Он правил своей секретной службой единолично, как царь-самодержец. Его приказы имели силу закона, неповиновение каралось беспощадно.— Слушаюсь, товарищ генерал.Голицын показал на водку:— Еще стаканчик. Нет ничего лучше водки. Слушайте меня, товарищ майор. Есть у вас двое людей, которым вы полностью доверяете? То есть так, как самому себе, — как я доверяю вам?— Да, генерал. Даже больше, если понадобится.— Двоих достаточно. Вопрос очень серьезный, это прямое указание самого Панюшкина. Я выполняю его приказ.Он помолчал, дав молодому человеку время прочувствовать. Стукалову он доверял, но еще больше доверял его страху перед Панюшкиным, больше, чем благодарности за покровительство, представлению к награде или повышению, с которым он помог земляку в прошлом. Страх, а не личная привязанность помешает Стукалову попытаться предупредить своего начальника.— Ваши люди должны установить наблюдение за полковником Свердловым, — отчеканил Голицын. — В Президиуме возникли подозрения в отношении полковника. — Он замолчал, потом сплюнул в носовой платок.— Очень жаль, — ответил Стукалов. — Мои люди могут вести за ним круглосуточное наблюдение. Я прослежу за этим лично, товарищ генерал.— Докладывать будете мне и никому другому. Панюшкин поручил дело мне лично. Свердлов скоро возвращается в Россию. Если только он начнет что-то подозревать, смотрите, вы мне отвечаете головой. Вы со своими двумя людьми. Поняли?— Понял, товарищ генерал.Голицын продолжал:— С ним связана женщина, некая миссис Ферроу, которая работает у Нильсона, канадского юриста. Он готовит ее на вербовку. После его отъезда вы могли бы взять ее на контакт. Я слышал, вы у нас специалист по женщинам, это правда?— Не знаю, что и сказать, товарищ генерал. Но руководить миссис Ферроу попробую, если вы мне поручите.— Она может оказаться очень важной для нас, — заметил генерал. — Если сумеете с ней хорошо поработать, получите повышение. Я вас порекомендую. Но посмотрим, посмотрим. Это будет уже после того, как полковник Свердлов улетит домой в Россию. Наблюдение начнете, как только он вернется вечером в представительство. Теперь можете быть свободны. Спокойной ночи.Он сжевал несколько соленых огурцов и выпил второй стакан водки. Он пил бочками и никогда не пьянел. * * * В салоне такси было темно. Свердлов остановил автомобиль, который медленно двигался вдоль тротуара и поравнялся с ними ровно в девять тридцать.Он открыл Джуди дверь, и, сев в машину, она в глубине увидела сидящего Лодера. Свердлов влез за ней, и они втроем оказались спрессованными на заднем сиденье.— Я Лодер. Я из Посольства Великобритании в Вашингтоне. Вы хотели видеть меня?— Совершенно верно.Джуди показалось, что они проехали чуть не полквартала, пока мужчины заговорили снова. Свердлов закурил и предложил ей сигарету, но она не взяла.— Ну что же, — первым заговорил Лодер, напористо и враждебно. — Что за причина? Что вам нужно?— Политическое убежище. Обычные гарантии плюс одна дополнительно — никакой торговли с американцами. Я хочу уехать в Англию.— Понятно. Мне сказали, вы очень торопитесь уехать, это действительно так?— Да, — ответил Свердлов. Теперь это был другой человек, холодный, категоричный, каким он становился, когда говорил со своими подчиненными, например с Меменовым в ресторане. Джуди смотрела в окошко, для этих двоих было бы лучше, если бы ее рядом не было.— Я должен предпринять этот шаг в течение двух недель. В противном случае мне могут помешать. Вы обладаете полномочиями, которые дают возможность предоставить мне необходимые гарантии?— Я обладаю всеми нужными полномочиями, — ответил Лодер. — Но я еще не обещал вам убежища. Ваш переход, полковник, способен вызвать осложнения. Могут возникнуть огромные затруднения в англо-советских отношениях. Это надо учитывать.— Я все понимаю, — ответил Свердлов. — Но я иду к вам не с пустыми руками.— Я и не сомневаюсь, — заметил Лодер. — Охрана вашей персоны от покушений вашей организации до конца ваших дней влетит нам в копеечку. Что вы принесете с собой, если предположить, что мы готовы предоставить вам наше гостеприимство?— Я раскрою вам одну тайну.— Одну? Всего одну, вы предлагаете всего одну тайну? Послушайте, полковник, не морочьте мне голову, я и не подумаю занимать время начальства такими предложениями, мне просто велят передать вам, что вы можете ими подавиться.— Одну-единственную тайну. — Свердлов продолжал говорить, как будто не слышал этого выпада. — Такую, которая для вашей страны будет дороже всего того вранья, которое мои предшественники наговорили вам о методах советской разведки. Что вам нужнее, мистер Лодер: имена полудюжины второсортных агентов, работающих в Европе, ключ к шифру, который заменят через сутки после моего ухода, — или информация о том, кто в настоящий момент выдает самые большие секреты Запада? Если это вас не интересует, остановите машину, я выйду.Он повернулся, и с секунду оба смотрели друг на друга. Лодеру нужен был Свердлов, он нужен был ему до такой степени, что от волнения жутко разболелась голова. Он ни за что на свете не уступил бы мерзавцу и дюйма, разыграв безразличие и заставив ползать в ногах, вымаливая спасение. Но не прошло и пяти минут с тех пор, как Свердлов сел в такси, и Лодер понял, что ничего у него не выйдет. Этот человек готов стать перебежчиком, но только сохранив свое достоинство. Если ему в этом откажут, он обойдется без чьей-либо помощи, а может быть, со свойственным русским фатализмом решит: будь что будет, и вернется в Россию.Прежде всего хотелось бы знать, чего же так боится Свердлов, почему он решился на подобный шаг. Конечно, он не из тех, кто делает такие вещи за деньги, и не из тех, кто поступает так из-за идеалистических соображений во имя спасения современной цивилизации. Свердлову угрожает опасность, это ясно. Опасность со стороны своих. Но в связи с чем, какое преступление он совершил?— Конечно интересует, — сказал Лодер. — Но, прежде чем мы пойдем дальше, я должен получить ответ на один вопрос. Почему вы просите убежища?— Я знаю, что, вернувшись домой, буду отдан под суд, — сказал Свердлов. — А потом казнен. Что же касается преступления, то я его совершил. Я не сменил вовремя своих политических взглядов. Я умеренный, мистер Лодер. В советском руководстве нас достаточно много. Я думаю, всех нас уничтожат.— Очень мило, — не мог удержаться от иронии Лодер. — Жернова судьбы, от них не уйдешь. Это вам аукается Венгрия. — И все? Вас будут стараться дискредитировать изо всех сил, так что нам нужна ваша полная, исчерпывающая характеристика.— Я не пьяница, не наркоман, я предпочитаю спать с женщиной, а не с мужчиной. — На какую-то долю секунды Джуди почувствовала, что он снова привлек к ней внимание Лодера. — Я не игрок и не ворую денег. Миссис Ферроу подтвердит. — Он улыбнулся ей. Она слышала каждое слово, но слова были какие-то неестественные, фразы были элементарные, но их значение ускользало от нее, как разговоры, услышанные во сне.Лодер закурил.— Вы говорите о высокопоставленном агенте, — сказал он. — Мне нужно больше информации, чем то, что вы сказали.— А я и не скажу вам больше, — ответил Свердлов. — Я не знаю, кто это, но я видел его донесения и переданные им фотокопии. Я обещаю принести оригиналы документов. Вы, вероятно, сможете определить, кто это, когда изучите материалы, которые он передавал. Вроде секретных мирных переговоров между Египтом и Израилем.Лодер поперхнулся дымом. Пора бросать эту затеянную им маленькую игру.— Вы можете принести нам эти документы? Это точно?— Это условие сделки, — негромко произнес Свердлов. — Вы понимаете, что это очень выгодные для вас условия. Я сделаю, как это называется, депозит, открою безотзывный аккредитив против ваших действий. У него есть псевдоним. Синий. Я все время думал, что бы это могло означать, потому что для меня это был абсолютный вздор. Но у вас, оказывается, существует выражение «настоящий синий». — Джуди вздрогнула, на мгновение открыла рот, чтобы вставить, что она же ему об этом говорила. Но Свердлов продолжал, и она промолчала.— Американцы так не говорят, — сказал он. — Посему я полагаю, что агент — англичанин. Я передам вам бумаги, когда буду в самолете, улетающем в Лондон.— О'кей, — произнес, как бы подводя черту, Лодер. — Мы пойдем на сделку с вами. Вы передаете нам информацию, а мы до конца вашей жизни заботимся о вас и вашей безопасности. Теперь, полковник Свердлов, как, когда и где вы уходите? Вы сами должны будете разработать все эти детали. От вас я жду только информацию о времени и месте. С означенного момента мы берем на себя ответственность за вас.— Я закончу все свои дела на этой неделе, — сказал Свердлов. — Как мы будем поддерживать связь?— Через миссис Ферроу, — ответил Лодер. — Ваши встречи с ней не вызовут подозрений, а любой другой контакт опасен. За вами следят?— Кто его знает. — Свердлов успокоился, Джуди поняла это по его голосу. — Кто его знает, может быть, один из наших людей за рулем этого такси. Очень хотелось бы, чтобы этого не случилось. Остановите, пожалуйста, такси у квартиры миссис Ферроу. Мы с ней выйдем там.— Между прочим, — сказал Лодер, — шофер — мой человек.Свердлов взял Джуди под руку, потом, спросив шофера, сколько с него, заплатил. Даже дал на чай. Лодер сидел в темном углу, и его не было видно.— Нельзя пренебрегать мелочами, — объяснил ей Свердлов. — А вдруг твой мистер Лодер прав и за мной слежка, тогда я обязательно должен заплатить за такси и проводить тебя до двери. И, чтобы все казалось естественным, я должен поцеловать тебя на сон грядущий.— Все будет хорошо, — прошептала Джуди. — Пожалуйста, остановимся, Федор, поговорим минутку. Все будет хорошо, правда?— Да, я так думаю. Я думаю, он человек умный и не сделает какой-нибудь ошибки. А я никогда не делаю ошибок, ты разве не знаешь? А вот ты понимаешь, чем ты теперь стала? Почтовым ящиком. Живым почтовым ящиком, потому что ты не дерево с дуплом и не мусорная урна у двери...— О чем ты говоришь? — Она старалась увернуться от града поцелуев. Она даже отталкивала его, но он не обращал внимания.— Ты мой канал связи. Мой почтовый ящик для мистера Лодера. — И за этим последовало долгое и решительное объятие. — Позвоню тебе завтра, ты поедешь со мной в Англию?— Нет, конечно же нет. Не говори глупостей.— Тебе так худо?— Мне не худо. Просто я очень беспокоюсь. Я же не такая, как ты, я не могу все превращать в шутку!— Но, если это не смешно, тогда это грустно, — терпеливо, как ребенку, пояснил Свердлов. — Если меня схватят и отправят домой, тогда будет грустно. Грустно для меня и для тебя, потому что я уверен, что ты будешь жалеть. А пока все смешно. Заниматься любовью с почтовым ящиком — одна из самых смешных вещей на свете.Джуди пошла к себе в квартиру, а Свердлов гулял еще целый час. Ночь выдалась чудесная, через пять минут он оставил позади жилые кварталы Парк авеню и очутился на ярко освещенной и людной улице, смешавшись с толпой, разливавшейся по тротуару.Иногда он останавливался у витрин магазинов. Каждая выглядела по-своему красочно и неповторимо, он никогда прежде не обращал на них внимания, никогда не пытался сравнивать с унылым однообразием государственного универсального магазина, где товары выставляют так, словно приглашают покупателя совершить преступление.Он никогда не был против критики, при условии, что она имела разумную цель, а не была сварливым тявканьем из подворотни. Он находил в своем обществе массу недостатков и очень любил выводить из себя Елену рассуждениями о них. Но никогда не видел причины и никогда не хотел отдать предпочтение иному образу жизни. Он был русским человеком, он чувствовал и думал как русский и вел себя как русский. У него никогда не появлялось желания покинуть свой дом, ему не хотелось этого и сейчас. Но в такой же мере ему не хотелось пока умирать в своем доме.Словом «предатель» люди пользуются слишком вольно, так называют обычно тех, кто думает иначе, чем другие. Люди, с которыми он работал, употребят это слово применительно к нему, если ему удастся спастись. Возможно, временами он сам будет называть себя этим словом. Только дурак может утверждать, что добровольные изгнанники не испытывают приступов ностальгии, не знают мук разочарования. Но Свердлов хорошо знал, как работает государственная машина на его родине. За подозрением следует приговор, как ночь следует за днем. Государство заняло место Бога и, присвоив себе божественность, объявило себя всемогущим. Подобно Богу, оно стало непогрешимым. Свердлов шел по сверкающей огнями улице в толпе американцев, расходившихся по домам после вечернего сеанса кино или из ресторана, и думал о перспективе прожить оставшуюся жизнь в изгнании. И не только в изгнании, но еще и скрываясь.Вымышленное имя, несколько переездов на новое место, месяцы жизни под охраной, пока не будет сочтено, что пыль улеглась и можно где-нибудь обосноваться постоянно при самом минимальном прикрытии. Но и тогда никакой определенности. Его по-прежнему будут искать, начнется настоящий крестовый поход, чтобы найти и расправиться с ним. И лодеровское правительство не будет с ним много церемониться, стоит только ему отдать себя под его покровительство, другими словами, под его охрану. Он намеренно назвал это охраной, потому что перебежчик — все равно что пленник тех, кто предложил ему покровительство. После побега уже некуда податься, и на него могут оказывать какой угодно нажим. Наиболее вероятна угроза выдать его своим. Нет, легко ему не придется и весело тоже не будет. Он идет на это. Он не колебался, подумав о том, что альтернатива — лишь подвалы Лубянки и утрата человеческого облика. Нет, он не станет жалкой овцой и не пойдет покорно на заклание только за то, что позволяет себе мыслить независимо. Он прибавил шагу, лавируя в толпе. Скоро улицы опустеют. Почтенные люди, развлекавшиеся в этот вечер вне дома, торопятся скорее укрыться под сенью домашнего очага до того, как город превратится в ночные джунгли, где царят насилие, грабеж и смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33