я люблю тебя, милый, спи сладко», – услышанное им как раз в тот момент, когда он засыпал. Это показалось ему самым приятным, что он когда-либо слышал.
– Чему ты улыбаешься?
Открыв глаза, он посмотрел на нее.
– Я думал, ты спишь, – ответил он.
– Я наблюдала за тобой. Ты выглядишь таким счастливым.
– Да. – Он глубоко вдохнул холодный утренний воздух и приподнялся на локте, озирая расстилающуюся внизу долину. Поля казались почти бесцветными в рассветных сумерках, а небо было жемчужно-серым. Он был готов сказать ей о причине своего счастья, но вдруг услыхал слабый дребезжащий звук и напряженно прислушался.
– Ты что? – спросила она.
Он прижал палец к ее губам. Через мгновение она тоже услышала этот звук. Он быстро нарастал, и вскоре стало безошибочно ясно: это вертолеты. У Эллиса возникло предчувствие катастрофы.
– О, черт! – сказал он с чувством.
Вертолеты показались над их головами, появившись из-за гор, три горбатых «хайнда», наполненные оружием, как бы ощетинившиеся, и один большой транспортный «хип».
– Спрячь голову, – резко приказал Эллис. Спальный мешок был пыльно-коричневого цвета и ничем не выделялся на фоне окружающей почвы; если они останутся в своем укрытии, их, скорее всего, не заметят с воздуха. Партизаны использовали ту же уловку, когда прятались от воздушных разведчиков, – накрываясь своими одеялами «патту» цвета грязи, с которыми в походе не расставались.
Джейн зарылась вглубь спального мешка. В верхнем конце мешка был большой чехол, куда можно было засунуть подушку, но сейчас он был пуст. Накинув чехол на голову, они могли полностью скрыться из виду. Эллис, тесно прижавшись к Джейн и наполовину закрыв ее собственным телом, накинул на них обоих край чехла. Теперь они практически сливались с землей.
Они лежали на животе, почти друг на друге, и смотрели вниз, на деревню. Вертолеты, судя по всему, снижались.
Джейн сказала:
– Слушай, но они ведь не собираются приземлиться здесь?
Эллис медленно проговорил:
– Думаю, именно это они и собираются сделать.
Джейн начала было подниматься со словами:
– Мне надо идти вниз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51