https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/Sunerzha/
Я хотел тихонько поцеловать Анну в щеку. Но она пошевелилась, негромко простонала и повернулась на другой бок. И я не стал ее целовать.
Я спустился вниз и положил акции в портфель.
Сошедший с рельсов. 14
Я встретился с Лусиндой у фонтана на пересечении Пятьдесят первой и Шестой улиц.
Я позвонил ей и рассказал, что хочет от меня Васкес. Она, помолчав, предложила встретиться в этом месте.
Отсидев минут десять на бортике фонтана, я увидел, как она переходит Пятьдесят первую улицу.
Я нагнулся, чтобы встать, и тут заметил рядом с Лусиндой мужчину. Она шла по направлению ко мне. Я на мгновение замер, не зная, то ли сказать «привет», то ли промолчать. В итоге я снова опустился на бортик – решил не высовываться. А Лусинда прошла мимо, не взглянув в мою сторону.
Мужчина в синем костюме и хорошо начищенных ботинках имел весьма респектабельный вид. Лет пятидесяти, волосы только начали редеть, губы поджаты. Лусинда выглядела почти как всегда. Я бы сказал, великолепно. Если бы не круги под глазами. Не такие, как у меня, вроде черных полумесяцев, но тем не менее заметные, будто она, несмотря на две таблетки валиума и стакан вина, полночи провертелась на постели без сна.
Лусинда что-то говорила мужчине, но я ее не слышал: слова терялись в городском шуме – сигналах машин, звонках велосипедов, громкой музыке и урчании моторов автобусов.
Они свернули в боковую улочку. Меня окружала обычная нью-йоркская толпа – озирались любопытные туристы, курильщики с откровенной безнадежностью выпускали изо рта дым, и очередной странный уличный тип что-то тихо бормотал.
Я глазел на украшенный к Рождеству киноконцертный зал «Рэдио-Сити». «Зрелищное рождественское шоу». Вот и святое пригодилось для балагана. Санта-Клаус звонил в двери и кричал: «Всем счастливого Рождества!» А у фонтана было холодно и сыро.
Я ждал пять минут, десять.
Наконец появилась Лусинда. Она выскочила из-за угла и направилась прямиком ко мне. Все-таки заметила.
– Спасибо.
– За что? – удивился я.
– За то, что не поздоровался. Это был мой муж.
Это был ее муж! Игрок в гольф. Человек, который не должен ничего знать.
– О!
– Неожиданно нагрянул на работу с цветами. И настоял на том, чтобы взять такси и довезти меня до центра. Извини.
– Все в порядке. Ты как?
– Прекрасно. Лучше не бывает. – Тон подразумевал, что я задал идиотский вопрос, вроде тех, которыми тележурналисты донимают уцелевших в ужасных катастрофах и потерявших близких людей. – Он больше не звонил?
– С тех пор, как потребовал десять тысяч долларов, нет.
– И что дальше? Ты намерен дать ему деньги?
– Да.
Она потупилась:
– Спасибо.
– Не за что. Не о чем и говорить.
Я и в самом деле не хотел об этом говорить. Потому стоило произнести слово, и то, что пока мерещилось, приобретало конкретные очертания.
– У меня с собой тысяча долларов, – сказала Лусинда. – Небольшая сумма, но о ней не знает муж. Возьми. – Она полезла в сумочку.
– Все в порядке. Забудь, – отказался я.
– Бери, – велела Лусинда, словно хотела расплатиться за свои сладости и содовую, а я по старомодности возражал.
– Обойдусь.
Лусинда сунула деньги мне в руку, я еще поломался, сдался и положил десять сотенных бумажек в карман.
– Как ты думаешь, он на этом успокоится? – поинтересовалась она.
Это был существенный вопрос. Я пожал плечами:
– Не знаю, Лусинда.
Она кивнула и вздохнула:
– А если не остановится? Если будет снова требовать деньги? Что тогда?
– Тоже не знаю, – ответил я и подумал: «Тогда нам конец, Лусинда».
– Чарлз, как это могло случиться? – Она спросила так тихо, что я с трудом разобрал. – Как? Иногда мне кажется, что я это все увидела во сне. Невероятно… Чтобы не с кем-нибудь, а с нами… С нами!
Ее глаза увлажнились, и она коснулась их платком, а я вспомнил: глаза Лусинды в то утро в поезде я заметил сразу после того, как полюбовался бедром. Увидел в них нежность и сказал себе: «Да, это именно то, что мне теперь нужно».
– Наверное, так и надо, – ответил я. – Вспоминать о том, что случилось, как о дурном сне.
– Но это был не сон. Как глупо!
– Да. Очень глупо.
– Это его убьет.
Теперь она говорила о муже. Снова о муже. Если он узнает.
– Он убьет меня.
– Не бойся, не узнает.
Мы влипли вместе, мы были заодно, и я ее подбадривал. Мы могли обманывать супругов, но не друг друга.
– Что ты сказал жене? Насчет носа.
– Упал.
– Ну да, конечно. – Она произнесла это таким тоном, словно сама придумала версию.
– Слушай, вот что я хочу тебе сказать… – начал я и замолчал.
А что я хотел ей сказать? Наверное, что опозорился, именно опозорился, но впредь постараюсь ее не подвести.
– Да?
– Я должен был его остановить.
– Да.
– Я пытался, но не сумел.
– У него был пистолет.
Да, у него был пистолет. Иногда он целился в меня, иногда нет. Когда насиловал Лусинду, не целился. Оружие лежало на полу футах в трех от меня – вот в чем проблема.
– Забудь, – сказала она, но я прекрасно понял: на уме у нее было совсем другое. Она считала, что я должен был что-то предпринять, спасти ее.
Я вспомнил, как защитил ее в баре и как она после этого благодарно меня поцеловала. Но одно дело нагловатый хам, совершенно иное – вооруженный насильник.
– Думаю, пора закругляться, Чарлз, – сказала Лусинда. – До свидания.
* * *
– Пока доволен? – спросил Дэвид Френкел.
– Что?
– Доволен работой?
Мы приступили к съемкам ролика про аспирин. В «Астории». Студия «Силверкап».
– Да. Все в порядке.
– Ничего не скажешь, Коринт – старый профи.
Меня так и подмывало ответить, что он просто старый. Роберт Коринт был назначен директором рекламы аспирина. Лысеющий коротышка с глупым хвостиком волос под загорелой плешью. Коринт будто кричал: «Пусть я подвержен действию времени, но я все еще крутой, крутой. Учтите!» Мы делали двадцать второй дубль.
– Кто занимается музыкой? – спросил я.
– Музыкой?
– Ну да. Кто пишет саунд-трек?
– Музыкальная студия «Ти энд ди».
– Никогда о такой не слышал.
– Очень хорошая.
– Допустим.
– Они делали все фонограммы для моих работ.
– Отлично.
– Они тебе понравятся. Хотя бы тем, что всегда назначают приемлемую цену.
Я уже собирался спросить, почему он постоянно надо мной подсмеивается. Но в это время подошла Мэри Уидгер и шепнула мне в ухо:
– Чарлз, можно перекинуться с вами словечком?
– Разумеется.
– Мистер Дабен считает, что бутылочку с аспирином нужно поместить выше.
Мистер Дабен являлся заказчиком. Его первыми словами, обращенными ко мне, были: «Значит, это вы моя новая жертва! Уж попью я вашей кровушки». «Ради Бога, – ответил я. – У меня нулевая группа». «Годится», – рассмеялся он.
– Что значит выше? – не понял я.
– Выше в кадре, – уточнила Мэри.
– В таком случае, Дэвид, не могли бы вы попросить Роберта поднять бутылочку чуть выше?
– Непременно, – отозвался он. – Я на то и существую.
Ближе к середине дня, где-то между сорок восьмым и сорок девятым дублем, меня зажал в углу Том Муни:
– Привет, приятель.
У него не было никаких оснований считаться моим приятелем. Том Муни представлял Объединение производителей рекламы. Его modus operandi Способ действия (лат.).
заключался в том, чтобы занудством вытягивать у потенциального клиента заказ на рекламу. И надо сказать, он вполне в этом преуспевал.
– Ты как, Том? – спросил я.
– Я-то хорошо. Вопрос в том, как ты. – Он окинул взглядом мое лицо.
– Упал, – в сотый раз объяснил я.
– Я не про то – я про работу.
Том прекрасно знал, как у меня дела. Например, он был в курсе, что недавно я занимался очень престижным, денежным проектом, а теперь вожусь вот с аспирином. Знал, потому что мир рекламщиков тесен и новости распространяются со скоростью молнии. Тем более плохие новости.
– Замечательно, – соврал я.
Том спросил, получил ли я его рождественскую открытку.
– Нет.
– А я посылал.
– Не пришла.
– Неужели?
– Уверяю тебя.
– В таком случае прими мои поздравления сейчас. Подарок за мной.
– Никаких подарков, Том.
– Не глупи, дурачок. У дядюшки Тома всегда найдется подарок для соратника.
– Кепка с эмблемой объединения? Спасибо, я уже получал.
– При чем здесь кепка? – возмутился Том. – Я разве что-нибудь говорил о кепке?
– Майкой меня тоже осчастливил.
– Слушай, ты наш клиент или нет?
– Клиент.
– Тогда считай меня Санта-Клаусом.
– Ты не похож на Санта-Клауса, – хмыкнул я.
Прилизанные, лоснящиеся волосы, энергичная жестикуляция – он скорее напоминал напичканного амфетамином Пэта Райли, чем рождественского святого.
– Откуда ты знаешь? Ты что, видел Санта-Клауса?
Когда Анна была маленькой, лет пяти с половиной, она спросила меня, как Санта-Клаус попал в «Тойз-эр-ас» «Тойз-эр-ас» («Toys R. Us») – компания с центром в городе Парамус. Владеет сетью магазинов игрушек и детской одежды. Торговым символом является жираф Джоффри.
, если он живет на Северном полюсе. Я по небрежности забыл снять с игрушечного пони ярлык магазина.
– Рад познакомиться, Санта.
– И что же малышка Чарли хочет на Рождество?
Я бы перечислил, но ему на хватит дня выслушать.
– Ничего. У меня все есть.
– Ты снимаешь ролик со мной? Так?
– Так.
– Работаешь с Френкелом? Так?
– Так.
– Спроси у него, что он получил на Рождество.
Что он имел в виду?
– Все, что мне надо на Рождество, Том, – это хорошая должность.
– Тогда почему бы не попользоваться нами?
Я не рассмеялся, и он добавил:
– Шучу.
* * *
В тот вечер мне домой позвонил Васкес и назначил встречу в «Алфабет-Сити» на углу Восьмой улицы и авеню Си.
Сошедший с рельсов. 15
Этот район называют «Алфабет-Сити», потому что он расположен между авеню Эй и Ди в Южном Манхэттене. Некогда здесь орудовали испанские банды, а потом сюда хлынул артистический люд, и место стало одновременно опасным и модным. Винные погребки соседствуют с художественными галереями; мексиканские лепешки предлагают рядом с поделками народного промысла.
В последний раз я был в «Алфабет-Сити» лет в двадцать. Тогда мы всемером в поисках развлечений набились в одно такси, долго катались, пока не высадились на Манхэттене. Не припомню, чем кончился тот вечер.
Сегодня я явился сюда не ради развлечений.
Я пришел к Васкесу.
Трубку подняла Диана.
– Как поживаете, миссис Шайн? – спросил он.
Подзывая меня, жена выглядела слегка озадаченной.
– Деловой разговор, – объяснил я жене.
Васкес спросил, набрал ли я денег.
– Да.
Еще он спросил, по-прежнему ли я пай-мальчик (перевод: не обращался ли я в полицию).
– Не обращался.
Тогда он назначил мне встречу в «Алфабет-Сити».
Когда Диана вышла из комнаты, я сказал ему:
– Десять тысяч, и все, ни цента больше.
Васкес ответил:
– Конечно. Мы же договорились, братан.
* * *
Угол авеню Си и Восьмой улицы в одиннадцать утра представлял типичную картину: пять латиноамериканских детей мучаются дурью, забравшись на тент пикапа, а неподалеку уличный художник переминается с ноги на ногу около объявления с предложением сделать татуировку хной. И никакого Васкеса.
Внезапно на меня налетел черный:
– Какого хрена? Ты что не видишь, куда прешь?
Я, естественно, никуда не пер, а просто стоял, но счел за благо извиниться.
– Говоришь, извини?
Он был тяжелее меня, весом чуть не со спортивную тачку.
– Да.
– А если одного «извини» недостаточно?
– Послушайте, я вас не заметил.
Крепыш рассмеялся:
– Все в порядке. Ты ведь Чарлз?
Он знал мое имя. Негр, который обвинил меня в том, что я на него налетел, знал мое имя.
– Чарлз? – повторил он. – Так?
– Вы кто?
– Вопросы задаю я. Так ты Чарлз или не Чарлз?
– Да, я Чарлз.
– Тебя зовут Чаком? Если бы ты был из наших, тебя бы так и звали.
– Нет.
«Чак, Чак – мудак, болван и задолбанный банан». Помнится, эта песенка жутко веселила соседских мальчишек, когда мне было восемь.
– Где Васкес? – спросил я.
– Я отведу тебя к нему. Иначе какого хрена я сюда притащился?
Я вовсе не хотел, чтобы меня куда-то вели.
– Давайте лучше я отдам вам деньги и…
– Я не собираюсь ничего брать, – перебил меня негр. – Давай немножко прогуляемся.
– Далеко?
– Далеко-далеко, – подхватил он. – По улице.
И пошел вперед, но при этом оглядывался, чтобы удостовериться, держусь ли я за ним, а я вспомнил, что так мы гуляли с Анной, когда она была маленькой: вместе, но как будто врозь, и я постоянно следил, чтобы она не свернула в опасную сторону. Сейчас я плелся в опасную сторону. Мы миновали проулок между двумя подновленными зданиями, мой провожатый остановился и дождался меня. А потом вознамерился тащить в узкий проход. Я уперся, тогда он сжал мою руку так, что чуть не сломал кость, и я сдался.
Он прижал меня к стене. «Обычное дело в темных переулках, – подумал я. – Бьют, режут, грабят. Иногда в гостиничных номерах, но чаще в таких гиблых местах». Я приготовился к неизбежному: чему-то очень быстрому, жестокому, смертельному.
Но побоев не последовало.
– Ну-ка давай проверим, – сказал негр и стал ощупывать меня по рукам, ногам, груди, спине – всего вдоль и поперек. – Гребаных проводов вроде нет. Это хорошо, Чарлз.
– Я же ему сказал, что не пойду в полицию.
– Да. Он тебе верит.
– Послушайте, мне надо возвращаться. – Я услышал панику в собственном голосе и попытался хоть на дюйм оторваться от стены.
– Пошли, – проговорил он. – Давай сюда.
Я уже однажды «дал», когда уселся в вагоне напротив Лусинды. И потом «дал» – пожалуй, чересчур, – когда повел ее в отель «Фэрфакс». А теперь мне снова велят «давать», хотя сам я мечтаю об одном – вернуться в то место, которое называется «вчера».
Я перешел за своим провожатым на другую сторону мостовой. Мы оставили позади квартал, где пахло кислой капустой и гелем для волос, и салон татуировок на голове. Провожатый нырнул налево – в подъезд частично отремонтированного дома.
Нажал на звонок, усек ответный сигнал и открыл передо мной дверь с исцарапанным стеклом:
– Давай сюда.
Снова «давай». В последние дни я только и делал, что получал приказы, словно рекрут в морально разложившейся армии. Я понимал, что с каждым шагом все глубже проникаю на вражескую территорию, но не имел возможности бежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Я спустился вниз и положил акции в портфель.
Сошедший с рельсов. 14
Я встретился с Лусиндой у фонтана на пересечении Пятьдесят первой и Шестой улиц.
Я позвонил ей и рассказал, что хочет от меня Васкес. Она, помолчав, предложила встретиться в этом месте.
Отсидев минут десять на бортике фонтана, я увидел, как она переходит Пятьдесят первую улицу.
Я нагнулся, чтобы встать, и тут заметил рядом с Лусиндой мужчину. Она шла по направлению ко мне. Я на мгновение замер, не зная, то ли сказать «привет», то ли промолчать. В итоге я снова опустился на бортик – решил не высовываться. А Лусинда прошла мимо, не взглянув в мою сторону.
Мужчина в синем костюме и хорошо начищенных ботинках имел весьма респектабельный вид. Лет пятидесяти, волосы только начали редеть, губы поджаты. Лусинда выглядела почти как всегда. Я бы сказал, великолепно. Если бы не круги под глазами. Не такие, как у меня, вроде черных полумесяцев, но тем не менее заметные, будто она, несмотря на две таблетки валиума и стакан вина, полночи провертелась на постели без сна.
Лусинда что-то говорила мужчине, но я ее не слышал: слова терялись в городском шуме – сигналах машин, звонках велосипедов, громкой музыке и урчании моторов автобусов.
Они свернули в боковую улочку. Меня окружала обычная нью-йоркская толпа – озирались любопытные туристы, курильщики с откровенной безнадежностью выпускали изо рта дым, и очередной странный уличный тип что-то тихо бормотал.
Я глазел на украшенный к Рождеству киноконцертный зал «Рэдио-Сити». «Зрелищное рождественское шоу». Вот и святое пригодилось для балагана. Санта-Клаус звонил в двери и кричал: «Всем счастливого Рождества!» А у фонтана было холодно и сыро.
Я ждал пять минут, десять.
Наконец появилась Лусинда. Она выскочила из-за угла и направилась прямиком ко мне. Все-таки заметила.
– Спасибо.
– За что? – удивился я.
– За то, что не поздоровался. Это был мой муж.
Это был ее муж! Игрок в гольф. Человек, который не должен ничего знать.
– О!
– Неожиданно нагрянул на работу с цветами. И настоял на том, чтобы взять такси и довезти меня до центра. Извини.
– Все в порядке. Ты как?
– Прекрасно. Лучше не бывает. – Тон подразумевал, что я задал идиотский вопрос, вроде тех, которыми тележурналисты донимают уцелевших в ужасных катастрофах и потерявших близких людей. – Он больше не звонил?
– С тех пор, как потребовал десять тысяч долларов, нет.
– И что дальше? Ты намерен дать ему деньги?
– Да.
Она потупилась:
– Спасибо.
– Не за что. Не о чем и говорить.
Я и в самом деле не хотел об этом говорить. Потому стоило произнести слово, и то, что пока мерещилось, приобретало конкретные очертания.
– У меня с собой тысяча долларов, – сказала Лусинда. – Небольшая сумма, но о ней не знает муж. Возьми. – Она полезла в сумочку.
– Все в порядке. Забудь, – отказался я.
– Бери, – велела Лусинда, словно хотела расплатиться за свои сладости и содовую, а я по старомодности возражал.
– Обойдусь.
Лусинда сунула деньги мне в руку, я еще поломался, сдался и положил десять сотенных бумажек в карман.
– Как ты думаешь, он на этом успокоится? – поинтересовалась она.
Это был существенный вопрос. Я пожал плечами:
– Не знаю, Лусинда.
Она кивнула и вздохнула:
– А если не остановится? Если будет снова требовать деньги? Что тогда?
– Тоже не знаю, – ответил я и подумал: «Тогда нам конец, Лусинда».
– Чарлз, как это могло случиться? – Она спросила так тихо, что я с трудом разобрал. – Как? Иногда мне кажется, что я это все увидела во сне. Невероятно… Чтобы не с кем-нибудь, а с нами… С нами!
Ее глаза увлажнились, и она коснулась их платком, а я вспомнил: глаза Лусинды в то утро в поезде я заметил сразу после того, как полюбовался бедром. Увидел в них нежность и сказал себе: «Да, это именно то, что мне теперь нужно».
– Наверное, так и надо, – ответил я. – Вспоминать о том, что случилось, как о дурном сне.
– Но это был не сон. Как глупо!
– Да. Очень глупо.
– Это его убьет.
Теперь она говорила о муже. Снова о муже. Если он узнает.
– Он убьет меня.
– Не бойся, не узнает.
Мы влипли вместе, мы были заодно, и я ее подбадривал. Мы могли обманывать супругов, но не друг друга.
– Что ты сказал жене? Насчет носа.
– Упал.
– Ну да, конечно. – Она произнесла это таким тоном, словно сама придумала версию.
– Слушай, вот что я хочу тебе сказать… – начал я и замолчал.
А что я хотел ей сказать? Наверное, что опозорился, именно опозорился, но впредь постараюсь ее не подвести.
– Да?
– Я должен был его остановить.
– Да.
– Я пытался, но не сумел.
– У него был пистолет.
Да, у него был пистолет. Иногда он целился в меня, иногда нет. Когда насиловал Лусинду, не целился. Оружие лежало на полу футах в трех от меня – вот в чем проблема.
– Забудь, – сказала она, но я прекрасно понял: на уме у нее было совсем другое. Она считала, что я должен был что-то предпринять, спасти ее.
Я вспомнил, как защитил ее в баре и как она после этого благодарно меня поцеловала. Но одно дело нагловатый хам, совершенно иное – вооруженный насильник.
– Думаю, пора закругляться, Чарлз, – сказала Лусинда. – До свидания.
* * *
– Пока доволен? – спросил Дэвид Френкел.
– Что?
– Доволен работой?
Мы приступили к съемкам ролика про аспирин. В «Астории». Студия «Силверкап».
– Да. Все в порядке.
– Ничего не скажешь, Коринт – старый профи.
Меня так и подмывало ответить, что он просто старый. Роберт Коринт был назначен директором рекламы аспирина. Лысеющий коротышка с глупым хвостиком волос под загорелой плешью. Коринт будто кричал: «Пусть я подвержен действию времени, но я все еще крутой, крутой. Учтите!» Мы делали двадцать второй дубль.
– Кто занимается музыкой? – спросил я.
– Музыкой?
– Ну да. Кто пишет саунд-трек?
– Музыкальная студия «Ти энд ди».
– Никогда о такой не слышал.
– Очень хорошая.
– Допустим.
– Они делали все фонограммы для моих работ.
– Отлично.
– Они тебе понравятся. Хотя бы тем, что всегда назначают приемлемую цену.
Я уже собирался спросить, почему он постоянно надо мной подсмеивается. Но в это время подошла Мэри Уидгер и шепнула мне в ухо:
– Чарлз, можно перекинуться с вами словечком?
– Разумеется.
– Мистер Дабен считает, что бутылочку с аспирином нужно поместить выше.
Мистер Дабен являлся заказчиком. Его первыми словами, обращенными ко мне, были: «Значит, это вы моя новая жертва! Уж попью я вашей кровушки». «Ради Бога, – ответил я. – У меня нулевая группа». «Годится», – рассмеялся он.
– Что значит выше? – не понял я.
– Выше в кадре, – уточнила Мэри.
– В таком случае, Дэвид, не могли бы вы попросить Роберта поднять бутылочку чуть выше?
– Непременно, – отозвался он. – Я на то и существую.
Ближе к середине дня, где-то между сорок восьмым и сорок девятым дублем, меня зажал в углу Том Муни:
– Привет, приятель.
У него не было никаких оснований считаться моим приятелем. Том Муни представлял Объединение производителей рекламы. Его modus operandi Способ действия (лат.).
заключался в том, чтобы занудством вытягивать у потенциального клиента заказ на рекламу. И надо сказать, он вполне в этом преуспевал.
– Ты как, Том? – спросил я.
– Я-то хорошо. Вопрос в том, как ты. – Он окинул взглядом мое лицо.
– Упал, – в сотый раз объяснил я.
– Я не про то – я про работу.
Том прекрасно знал, как у меня дела. Например, он был в курсе, что недавно я занимался очень престижным, денежным проектом, а теперь вожусь вот с аспирином. Знал, потому что мир рекламщиков тесен и новости распространяются со скоростью молнии. Тем более плохие новости.
– Замечательно, – соврал я.
Том спросил, получил ли я его рождественскую открытку.
– Нет.
– А я посылал.
– Не пришла.
– Неужели?
– Уверяю тебя.
– В таком случае прими мои поздравления сейчас. Подарок за мной.
– Никаких подарков, Том.
– Не глупи, дурачок. У дядюшки Тома всегда найдется подарок для соратника.
– Кепка с эмблемой объединения? Спасибо, я уже получал.
– При чем здесь кепка? – возмутился Том. – Я разве что-нибудь говорил о кепке?
– Майкой меня тоже осчастливил.
– Слушай, ты наш клиент или нет?
– Клиент.
– Тогда считай меня Санта-Клаусом.
– Ты не похож на Санта-Клауса, – хмыкнул я.
Прилизанные, лоснящиеся волосы, энергичная жестикуляция – он скорее напоминал напичканного амфетамином Пэта Райли, чем рождественского святого.
– Откуда ты знаешь? Ты что, видел Санта-Клауса?
Когда Анна была маленькой, лет пяти с половиной, она спросила меня, как Санта-Клаус попал в «Тойз-эр-ас» «Тойз-эр-ас» («Toys R. Us») – компания с центром в городе Парамус. Владеет сетью магазинов игрушек и детской одежды. Торговым символом является жираф Джоффри.
, если он живет на Северном полюсе. Я по небрежности забыл снять с игрушечного пони ярлык магазина.
– Рад познакомиться, Санта.
– И что же малышка Чарли хочет на Рождество?
Я бы перечислил, но ему на хватит дня выслушать.
– Ничего. У меня все есть.
– Ты снимаешь ролик со мной? Так?
– Так.
– Работаешь с Френкелом? Так?
– Так.
– Спроси у него, что он получил на Рождество.
Что он имел в виду?
– Все, что мне надо на Рождество, Том, – это хорошая должность.
– Тогда почему бы не попользоваться нами?
Я не рассмеялся, и он добавил:
– Шучу.
* * *
В тот вечер мне домой позвонил Васкес и назначил встречу в «Алфабет-Сити» на углу Восьмой улицы и авеню Си.
Сошедший с рельсов. 15
Этот район называют «Алфабет-Сити», потому что он расположен между авеню Эй и Ди в Южном Манхэттене. Некогда здесь орудовали испанские банды, а потом сюда хлынул артистический люд, и место стало одновременно опасным и модным. Винные погребки соседствуют с художественными галереями; мексиканские лепешки предлагают рядом с поделками народного промысла.
В последний раз я был в «Алфабет-Сити» лет в двадцать. Тогда мы всемером в поисках развлечений набились в одно такси, долго катались, пока не высадились на Манхэттене. Не припомню, чем кончился тот вечер.
Сегодня я явился сюда не ради развлечений.
Я пришел к Васкесу.
Трубку подняла Диана.
– Как поживаете, миссис Шайн? – спросил он.
Подзывая меня, жена выглядела слегка озадаченной.
– Деловой разговор, – объяснил я жене.
Васкес спросил, набрал ли я денег.
– Да.
Еще он спросил, по-прежнему ли я пай-мальчик (перевод: не обращался ли я в полицию).
– Не обращался.
Тогда он назначил мне встречу в «Алфабет-Сити».
Когда Диана вышла из комнаты, я сказал ему:
– Десять тысяч, и все, ни цента больше.
Васкес ответил:
– Конечно. Мы же договорились, братан.
* * *
Угол авеню Си и Восьмой улицы в одиннадцать утра представлял типичную картину: пять латиноамериканских детей мучаются дурью, забравшись на тент пикапа, а неподалеку уличный художник переминается с ноги на ногу около объявления с предложением сделать татуировку хной. И никакого Васкеса.
Внезапно на меня налетел черный:
– Какого хрена? Ты что не видишь, куда прешь?
Я, естественно, никуда не пер, а просто стоял, но счел за благо извиниться.
– Говоришь, извини?
Он был тяжелее меня, весом чуть не со спортивную тачку.
– Да.
– А если одного «извини» недостаточно?
– Послушайте, я вас не заметил.
Крепыш рассмеялся:
– Все в порядке. Ты ведь Чарлз?
Он знал мое имя. Негр, который обвинил меня в том, что я на него налетел, знал мое имя.
– Чарлз? – повторил он. – Так?
– Вы кто?
– Вопросы задаю я. Так ты Чарлз или не Чарлз?
– Да, я Чарлз.
– Тебя зовут Чаком? Если бы ты был из наших, тебя бы так и звали.
– Нет.
«Чак, Чак – мудак, болван и задолбанный банан». Помнится, эта песенка жутко веселила соседских мальчишек, когда мне было восемь.
– Где Васкес? – спросил я.
– Я отведу тебя к нему. Иначе какого хрена я сюда притащился?
Я вовсе не хотел, чтобы меня куда-то вели.
– Давайте лучше я отдам вам деньги и…
– Я не собираюсь ничего брать, – перебил меня негр. – Давай немножко прогуляемся.
– Далеко?
– Далеко-далеко, – подхватил он. – По улице.
И пошел вперед, но при этом оглядывался, чтобы удостовериться, держусь ли я за ним, а я вспомнил, что так мы гуляли с Анной, когда она была маленькой: вместе, но как будто врозь, и я постоянно следил, чтобы она не свернула в опасную сторону. Сейчас я плелся в опасную сторону. Мы миновали проулок между двумя подновленными зданиями, мой провожатый остановился и дождался меня. А потом вознамерился тащить в узкий проход. Я уперся, тогда он сжал мою руку так, что чуть не сломал кость, и я сдался.
Он прижал меня к стене. «Обычное дело в темных переулках, – подумал я. – Бьют, режут, грабят. Иногда в гостиничных номерах, но чаще в таких гиблых местах». Я приготовился к неизбежному: чему-то очень быстрому, жестокому, смертельному.
Но побоев не последовало.
– Ну-ка давай проверим, – сказал негр и стал ощупывать меня по рукам, ногам, груди, спине – всего вдоль и поперек. – Гребаных проводов вроде нет. Это хорошо, Чарлз.
– Я же ему сказал, что не пойду в полицию.
– Да. Он тебе верит.
– Послушайте, мне надо возвращаться. – Я услышал панику в собственном голосе и попытался хоть на дюйм оторваться от стены.
– Пошли, – проговорил он. – Давай сюда.
Я уже однажды «дал», когда уселся в вагоне напротив Лусинды. И потом «дал» – пожалуй, чересчур, – когда повел ее в отель «Фэрфакс». А теперь мне снова велят «давать», хотя сам я мечтаю об одном – вернуться в то место, которое называется «вчера».
Я перешел за своим провожатым на другую сторону мостовой. Мы оставили позади квартал, где пахло кислой капустой и гелем для волос, и салон татуировок на голове. Провожатый нырнул налево – в подъезд частично отремонтированного дома.
Нажал на звонок, усек ответный сигнал и открыл передо мной дверь с исцарапанным стеклом:
– Давай сюда.
Снова «давай». В последние дни я только и делал, что получал приказы, словно рекрут в морально разложившейся армии. Я понимал, что с каждым шагом все глубже проникаю на вражескую территорию, но не имел возможности бежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30