Никто этому не поверил бы, никто, увидев их сидящими в темноте, не подумал бы, что спящий человек получил передышку от мыслей о грозящем аресте и неминуемой смерти.Они походили на влюбленных, но они ими не были. Они встретились на барбадосском пляже и завели знакомство под солнцем, и это знакомство переросло в нечто такое же темное, как окружавшая их атмосфера. Она убегала от собственных треволнений, а на спасительном острове, сама того не зная, накликала на свою голову такие, что на их фоне неудачный роман и заурядное вдовство выглядели самыми тривиальными событиями. Мужчина, чья голова лежала сейчас у нее на плече, не был случайным человеком, встреча с которым забывается на следующий день. Познакомиться с ним, позволить ему сблизиться с ней — что ему удалось — было даже не легкомыслием, которого просто ни под каким видом не следовало делать. Теперь она отдавала себе отчет в том, что в результате этой встречи ее жизнь уже никогда не будет прежней. Она не любила его, это ясно. Что бы она ни чувствовала к Ричарду Патерсону, ее чувство к Свердлову было совсем другим. Это не любовь. Но она не хотела, чтобы с ним что-нибудь случилось. Она не хотела, чтобы его схватили, чтобы ему пришлось страдать и умереть. Она достала из сумочки платочек. Он так уверен, что Ричард поможет ему. У нее такой уверенности нет. Сидя в темном зале, она ругала себя за то, что вела себя столь агрессивно. Ведь она знала, насколько тщеславен ее бывший любовник, следовало сыграть на этом. Ему не понравилось, что она называла русского «другом». Она затронула его гордость, пусть даже не ревность, но как бы из-за этого он не передумал. Свердлов высмеял ее, приведя эту странную русскую поговорку, из тех, что так обожал Хрущев. Она решила, что обязательно скажет об этом, как только он попытается процитировать еще одну. Но нервный тик остался, остались черные круги вокруг зеленоватых медлительных глаз, и он неожиданно заснул, почувствовав, что может в безопасности отдохнуть хотя бы час. Последовало музыкальное крещендо, вспыхнул свет — фильм закончился, она так и не разобрала, о чем он, и легонько тронула Свердлова за плечо.— Прости, — сказал он, тут же выпрямившись. — Я мысленно занимался любовью с тобой.— Ты смертельно устал, — ответила Джуди. — Хорошо, что ты заснул.— Хорошее было кино?— Не знаю, я не могла сосредоточиться. Федор, почему бы тебе не перебраться в мою квартиру, пока ситуация не прояснится?— А как же твоя подруга Нэнси?— Скажу ей, что ты занял место Ричарда. Она не станет задавать вопросов. Я же не спрашиваю, с кем она встречается, у каждой из нас своя жизнь. Я могу сказать, что ты из белых русских.Его разобрал такой смех, что сидевшие перед ними стали оборачиваться и шикать: начался второй фильм. Он никак не мог остановиться и от смеха раскачивался из стороны в сторону.— Это мой друг Федор Свердлов, белый русский! О дорогая ты моя, какая же ты глупышка! Давай, пошли, пора возвращаться. У меня сегодня ночью много работы. Тебе завтра что-нибудь сообщат из посольства.Он отвез ее домой в такси, где тискал и целовал ее, пока она не позабыла про свои страхи и не велела ему прекратить.Она никак не могла заставить его серьезно отнестись хоть к чему-нибудь. Он несколько раз вспоминал ее слова про белого русского и снова принимался смеяться. Джуди предложила, чтобы он переехал к ней жить. И вот после стольких недель его настойчивых домогательств Свердлов отказался воспользоваться этим приглашением. Только улегшись в постель и стараясь заснуть, она поняла, что он поступил так потому, что опасность ареста была много серьезнее, чем он описал ей. Присутствие в квартире на Манхэттене двух женщин не остановит этих людей. Он решил поехать в посольство, тогда она останется в стороне.Прошло два дня: понедельник и вторник — и все еще никакого звонка от Ричарда Патерсона. В среду она смогла работать с обычной отдачей только до ленча, на перерыв не ушла, попила кофе из автомата в коридоре и ждала звонка, которого так и не дождалась. Записывая диктовку, она сделала несколько ошибок, пришлось вернуться к Нильсону и переспросить. У него было по горло работы, и для ее ошибок выпал очень неудачный день. Так он ей и заявил.— Простите, — с трудом промямлила она. В ее комнате зазвонил телефон. Она испуганно посмотрела на Нильсона, то ли с мольбой, то ли с вызовом, и бросилась к телефону.Она так волновалась, что произнесла «Ричард», не успев даже толком взять трубку.— Миссис Ферроу?Она перехватила трубку в другую руку. Это был голос Лодера.— Да, — сказала она. — Да, это я. Я пыталась дозвониться до вас...— Не говорите, — остановил он ее. — Просто слушайте и молчите. Я в курсе событий, я прилетел сегодня утром, и мне передали. Я вылетаю сегодня вечером, я так понял, что это очень срочно, правильно?— О да, — ответила Джуди.— Так это наш друг хочет поговорить со мной?— Да, — снова сказала Джуди. Не важно, что Свердлов велел ей держаться по-другому, она просто обо всем забыла. Ей хотелось только одного: чтобы кто-нибудь из посольства встретился с ним и машина наконец закрутилась.— Тогда о'кей. — В его голосе прозвучала какая-то особенная нотка. Не будь он таким бесцветным флегматиком, она бы сказала, что он возбужден. — Пригласите его прогуляться с вами сегодня вечером и идите по Пятой авеню, на углу парка остановите проезжающее такси, ровно в девять тридцать. Оба садитесь в машину, я буду в такси. Все точно поняли? Угол парка, девять тридцать. Сегодня вечером.— Я поняла, — ответила Джуди. Она чувствовала, что Сэм Нильсон ждет в кабинете и постепенно закипает. Он закипит еще больше, услышав, как она звонит Свердлову.Она не пошла в кабинет, чтобы спросить разрешения. Набрала номер, который ей дал Свердлов, и ее сразу соединили. Он все еще был в представительстве при ООН.— Мы можем поужинать сегодня, — сказала она. — Ты подберешь меня после работы, в шесть тридцать?— С удовольствием. Это что, будет целая компания? — Джуди представила себе демоническую кривую усмешку. Она настолько обрадовалась, услышав его голос и удостоверившись, что все нормально, что не могла остановить нервного смешка:— Да, я обо всем договорилась.— Как ты спала?— Не очень хорошо. А ты? — К черту Сэма Нильсона. Она услышала, как он сердито откашлялся и как зашелестели по столу брошенные им в раздражении бумаги.— Не так хорошо, как спал бы с тобой. — В голосе сквозило веселое ехидство. — Бессонница плохо влияет на здоровье. Нам нужно что-то с ней делать.— Шесть тридцать, — повторила Джуди. — Я не опоздаю. Пока. — Она дала отбой, а потом вернулась в кабинет Нильсона.— Мистер Нильсон, — сказала она, — я прошу прощения. В моей жизни происходят очень важные события. Теперь уже все в порядке. Больше это не повторится. * * * Лодер сошел с самолета после ночного полета над Атлантикой. Как собака, бешено роющая землю, чтобы вытащить закопанную кость, он не переставал думать об ужасающих последствиях подозрений, которые высказал его начальник. Высокопоставленный предатель, работающий на КГБ. Передающий информацию самого секретного свойства. Эта инициатива с мирными переговорами между арабами и израильтянами была настоящей бомбой замедленного действия, она должна была незаметно тикать, пока не придет время взорваться и разнести в куски советское влияние на Ближнем Востоке. Вместо этого она взорвалась, так сказать, в руках, похоронив надолго перспективу перемирия между Египтом и евреями. Кем бы ни был этот негодяй, Лодер уже считал его личным врагом. Он уважал агентов, работающих на его стороне, хотя и не останавливался, в случае необходимости, перед самыми крутыми мерами в отношении них и часто жаловался на ненужную мягкотелость. Но платного агента-двойника, изменника, работающего на врага, Лодер патологически ненавидел и презирал. Шантаж, которому подвергался этот человек, не оправдывал его в глазах Лодера: значит, просто не нашлось мужества отказаться. Что же касается идеологических предателей, ученых-атомщиков, выдававших свои секреты угнетателям половины Европы, то Лодер с удовольствием перестрелял бы их.Кто же это, черт побери, на сей раз? Неужели и вправду англичанин, пошедший по стопам презренных перебежчиков, этой троицы грязных предателей? Лодер сидел в своем кресле в самолете, и злость нарастала в нем, как боль в животе. В свой кабинет он пришел усталым и раздраженным. И тут посол пригласил его к себе.Посол был личностью и держал других в благоговейном страхе. Очень высокого роста, он имел привычку смотреть на всех, с кем разговаривал, сверху вниз. Происходило это совершенно непроизвольно, но Лодер с трудом переносил такое испытание. Не один раз за время разговора он жалел, что старик не уехал куда-нибудь и на его месте не было Стефенсона.Посол был краток. К нему приходил полковник Патерсон, это было во время уик-энда. Он поднял целый трамтарарам о каком-то сотруднике русского посольства, который, очевидно, пытается найти убежище на Западе. Посол разъяснил ему, что такой факт выходит за рамки дипломатической деятельности и посему полковнику следует забыть о нем, — это относится к сфере полномочий Лодера. Посол преподнес это тоном, подчеркивающим, что сфера деятельности Лодера весьма непривлекательна и что грязная сделка с русским, готовым продать свой народ, не делает чести его посольству. Лодер взял коротенькие записи, сделанные полковником, и бегом помчался к себе в кабинет. Настолько соблазнительно было думать, что это, возможно, Свердлов, что ему пришлось буквально заставить себя не торопясь прочитать каждое слово, написанное полковником. Его беседа с миссис Ферроу. Ее отказ назвать русского. Ее настойчивые утверждения, что дело не терпит отлагательств. Совершенно не терпит отлагательств. Боже, да если это Федор Свердлов, слова «не терпит отлагательств» не выражают и доли той срочности, какое имеет это дело. Она заверила Патерсона, что тому человеку угрожает «серьезная опасность» — эти слова поставлены в кавычки, как принадлежащие ей — и что «осталась неделя — десять дней», чтобы принять его.Свердлов. Это должен быть он. Вот для чего он установил контакт с Ферроу на Барбадосе. Не заловить ее в свои сети, а обеспечить себе пути отхода. Боже. Находясь в четырехстах милях от Вашингтона, Джуди не представляла себе, что Лодер взмок, пока набирал ее номер, слушал и задал этот главный вопрос.— Это наш друг? — И затем дарованный свыше ответ: «Да». Это был Свердлов. Главный человек в посольстве, самая большая рыбка в Соединенных Штатах. Верилось с трудом. И обращается к англичанам, а не к американцам. Это же прямо под ребро всемогущему командору Бакли. Весь день у Лодера буквально раскалывалась голова. Он проглотил еще аспирину, запив его чаем, и принялся строчить депешу своему начальству в Лондон. Затем помчался в вашингтонский аэропорт, чтобы поспеть на аэробус в Нью-Йорк. * * * Генерал Голицын решил лично лететь в Нью-Йорк. Весь уик-энд он обдумывал ситуацию, прикидывая, как лучше поступить. Положение в целом, а его в особенности, так внезапно переменилось, что поначалу он растерялся. Свердлов отменил поездку в Россию. В разговоре с Голицыным он, как бы между прочим, поставил его в известность, что у него теперь другие планы, и сослался на причину, которая и в самом деле могла перевесить личные соображения и заставить на время отложить выяснение отношений с женой. Это касается миссис Ферроу. Разработанный Свердловым план близок к завершению, и он намекнул, что она гораздо более важная птица, чем он предполагал. Как подчиненный, Голицын не мог ничего сказать — сразу же после разговора Анна Скрябина сообщила ему, что Свердлов приказал ей зарезервировать место на самолет через неделю. Она доложила, что у него великолепное настроение. В этой ситуации Голицын ничего не мог предпринять, только послал домой сообщение, что подозреваемый не приедет и, насколько он знает, причины задержки абсолютно обоснованны. Однако он проверит все лично и после этого обратится за указаниями.Он вылетел пятичасовым рейсом и в семь был в Советском представительстве при ООН. В аэропорту его встретили, как и положено встречать номинального главу военной миссии в Соединенных Штатах. Сам постоянный представитель СССР в ООН вышел в вестибюль представительства, чтобы приветствовать его. Голицына проводили наверх в роскошный номер-люкс, где ему предоставили спальню и кабинет, — этот номер держали для высокопоставленных гостей. Помещение, отведенное для КГБ, находилось в другом крыле здания, и в нем поселился Свердлов. Старик устал, летать самолетом уже не для него, даже после короткого перелета он был совершенно разбит. Пора, пора возвращаться домой, к своему креслу, от которого он так долго открещивался. Вот сослужит Родине последнюю службу, и можно сдаваться, уходить на покой.Он должен освободить Россию от Свердловых с их бесхребетной верой в компромисс, их упадническим заигрыванием с еретической идеей, будто пролетарская революция может победить, не уничтожив своих врагов.На вопрос о Свердлове ему ответили, что тот в городе. Голицын налил себе водки. У него сохранились простые вкусы его предков-крестьян. Прислуга позаботилась приготовить ему тарелку соленых огурцов, черного хлеба и солонку с солью. Старый генерал любил водку с надлежащим сопровождением. Бутербродики, подаваемые на западных приемах, не для него. Потом он велел пригласить к нему майора ВВС Стукалова. Он был земляком генерала. Коренастый, светловолосый, лет тридцати пяти, душа вечеринок и коктейлей, приятель многих дипломатов из союзных стран. Его считали одним из лучших офицеров КГБ в Америке, ему покровительствовал генерал. Как и все остальные, в конечном итоге он подчинялся Свердлову. Перед генералом он стоял руки по швам.— Товарищ майор, — сказал генерал, — я хочу доверить вам очень деликатное поручение самого генерала Панюшкина. — Он откусил черного хлеба, посыпанного солью, потом отпил водки. При упоминании внушающего страх имени майор замигал глазами — Панюшкин не внушал такого ужаса, как его предшественник Берия, но подчиненные боялись его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33