Потом она стала думать о том, как же мало она знала его, как поверхностно поняла его истинную суть. То, что у его натуры есть другая, менее привлекательная сторона, она уже заметила во время его короткой встречи в ресторане, когда Меменов присел за их столик и держался почтительно, явно чувствуя себя не в своей тарелке. На короткий момент это проявилось, когда она передала ему слова Меменова. Если он боялся, то знал, как скрыть это чувство, но гнева скрыть не мог. Душенька. Он снова назвал ее так. Дорогая. Боже мой, сказала она себе, в какую же историю ты впутываешься... Ведь он ничего для тебя не значит, он всего лишь отвлек твои мысли от Ричарда. У нее перехватило дыхание. Он не отвлек ее мысли от Ричарда Патерсона, он вытеснил его полностью. Уже неделями она не вспоминала англичанина. Неделями не думала ни о ком, кроме Свердлова, но поняла это только сейчас. Когда он подшучивал над грозившей ему самому опасностью, ей хотелось ударить его, только бы заставить его серьезно взглянуть на ситуацию. А ведь она почти ничего о нем не знала, он вошел в ее жизнь, как инопланетянин с Марса. Он подвинул свой стул поближе, их колени соприкоснулись.— Могу я сегодня пойти к тебе — на твою квартиру?— Там моя подруга, — ответила Джуди. Она столько раз пользовалась именем Нэнси, сдерживая его напор, что он наконец сказал, что не верит, будто подруга существует на самом деле. Но в этот вечер Нэнси была дома и Джуди не могла рискнуть и привести его к себе так, чтобы та не узнала. Джуди ни на минуту не пришло в голову, что за его вопросом стоит банальный мотив. Даже при розовом освещении в траттории, придуманном для того, чтобы цвет лица казался свежее, его лицо было совсем серым.— Я должен все обдумать, — сказал он. — Я не могу принять решение мгновенно.— Пойду позвоню, — решила Джуди. — Иногда она не ночует дома или приходит очень поздно.Он смотрел, как она выходит из-за стола; несколько человек обратили на нее внимание, когда она шла между столиками. Она была привлекательной женщиной, временами настоящей красавицей, какой выглядела, когда он увидел ее впервые под фонарем у бассейна на Барбадосе, вытирающей тело полотенцем.Свердлов закурил. Его жена просит развода — сама она к этому пришла или согласилась бросить наживку, чтобы затащить его в расставленную ему западню? Томарова он понимал, потому что этот тип людей не способен изменяться, не способен на подлинные личные, не зависящие от политических взглядов привязанности. Но ведь он же любил Елену, часами не выпускал ее из объятий, хотел, чтобы она родила ему детей... И это все тоже не в счет? Неужели у нее нет чувств, нет слабостей, которые можно было бы назвать человеческими, если она может вот так взять и согласиться выдать мужа? Будет ли она сидеть в зале суда, как он сидел на процессе Пеньковского, и слушать, как ее мужу выносят смертный приговор?И вдруг он увидел все в перспективе. Его жена вовсе не коварная женщина и вовсе не способна на жестокость ради мести или еще чего бы то ни было личного. Но, служа своему идеалу, она не знала сострадания ни к себе, ни к любому другому; она разведется с ним, считая его изменником. Подозрения в том, что он изменник, оказалось достаточно, чтобы перечеркнуть десять лет совместной жизни, превратить близость с ним в нечто нечистое, нуждающееся в немедленной ампутации, как зараженный гангреной орган, который может разрушить все тело.— Она сегодня дома, извини, но я ничего не могу поделать.Он посмотрел в озабоченное лицо Джуди и улыбнулся.— Это не имеет значения, — сказал он. — Мы можем посидеть здесь. И я не буду пить много виски. Обещаю тебе.— Если бы только я могла знать, что ты в состоянии предпринять, — сказала она. — Какой-то кошмар. Неужели нет никого, к кому ты мог бы пойти? К послу? Не может ли он помочь?— Нет. — Свердлов покачал головой. Послу ничего не будет об этом известно, да он и не захочет знать. Решение об арестах сотрудников посольства не входит в его компетенцию. Находясь наверху, не к кому обратиться за защитой от нападок снизу. Он подумал о Панюшкине, суровом, неприступном главе КГБ, с которым он был знаком лично и даже удостоился исключительного знака благосклонности: был приглашен провести с ним уик-энд на его черноморской даче. Он поехал с Еленой. Было чопорно и официально, как в королевской резиденции.Обращаться прямо к Панюшкину бесполезно. Наверняка он санкционировал допрос Калинина и, согласившись на это, предопределил судьбу Свердлова, потому что хорошо понимал, что в любом случае полученные материалы будут использованы против него. Как он сказал Джуди в первый момент шока, чистка началась. Панюшкин не мог не помнить, как Берия, самый жуткий и самый грязный из руководителей КГБ, не сумел вовремя сориентироваться в изменениях политического курса и был расстрелян партией Хрущева и его умеренных. Панюшкин отдаст приказ, чтобы Свердлов возвращался домой, заверив, что тому ничего не угрожает, а потом будет наблюдать в потайное окно за тем, как его допрашивают.— Федор, что ты собираешься делать? Ты не мог бы просто исчезнуть? Я знаю, что уже предлагала, но тогда это было в шутку; но на самом деле, ты же можешь просто выйти отсюда и растаять. Я дам тебе денег...— Спасибо тебе, — сказал он. — Но это невозможно. Поверь мне, сделать этого нельзя. У меня выбор только между двумя вещами, и времени на раздумье совсем нет. Я могу поехать домой и попытаться защитить себя, но это ничего не даст, меня расстреляют. Или сделаю то, что делали другие в подобной ситуации, то есть попрошу политического убежища.Услышав, что он сказал, Джуди промолчала. Решение напрашивалось само собой, но он должен прийти к нему без ее помощи.— Будь у меня хотя бы намек на какой-то шанс, — сказал он, — я бы, не раздумывая, полетел домой. Да, можно сделать еще одну вещь: пойти в посольство и пустить пулю в лоб. Возможно, это самое легкое.— Прошу тебя, — попросила она спокойно, — пожалуйста, не говори такие вещи. От них мне делается дурно.— В жизни всякого человека, наверное, наступает момент, когда он начинает думать, что смерть — самый легкий выход из положения, — произнес Свердлов. Он взял ее руку и поцеловал. Рука была ледяная. — Но я в это не верю. Это решение, типичное для нашего столетия, ты не заметила? На все проблемы мира у нас только один ответ — смерть. Рождается слишком много детей — аборт. Слишком много людей живут слишком долго, висят на шее у государства, надоели своим семьям. Уничтожить. У вас политические противники — прикончите их. Раньше подобные вещи решались на войне, теперь такой способ решать проблемы принимает другие масштабы и проникает повсюду. Для них же лучше, для ублюдков, детей, которые вырастут в нищете и лишениях, лучше для немощных стариков, которые перестанут страдать. Лучше для обманутых, которые не видят, что у тебя на уме, и не могут заразить остальных вредными идеями. Было бы лучше, если бы я пошел, тихонечко застрелился и облегчил им жизнь. Как офицер и джентльмен. Но я не из таких, так что успокойся и не смотри на меня так. Я не собираюсь кончать с собой или подставлять себя под чужую пулю по причине, с которой не могу согласиться. Но я хочу попросить твоей помощи. Ты сделаешь то, что я попрошу?Она отвела глаза:— Ты же знаешь, что сделаю. Я сделаю все. — Ресторан почти опустел, большая компания итальянцев, которая, оказывается, праздновала день рождения, расплачивалась, смеясь и напевая, перекидываясь шутками с управляющим, который, по-видимому, хорошо знал их. Свердлов поцеловал ее руку еще раз.— Они подумают, что мы влюбленные, — заметил он. — И не будут ворчать, если мы задержимся. Они так сентиментальны, эти итальянцы. Могу я попросить тебя еще раз позвонить?— Да, но уже поздно. Полночь. Кому я должна позвонить?— Твоему другу из посольства, — сказал Свердлов. — Мистеру Лодеру. Скажи, что я хотел бы встретиться с ним.— Но так поздно, — возразила Джуди. — Там же никого не будет.— Его найдут, — прервал ее Свердлов. — Пожалуйста, позвони.Это был его единственный шанс: не подвергая себя опасности, выйти на английскую разведку — телефонные разговоры Джуди никто проследить не сможет, — и, даже если слежка довела его до траттории, действуя по приказу Голицына, они знают, что у него встреча с кандидатом на вербовку, который сейчас пойдет попудрить нос в женскую комнату, а совсем не звонить из телефонной будки, что с другой стороны зала, за кухней.Он щелкнул пальцами, и к нему подошел сам управляющий. Он раскраснелся и буквально расточал дружелюбие. Гости пригласили его к праздничному столу, и он пребывал в приподнятом настроении.— Сеньор, а где же прекрасная леди?— Пудрит носик, — ответил Свердлов. — Можно еще кофе и чего-нибудь выпить? Еще не очень поздно...— Нет, нет, ну что вы. Можете заказывать все, что вам угодно. Мы еще не закрываемся. — Он наклонился к русскому и, сияя, предложил: — Я принесу для леди «Стрега». Знаете, у этой штуки есть особые свойства! — Он отошел и что-то скомандовал по-итальянски. Он говорил с тяжелым акцентом и совсем не употреблял американизмов: он только пять лет как приехал в страну, но его траттория уже пользовалась успехом, и он отлично зарабатывал.Свердлов встал навстречу подходившей к столику Джуди.— Его там нет, — объяснила женщина. — Я дозвонилась до кого-то, но его нет. Они не знают, когда он вернется. — Она посмотрела на Свердлова. — Я сделала все, что могла. Сказала, что дело очень важное. Они ничего не могли сказать, только добавили, что у него заболела жена и он улетел домой. Я спросила про второго, его помощника, но и его тоже нет. Боже мой, Федор, что же нам делать?— Еще раз подумать, — ответил он. — Они не знают, когда он вернется? Или где этот другой, его помощник?— Нет, — повторила она. — Он очень мало распространялся. Это был, наверное, кто-нибудь из дежурных. Он сказал, что Маклеод уехал из Вашингтона, и больше ничего не известно.— Тебе принесли «Стрега», выпей, — предложил Свердлов. — Это средство, стимулирующее половое влечение. Ты займешься сегодня со мной любовью, а потом мы непременно что-нибудь придумаем.— Брось ты свои шуточки. Это же ужасно, я не знаю больше никого, к кому можно теперь обратиться. Федор, а что, если к американцам? Ты знаешь кого-нибудь?— Я знаю нескольких — в лицо и по имени. — Он криво улыбнулся. — Но к ЦРУ я не пойду. Я пойду к англичанам, но не к американцам. Ваши намного нейтральнее. Американцы — злейшие враги моей страны, и я не дам им информацию, которую они могут использовать против нас. Либо мистер Лодер, либо никто.— Не можем же мы сидеть здесь без конца, — заметила Джуди. — Все уже ушли. Нам тоже нужно уходить. Черт бы побрал Нэнси, неужели она не могла сегодня убраться куда-нибудь со своим хахалем, а не торчать весь вечер дома!— А что она делала, когда ты была с Ричардом Патерсоном? Уходила в гостиницу?— Обычно я предупреждала ее заранее, — объяснила Джуди. — Ну, и он чаще всего приходил часов в пять, а она работает до семи.— Джуди? — Он смотрел на нее упорно и в то же время вопросительно.— Что? Почему ты так смотришь?.. О нет, только не он! Только не Ричард!Он чуть заметно передернул плечами:— Ладно. Понимаю, это будет трудно.— Я не могу с ним говорить, — жалобно произнесла она. — Ну пожалуйста, неужели нет никого другого?— Думаю нет, — ответил Свердлов. — Но мы придумаем что-нибудь. — Он попросил счет, и они молча сидели и ждали, пока его принесут и он заплатит. Выйдя на улицу, Федор взял ее под руку.— Сейчас я отвезу тебя домой, — сказал он. — Потом вернусь в представительство. Не беспокойся. — Он сжал ей руку. — К завтрашнему утру я придумаю еще что-нибудь. Возможно, мы попробуем разыскать лодеровского помощника.— О, не будь ты таким идиотом. — Джуди расплакалась. — Завтра утром я первым делом свяжусь с Ричардом. * * * У Рейчел Патерсон болел живот. Не от обыкновенного переедания или тяжелой пищи, а от того, что ее увеличившаяся матка с пульсирующим маленьким плодом заставляла желудок смещаться со своего места. В итоге кислота из желудка выбрасывалась в горло и каждый прием пищи сопровождался болями. Хуже всего было по ночам, она то и дело просыпалась, и Ричард перебрался в гостевую комнату, сказав ей, что не в состоянии выдерживать полный рабочий день после четырех-пяти часов разбитого сна. Она пыталась вставать с кровати как можно тише, но, естественно, не могла делать это бесшумно. Пружины матраца скрипели, она нечаянно тянула простыню, которой он оборачивался, и он, проснувшись, обозленный, приподнимался. Теперь она спала в полное свое удовольствие, перед сном выпивала лекарства и устраивалась поудобнее, чувствуя, как под рукой чуть приметно шевелится ребенок. На рассвете в субботу она крепко заснула. Рейчел любила уик-энды; Ричард почти всегда играл утром в гольф, и она могла позволить себе понежиться, потом они ходили в кино или принимали друзей и играли в бридж, который она, чтобы угодить ему, сделала своим хобби. Для женщины, считавшей себя непроходимой дурой, она обнаружила поразительные способности к игре. Она играла так хорошо, что он не знал, радоваться ему или раздражаться. Он был внимателен, если не считать того, что отказывался спать с ней в одной постели, но в остальном был добрым и нежным — в определенных пределах, не отказываясь от своих привычек: когда очень хотелось, ходил в гости без нее.Никогда еще Рейчел не была такой счастливой. Посольский врач сказал, что здоровье у нее отличное; и мама обещала приехать, когда ей придет время рожать. Посольские и другие знакомые проявляли в ней участие, особенно мила была миссис Маргарет Стефенсон, перед которой Рейчел буквально преклонялась. Сегодня в восемь часов она внезапно проснулась, сквозь сон услышав звонок, который постепенно вытеснил дремоту, и она поняла, что телефон действительно звонит в темноте ее спальни.Она потянулась зажечь свет и наткнулась на телефонную трубку.— Алло. Это Вашингтон, 275680?— Да, — хриплым со сна голосом проговорила Рейчел.— Можно к телефону полковника Патерсона? — Голос был женский, и Рейчел не ответила, когда раздался щелчок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33