Нет, единственным человеком, у которого возникнут сомнения, будет Джейн. Но что она сможет сделать?
Уверенности у него не было. Джейн была сильным противником, когда за ней стоял Эллис, но не в одиночку. Может, Жан-Пьеру удастся убедить ее остаться в долине еще на год, он может обещать не выдавать конвои, затем найти способ возобновить связь с Анатолием и просто ждать возможности выдать Масуда русским.
В два часа он встал и дал Шанталь ее бутылочку, затем снова лег. Заснуть он даже и не пытался. Он был слишком встревожен и напуган. Лежа в ожидании восхода солнца, он думал обо всем, что может помешать его намерению: Эллис может отказаться от лечения, он, Жан-Пьер, может ошибиться в дозировке, у Эллиса может быть простая царапина, и он будет нормально ходить, может быть, Эллис с Масудом уже ушли из Астаны.
Сон Джейн был неспокойный, ее тревожили сновидения. Она то и дело ворочалась рядом с ним, иногда что-то бормоча. И только Шанталь спала спокойно.
Незадолго до рассвета Жан-Пьер встал, зажег огонь и пошел к реке купаться. Когда он вернулся, гонец сидел у них во дворе, пил приготовленный Фарой чай и закусывал остатками вчерашнего хлеба. Жан-Пьер выпил чая, но есть ничего не мог.
Джейн на крыше кормила Шанталь. Жан-Пьер поднялся на крышу и поцеловал обеих на прощание. Каждый раз, касаясь Джейн, он вспоминал, как ударил ее, и содрогался от стыда. Она, казалось, простила его, но он сам не мог себя простить.
Он повел свою старую кобылу через селение и дальше, вниз к реке, затем, шагая рядом с гонцом Масуда, он направился вниз по течению. Отсюда до Астаны лежала дорога, или то, что ее заменяло в долине Пяти Львов – полоска каменистой почвы шириной восемьдесят футов, подходящая для деревянных повозок или армейских «джипов». Обычная машина сломалась бы здесь за несколько минут. Долина представляла собой череду узких скалистых расщелин, которые порой расширялись, переходя в небольшие долины с возделанными землями, длиной в одну-две мили, а шириной меньше мили, где жители наскребали на жизнь из скупой земли тяжелым трудом и хитроумной системой орошения. Дорога была достаточно хороша, чтобы Жан-Пьер мог ехать верхом на тех участках, где она шла вниз. Лошадь не в состоянии была нести седока в гору. Возможно, когда-то долина была благодатным краем, думал он, едучи верхом к югу в ярком утреннем свете. Орошаемая рекой Пяти Львов, защищенная высокими горами, организованная в соответствии с древними традициями, и покой ее никем не нарушался, за исключением нескольких торговцев маслом из Нуристана и случайным торговцем ленточек из Кабула. Она должна была бы находиться еще в средних веках. Сейчас же на нее злобно обрушился двадцатый век. Почти каждое селение пострадало от бомбежек, где была разрушена водяная мельница, где пастбище обезображено воронками, где древний деревянный акведук разнесен в щепки, где камерно-известняковый мост превращен в ряд камней, торчащих из пенного потока реки. Последствие всего этого для экономического состояния долины было очевидно внимательному взгляду Жан-Пьера. Вот этот дом был мясной лавкой, но деревянный брус перед фасадом был пуст. Вот та полоса сорняков когда-то была огородом, но его владелец бежал в Пакистан. Вот тут был сад, и теперь его фрукты гнили на земле, вместо того, чтобы высушиваться на крыше, готовые к хранению во время долгой холодной зимы, женщина и дети, которые прежде ухаживали за садом, погибли, а муж был в партизанах. Вот та куча глины и камней когда-то была мечетью, и жители селения решили не восстанавливать ее, потому что ее наверняка снова разбомбят; все эти тщетные усилия и разрушения случились из-за того, что люди вроде Масуда пытались воспрепятствовать ходу истории и одурачивали невежественных крестьян, чтобы те им помогали. Если убрать Масуда, все это кончится, всему этому придет конец.
Если убрать Эллиса, Жан-Пьер сможет заняться Масудом.
Когда они к полудню приблизились к Астане, он думал, будет ли трудно сделать этот укол. Сама мысль о том, чтобы убить своего пациента, была настолько чудовищной, что он сам не знал, как отреагирует на все это. Конечно, он видел, как пациенты умирают, но даже тогда он был полон сожаления, что не в состоянии спасти их. Когда Эллис, беспомощный, будет лежать перед ним, а у него в руке будет шприц, будут ли его мучить сомнения, как Макбета, или дрожь сомнения, как Раскольникова в «Преступлении и наказании»?
Они прошли через Сангану, где было кладбище и песчаный пляж, затем по дороге вокруг поворота реки. Впереди были поля и группа домиков выше на склоне. Через минуту-другую по полям к ним приблизился мальчик одиннадцати-двенадцати лет и повел не в селение на горе, а к большому дому на краю поля.
Но все равно Жан-Пьер не испытывал ни сомнений, ни колебаний, лишь тревожное ожидание, будто через час ему предстоял важный экзамен.
Он снял сумку с медикаментами с лошади, отдал поводья мальчику и вошел во двор фермерского дома.
Там было около двадцати партизан, рассеянных по двору, сидящих на корточках, глядя в пространство и ожидая с первобытным терпением, свойственным местным жителям. Оглядевшись, Жан-Пьер увидел, что Масуда здесь не было, но зато были двое его ближайших помощников. Эллис лежал в тени в углу двора на одеяле.
Жан-Пьер опустился на колени рядом с ним. Эллис, несомненно, страдал. Засевшая пуля причиняла боль. Он лежал на животе. Его лицо было напряжено, зубы сжаты. Он был бледен, а на лбу выступил пот, дыхание было хриплым.
– Больно? – спросил Жан-Пьер по-английски.
– Еще бы! – и Эллис выругался сквозь зубы.
Жан-Пьер отвернул простыню. Партизаны разрезали его одежду и наложили на рану подобие повязки. Жан-Пьер снял повязку. Он сразу увидел, что рана несерьезна. Эллис потерял много крови, и пуля, все еще сидевшая в мышце, причиняла адскую боль, но она располагалась далеко от костей или крупных кровеносных сосудов – она заживет быстро.
«Нет, – напомнил себе Жан-Пьер, – она вообще не заживет».
– Вначале я введу вам кое-что для облегчения боли, – сказал он.
– Да, пожалуйста, – лихорадочно проговорил Эллис.
Жан-Пьер отодвинул вверх одеяло. На спине у Эллиса был огромный шрам в форме креста. Жан-Пьер удивился, откуда он мог появиться.
«Я никогда этого не узнаю», – подумал он.
Он открыл свою медицинскую сумку. «Теперь я собираюсь убить Эллиса, – подумал он. – Я никогда еще никого не убивал, даже случайно. Что это такое – стать убийцей? Люди делают это каждый день во всем мире, мужчины убивают жен, женщины – своих детей, убийцы – политиков, грабители – хозяев дома, палачи – убийц». Достав большой шприц, он начал набирать в него дигитоксин, препарат находился в маленьких ампулах, и ему пришлось опорожнить четыре ампулы, чтобы получить летальную дозу.
Как это будет – видеть, как Эллис умирает? Первым действием препарата будет учащение сердечного ритма. Эллис это почувствует, и это вызовет у него тревогу и дискомфорт. Потом, по мере того, как яд будет действовать, у него начнется аритмия, одно мелкое сокращение после каждого нормального. Тогда он почувствует себя очень плохо. Наконец, сердечный ритм полностью нарушится, верхние и нижние камеры сердца будут сокращаться независимо друг от друга, и Эллис умрет в агонии и ужасе. Что я буду делать, подумал Жан-Пьер, когда он будет кричать от боли, прося меня, доктора, помочь ему? Позволю ли я ему понять, что я хочу его смерти? Догадается ли он, что я убил его? Буду ли я говорить успокоительные слова в своей лучшей манере разговора с больным, и буду стараться облегчить его уход из жизни? Постарайтесь расслабиться, это обычный эффект болеутоляющего препарата, все будет хорошо.
Шприц был готов. «Я могу это сделать, – понял Жан-Пьер, – Я могу убить его. Просто я не знаю, что случиться со мной самим после этого».
Он обнажил плечо Эллиса, под влиянием привычки протер место будущей инъекции спиртом.
В это мгновение появился Масуд.
Жан-Пьер не слышал, как он приблизился, поэтому ему показалось, что он явился ниоткуда и заставил Жан-Пьера вздрогнуть от неожиданности. Масуд положил руку на его руку.
– Я напугал вас, мосье доктор, – сказал он. Он опустился на колени возле головы Эллиса.
– Я обдумал предложение американского правительства, – сказал он Эллису по-французски.
Жан-Пьер опустился на колени на месте, застыв в таком положении со шприцем, зажатым в правой руке. Какое предложение? О чем это, черт возьми? Масуд говорил открыто, как будто Жан-Пьер был одним из его товарищей – и это так и было, в некотором смысле, – но Эллис… Эллис может предложить, чтобы они говорили наедине.
Эллис приподнялся на локте с усилием. Жан-Пьер затаил дыхание. Но Эллис сказал:
– Продолжайте.
«Он слишком измучен, – подумал Жан-Пьер, – и слишком страдает от боли, чтобы думать о сложных мерах предосторожности, и, кроме того, у него не больше причин подозревать меня, чем у Масуда».
– Это хорошо, – говорил тем временем Масуд. – Но я спрашивал себя, как я собираюсь выполнить свою часть сделки.
«Разумеется! – подумал Жан-Пьер. – Американцы не стали бы посылать сюда одного из лучших агентов ЦРУ лишь для того, чтобы научить кучку партизан взрывать мосты и туннели. Эллис появился, чтобы заключить договор!».
Масуд продолжал:
– Суть плана состоит в том, чтобы обучить кадры из других зон, и это необходимо объяснить другим командирам. Это будет непросто. Они отнесутся с подозрением – особенно, если я представлю им это предложение. Думаю, что именно вы должны рассказать им об этом, и сказать им о предложениях вашего правительства.
Жан-Пьер был захвачен разговором. План обучения кадров из других зон! Что за черт был в этой идее? Эллис говорил с некоторым трудом.
– Я буду рад сделать это. Это всех их объединит.
– Да. – Масуд улыбнулся. – Я созову совещание всех командиров сопротивления, которое состоится здесь, в долине Пяти Львов, в селении Дарг, через восемь дней. Я разошлю гонцов сегодня же, с сообщением, что здесь находится представитель правительства Соединенных Штатов для обсуждения поставок оружия.
Совещание! Поставки оружия! Суть сделки становилась ясна Жан-Пьеру. Но что ему делать с этим?
– А они придут? – спросил Эллис.
– Многие придут, – ответил Масуд. – Наши товарищи из западных пустынь не придут – это слишком далеко, и они нас не знают.
– А как насчет тех, кого мы особенно хотим видеть – Камила и Азизи?
Масуд пожал плечами.
– Все в божьих руках.
Жан-Пьер дрожал от волнения. Это будет самым важным событием в истории афганского сопротивления.
Эллис возился в своей сумке, которая была на земле возле его головы.
– Может я смогу помочь вам убедить Камила и Азизи, – говорил он. Он вытащил из сумки два маленьких свертка и открыл один из них. Он содержал плоский прямоугольный кусок желтого металла.
– Золото, – сказал Эллис. – Каждый из слитков стоит около пяти тысяч долларов.
Это было целое состояние: пять тысяч долларов превышали двухлетний доход среднего афганца. Масуд взял слиток и повертел в руке.
– Что это? – спросил он, указывая на фигуру, выдавленную в середине прямоугольника.
– Печать президента Соединенных Штатов, – сказал Эллис.
Мудрый ход, подумал Жан-Пьер. Как раз то, что нужно, чтобы произвести впечатление на племенных вождей и одновременно вызвать у них непреодолимое любопытство встретиться с Эллисом.
Масуд кивнул.
– Думаю, что они придут.
Можешь поставить на карту свою жизнь, что они придут, подумал Жан-Пьер.
И вдруг он точно понял, что ему надо делать. Масуд, Камил и Азизи, три крупнейших руководителя сопротивления, соберутся в селении Дарг через восемь дней.
Ему надо сообщить об этом Анатолию.
И тогда Анатолий сможет их всех убить.
«Вот оно, – подумал Жан-Пьер, – этого момента я все время ждал, со дня прихода в долину. Масуд попался – и с ним двое других командиров восставших. Но как я сообщу об этом Анатолию? Должен быть какой-то способ».
– Встреча глав, – говорил тем временем Масуд, он улыбнулся с оттенком гордости. – Это будет хорошее начало для рождения нового единства сил сопротивления, правда?
«Или это, – подумал Жан-Пьер, – или начало конца». Он опустил руку, направив иглу в землю, и нажал на поршень шприца, выливая его содержимое. Он видел, как яд впитывался в пыльную почву. Новое начало или начало конца.
Жан-Пьер ввел Эллису антисептик, удалил пулю, очистил рану, наложил новую повязку и ввел ему антибиотик, чтобы препятствовать развитию инфекции. После этого он занялся двумя партизанами, у которых были небольшие раны после вчерашней схватки. К тому времени по селению разнеслась весть, что появился доктор, и во дворе фермы собралась небольшая кучка пациентов. Жан-Пьер назначил лечение грудному ребенку с бронхитом, помог в трех случаях неопасных инфекций и мулле с глистами. После этого он пообедал. Ближе к вечеру он упаковал свою сумку и взобрался на Мэгги, готовый отправиться домой.
Он оставил Эллиса. Эллису будет гораздо лучше остаться на несколько дней там, где он был – рана заживет быстрее, если он не будет двигаться. Теперь, наоборот, Жан-Пьер волновался о том, чтобы Эллис оставался в добром здравии, потому что если он умрет, совещание не состоится.
Возвращаясь на старой кобыле вверх по долине, он продумывал различные способы связаться с Анатолием. Конечно, он мог бы просто повернуть лошадь и отправиться ниже по долине в Роху, и выдать себя русским. Если они не застрелят его, едва завидев, он увидит Анатолия без промедления. Но тогда Джейн будет знать, куда он отправился, и скажет Эллису, а Эллис изменит время и место встречи.
Ему надо найти способ послать письмо Анатолию. Но кто передаст его?
Разные люди то и дело проходили через долину, направляясь в Чарикар, город, занятый русскими, расположенный в шестидесяти-семидесяти милях на равнине, или в Кабул, столицу, в сотне миль отсюда. Среди путников были молочные фермеры из Нуристана с маслом и сыром, путешествующие торговцы, продающие горшки, кастрюли и сковородки, пастухи, перегоняющие на рынок небольшие отары овец с жирными курдюками, и семьи кочевников, направляющиеся по своим таинственным кочевым делам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51