Тогда это было циничным отречением от каких бы то ни было убеждений. Но теперь выживание приобрело для него совсем иное, очень реальное содержание. Оно соединилось с горячим негодованием против того, как повернулись события, против судьбы, постигшей Калинина, против пути, по которому пошли лидеры страны и который неизбежно приведет к гибели стольких талантливых людей, верой и правдой служивших своей Родине.Откуда-то из подсознания просачивалась тривиальная ненависть к Томарову, который рассыпался в дружеских заверениях, а на деле преследовал единственную цель — выманить его в Россию; к ожесточенному фанатизму жены, для которой политический идеал значит больше, чем мужчина — ее собственный муж. Нет на свете справедливости для слабых, человечеством руководит только необходимость и целесообразность. Все это он говорил Джуди, имея в виду некую абстракцию. Он понимал тогда умом, что это так, теперь же ощутил на себе, что это значит на самом деле. Ему не найти справедливости. Он приговорен уже одним тем, что его стали подозревать. Снова, как он говорил, маятник качнулся наподобие кошмарного инструмента в рассказе Эдгара По. Обстоятельства диктовали единственный выход: нужно уклониться от этого смертельного взмаха маятника, заплатив за спасение ценой, которую он никогда прежде не думал платить. Во всем этом крылся парадокс, который оценит лишь Джуди. Отсутствие справедливости, господство закона необходимости, породившего столько человеческой подлости, — вот что дает ему право на предательство и переход к врагам.Последние две недели он провел, прорабатывая возможные варианты принятия помощи от организации Лодера. Самое простое — это прийти в Английское посольство и просить политического убежища. Получив отступные в виде документов, переданных Синим советской разведке, англичане вполне могли бы пойти на это, невзирая на самые серьезные дипломатические осложнения и советские протесты, которые неизбежно должны последовать за отказом вернуть его.Однако обыкновенная логика говорила, что существует обстоятельство, превращающее самое легкое решение в самое опасное. Если за ним установили наблюдение, ему ни за что не позволят добраться до западного посольства. И чем больше он размышлял, тем с большей уверенностью приходил к заключению, что Голицын начал за ним слежку после Нью-Йорка. В подобной ситуации он поступил бы точно так же. Отдал бы приказ немедленно убрать подозреваемого, как только тот сделает попытку приблизиться к одному из посольств стран-противников. Голицын наверняка уже отдал такой приказ в отношении Свердлова.Надеяться, что ему удастся уйти к англичанам напрямую и без осложнений, нельзя: если свои увидят, куда он обращается за защитой, его непременно выследят и убьют. Ему нужен определенный промежуток времени, чтобы выбраться из Соединенных Штатов — день-другой, достаточно долгий срок, чтобы люди Лодера сумели подготовить его доставку в такое место, куда КГБ не сможет прибыть раньше. Он знал эффективность системы, в которой он служил, и это заставляло его предусмотреть все и исключить любую, самую ничтожную ошибку, чтобы свести к минимуму степень риска. И за долгие часы предыдущей ночи он принял решение, которое позволит ему выиграть нужное время.Он позвонил Голицыну по внутреннему телефону и предупредил, что через пять минут зайдет к нему.Увидев генерала, он первым делом подумал, что тот еще больше постарел: он как-то сжался, и это бросилось в глаза, как только Голицын встал, чтобы, как всегда, поздороваться со Свердловым и предложить ему чая или виски, которое, как всем было известно, полковник пил в любое время. Свердлов предпочел виски: с начала кризиса он пил очень мало, но не стоило показывать, что в его привычках что-то изменилось. Он взял стакан и улыбнулся генералу своей кривой усмешкой.Голицын держался очень почтительно, в это утро его враждебность не бросалась в глаза, словно он предпринимал особые усилия, чтобы не раздражать шефа.Несколько минут они поговорили о внутрипосольских делах, потом Свердлов неторопливо произнес:— У меня с миссис Ферроу складывается сложная ситуация.— Что вы говорите, — удивился старик. — Очень жаль. Я был в полной уверенности, что она уже завербована.— Завербованной ее можно будет считать только после того, как она принесет первое донесение. Я уже думал, что дело сделано, но оказалось, что есть еще мостик, который она должна перейти, чтобы оказаться на нашей стороне. Она сейчас пребывает в романтическом настроении. Мне придется использовать следующий уик-энд, чтобы помочь ей перейти этот маленький мостик. Совращение — нелегкая работа.— Я слишком стар, чтобы помнить, как это делается, — заметил Голицын. — Но ведь у совращения есть и свое вознаграждение?— В другое время я, вероятно, получил бы от этого удовольствие, но мне пришлось снова посылать жене телеграмму с просьбой повременить.— Понимаю, — сказал генерал. — Не так-то просто выбирать.— А что мне выбирать, я имею право выбрать только свой долг, — резко возразил Свердлов. — Разве можно раздумывать о том, что главнее. У этой женщины доступ к самым секретным докладам по всем вопросам, которые ведет в ООН Нильсон. У него нет от нее секретов, она сама мне говорила. У миссис Ферроу своя связка ключей от его сейфа — настолько он ей доверяет. Она занимается его личной перепиской и всеми официальными бумагами. А он в приятельских отношениях с президентом и половиной Сената. Миссис Ферроу может стать здесь одним из самых важных наших агентов. Говорят же, что для того, чтобы женщины и лошади были в хорошей форме, на них нужно больше ездить и заставлять работать. Если сейчас я позволю этой женщине отдалиться и займусь личными делами — все, пиши пропало, мы потеряем ее. Один уик-энд, чтобы убедить ее, что она делает это ради любви, а потом оперативный работник присмотрит за ней неделю-другую. После уик-энда мне нужно получить от нее нильсоновскую записку о морских проблемах Бразилии. Тогда она уже не сорвется с крючка.— Вы решили, кто примет ее от вас на время вашего отсутствия? Опасно оставлять ее без контакта. Женщины не так надежны, как мужчины, их нужно пестовать, и очень внимательно, пока они не привыкнут к тому, что делают.— У вас есть кто-нибудь на примете? — спросил его Свердлов.Голицын колебался. Он остановился на Стукалове, но не только чтобы вознаградить его за работу против Свердлова. Он понимал, как важно заменить Свердлова представительным мужчиной, способным очаровать Джуди Ферроу. Такой переход — дело нелегкое, но генерал полагал, что Стукалов справится. За два года до этого он познакомился в Гааге с девушкой, начал ухаживать за ней, и все закончилось шантажом. Она работала на советскую разведку восемнадцать месяцев, пока не попала в поле зрения голландцев и не получила длительный срок. Стукалова задолго до ее провала перевели в другое место, и его роль в этой истории не всплыла, потому что девица знала его под другой фамилией.— Как насчет Григория Стукалова? Он у нас дамский угодник — он сумеет удержать расположение миссис Ферроу до вашего приезда.— Оставлю ее на вас, — сказал Свердлов. — И вы вместе со Стукаловым будете отвечать за нее в мое отсутствие.Вы и Стукалов. Если он придется ей по душе, то пусть работает с ней и дальше, но поспешность в такого рода делах недопустима.— Нет конечно, — согласился Голицын. — Нужно терпение. Надеюсь, вы уговорите Елену Максимовну забыть про развод. Она прекрасная женщина, жаль будет потерять ее.— А я и не намерен терять ее. Как только миссис Ферроу будет у меня в кармане, тут же отправлюсь повидаться с женой. Возможно, я привезу ее с собой.— Буду ждать, — сказал старик. В кармане его кителя лежала нацарапанная Анной копия свердловской телеграммы Елене. Пока никаких расхождений. Уик-энд с англичанкой... В чем проблема — их обоих можно взять под наблюдение. А потом ей волей-неволей придется привыкать к Стукалову. Свердлова она больше не увидит, сомневаться не приходится.Свердлов вернулся к себе в кабинет, Анна Скрябина печатала в приемной. Когда он вошел, она посмотрела на него и улыбнулась, он улыбнулся в ответ и жестом показал, что она может продолжать. Она ему не нужна. В кабинете, закрыв за собой дверь, он открыл ящик письменного стола и вынул несколько листов бумаги, документы, полученные за это утро. Он сложил их и сунул в карман. Потом закурил, глубоко затянувшись. Голицын проглотил объяснения. Старика он изучил очень хорошо. Особенно внимательно он присматривался к нему последние месяцы. Тот бы хитер и, вопреки всеобщему мнению, конечно же не дурак. Действовал он по шаблону, как и все его поколение, приученное думать определенным образом. Он держался уверенно, но самодовольство так и перло, он не мог его скрыть, потому что не замечал. Голицын считал, что Свердлов у него на крючке. Он был настолько уверен в себе, что уже приготовился заменить его с миссис Ферроу своим протеже. Это подтверждалось его предложением кандидатуры Стукалова. Стукалов давно уже числился в любимчиках генерала, и генерал взял на себя рекомендовать его, чтобы потом обеспечить ему повышение.Стукалов — молодой человек, но воспитан совершенно в духе Голицына. Несомненный продолжатель твердой линии. Свердлов раздавил сигарету. Он вышел из кабинета и в маленькой приемной задержался у столика Анны Скрябиной:— Вы заняты?— Да, товарищ Свердлов. Я вам нужна?— Не сейчас. — Он посмотрел на нее, она на него, неуверенно и ищуще. — Меня не будет в выходные. Вернусь в понедельник. Потом поеду домой. Что привезти?Она покраснела:— Вы так добры. Ничего не приходит в голову.— Я уеду ненадолго, — сказал Свердлов. — На неделю, десять дней. Когда вернусь, поужинаем вместе. Хочешь?— Да, еще бы.— Ладно, — сказал он. — Ладно. Мы хорошо проведем вечер. Буду ждать. — Он вышел в коридор. На лифте спустился в «секретную». Все встали, когда он вошел. Начальник отдела поспешил к нему.— Мне нужно дело Синего, том двадцать три. — Сейф с совершенно секретными документами открывали только с его или Голицына разрешения. Даже посол мог пользоваться содержимым сейфа, только если в дежурной книге рядом с его подписью стояла вторая.— Можно не расписываться, я ничего брать не буду, — сказал Свердлов. — Мне нужно кое-что посмотреть.Начальник «секретки» положил книгу выдачи документов на место и пошел в другую комнату открывать сейф. Свердлов направился за ним. Он взял папку за номером двадцать три и открыл ее. Несколько минут постоял, читая последние донесения Синего. «Секретчик» отошел в сторону, но все еще находился в комнате. Свердлов не торопился. Листы бумаги, которые он принес с собой, лежали у него в кармане. Он стоял с папкой в руке, засунув другую руку с бумагами в карман.— Теперь еще двадцать вторую.Сейчас они поменялись позициями. «Секретчик» находился перед ним, вынимая предыдущее досье. Всего их было двадцать три, каждое в отдельной коробке — все самые важные донесения Синего из Вашингтона за последние три года. Свердлов действовал уверенно. Правой рукой вытащил из зажимов нужные листы и сложил их пополам. Левой вынул бумаги из кармана. Не прошло и нескольких минут, как бумаги поменялись местами. Когда «секретчик» повернулся к нему лицом, Свердлов стоял в прежней позе: одна рука в кармане, полураскрытая папка балансирует в другой. Он закрыл папку и отдал ее.— Один момент, и можешь забирать и эту тоже.Он быстро пробежал глазами содержимое папки номер двадцать два, пошелестел страницами, нахмурился, задержался на одной странице, сказал «ага», как будто нашел то, что искал, затем вернул и эту папку. Подождав, пока папки водворят на место, а сейф будет закрыт, Свердлов предложил:— Может, все-таки лучше расписаться? — Он находился уже у двери.— Нет необходимости, — ответил «секретчик». — Для вас, товарищ Свердлов. Вы же сами сказали, что папки не выходили из отдела.— Тогда пока, — попрощался Свердлов. Все встали. Не вынимая руки из кармана, прижимая содержимое папки Синего к бедру, он вышел из секретного помещения.Через час он ехал в официальном посольском автомобиле в аэропорт, чтобы сесть на дневной самолет в Нью-Йорк. * * * Весна в Центральном парке. Она напоминала Джуди возобновленный на телевидении старый фильм военного времени или песню Кола Портера. Деревья цвели, и ветки сгибались под тяжестью цветов, из земли пробивалась первая зеленая трава, в лучах сияющего солнца яркими пятнами горели весенние бутоны. Как же не похож очаровательный оазис деревенской природы в окружении городской пустыни на те охотничьи угодья грабителей, насильников и убийц, в которые парк превращался с наступлением темноты. Так же не похожи она и Свердлов на другие пары, прогуливающиеся, держась под ручку или обняв друг друга за талию.Он прилетел вечером в понедельник, она попросила разрешение у Сэма Нильсона уйти во вторник пораньше. Он позволил, хотя и с кислой миной: он понял по ее решительному лицу, что она все равно уйдет, поэтому у него не было выбора. Как обычно, Свердлов ждал ее в такси и был в приподнятом настроении; поцеловав ее, он велел шоферу ехать в парк. День прекрасный, хорошо бы прогуляться. По его голосу она поняла, что это сказано для шофера. Джуди настороженно посмотрела в маленькое зеркальце заднего вида, чтобы удостовериться, не наблюдает ли тот за пассажирами. Судя по отражению в зеркале, шофер был поглощен дорогой и не обращал на них никакого внимания.Несколько минут они прогуливались, Свердлов держал ее руку, прижав к своему боку и переплетя свои пальцы с ее.— Ты выглядишь очень обеспокоенной, — заметил он. — У тебя бессонница. По-моему, ты все-таки влюбилась в меня.— Ну, ты ошибаешься, — ответила Джуди. — Я беспокоюсь и не сплю с того дня, как это началось, но я чувствовала бы себя точно так же в отношении любого, к кому я хорошо отношусь. Федор, когда ты собираешься уходить?— В конце этой недели. В пятницу я сяду в самолет и полечу на уик-энд на тот чудный остров, где встретил тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33