Она задержалась перед соблазнительными витринами шляпных, парфюмерных и музыкальных магазинов, но вскоре вновь нырнула в лабиринт тихих улочек, расположенных поблизости от Пиккадилли и Парк-Лейн.
Особняк Элтем-Хаус помещался на огороженной территории. Фасад его украшали короткий подъезд для карет и величественный портик. Однако Каролину это не испугало. Она быстро подошла к парадной двери и позвонила.
Дверь ей открыл лакей в небрежно накинутой ливрее. Он был довольно молод и еще не приобрел подобающего званию высокомерия. Каролина попросила леди Элтем.
– Сожалею, мадам, но ее светлости нет в городе.
– О господи! Она, наверное, все еще в Шотландии, у леди Люси?
Лакей подтвердил ее предположение.
– А не скажете ли вы, собирается ли семья этим летом в Хойл-Парк?
В ней так явно угадывалась леди благородного происхождения и говорила она так непринужденно, что лакей ответил без колебания:
– По-моему, о том, чтобы открыть в этом году дом в Кливе, речи не было.
Поблагодарив его за информацию, которая была именно такой, на которую она надеялась, Каролина быстро повернулась, не дожидаясь, пока он попросит у нее визитную карточку.
Дойдя до ограды, она встретила двух людей, которые как раз входили на территорию, примыкающую к дому, – высокого и, безусловно, красивого молодого человека в голубом фрачном пиджаке, легких брюках и ботфортах и изящную девушку лет восемнадцати, не больше, с огромными васильковыми глазами и ослепительным цветом лица, в шляпке с перьями и платье с глубоким декольте, облегающем ее, как чулок. Они посторонились, чтобы пропустить Каролину, а молодой человек снял шляпу и слегка поклонился.
Да это же, наверное, и есть лорд Элтем, подумала она, поспешно удаляясь. А девушка, наверное, из тех, кого называют жрицами любви. Похоже, он уже полностью свободен от забот опекуна!
Глава 2
– Кто это отходил от дома, когда мы пришли, Томас? – осведомился Джек Элтем, протягивая лакею шляпу.
– Эта леди спрашивала ее светлость, милорд. Я не уточнил ее имя.
– Знакомая моей матушки, не так ли? Ну что ж, с этим ничего не поделаешь, – сказал молодой человек, взглянув на свою спутницу; ее положение в жизни было очевидно, и лакей хорошо понял, что имел в виду хозяин. Зная свое место, он промолчал, сохранив невозмутимое выражение лица.
– У вас шикарный дом, Элтем, – произнесла девушка с васильковыми глазами, глядя через стеклянные двери вестибюля на мраморную лестницу.
– Немного напоминает собор Святого Петра, на мой взгляд. Я зашел домой только затем, чтобы прочитать письма. Принесите мне их, пожалуйста, – обратился он к Томасу.
– Слушаюсь, милорд.
Джек провел свою спутницу через холл в комнату.
– Проходите, Ада!
Небольшая гостиная показалась Аде Гейни ужасно старомодной; в ней было множество зеркал в тяжелых рамах, украшенных листьями аканта, и золоченые кресла на изогнутых ножках. На стене висел портрет леди в парике, который выглядел устрашающе, хотя, безусловно, говорить этого не следовало.
– Какая красивая комната, – вежливо заметила она.
Джек подошел к ней сзади и снял с нее шляпу. Ее темные волосы были довольно коротко подстрижены. Он начал целовать ее в затылок. Девушка никак не реагировала, а затем холодно и тихо произнесла:
– Не надо, Элтем.
– В чем дело?
– Я не хочу, чтобы со мной так бесцеремонно обращались.
– Нет, дело не в этом. А в чем же?
Она заколебалась и начала опровергать его слова обычными «ни в чем», «ничего особенного», но в конце концов у нее вырвалось:
– Моя сестра Эстер постоянно говорит, что вы обращаетесь со мной, как с обычной танцовщицей кордебалета, а мама удивляется, почему вы не назначите мне содержание. У других есть дома и содержание (кроме Салли, которой всегда не везет), а в прошлом году Том Оутли возил меня в Брайтон. Я вынуждена жить с родителями на Маунт-стрит, а матушка часто бывает неласкова…
– Моя бедная девочка, мне невыносимо думать о том, что вы несчастливы. Обещаю вам, скоро у вас будет свой дом!
– Правда, Джек? Как скоро?
Потребительская нотка в ее голосе показалась ему такой же наивной, как у ребенка, выпрашивающего конфетку. Он нежно поцеловал ее и сказал:
– Как только я уговорю дядю. Я написал ему, что мне нужно большее содержание.
– А он тут при чем? Вам уже есть двадцать один год!
– Мой отец оставил чертовски глупое завещание, по которому моими деньгами распоряжается дядя, пока я не женюсь. Отец назначил своего брата моим опекуном.
– Но это же абсурдно! Д если вы на всю жизнь останетесь холостяком?
– Это, конечно, была ошибка. Упущен пункт относительно моего возраста. Но если вы попробуете уговорить моего дядю согласиться…
Ада слушала, сочувствовала и сопоставляла факты, обдумывая, как их использовать с выгодой для себя. Она была приучена думать именно в таком ключе. В семье Ада была младшей из пяти красавиц дочерей – куртизанок, вращавшихся в лондонском полусвете. Их любовниками были только аристократы. Золотые Гейни были столь же знамениты, как и рыжие девицы – Харриетт Уилсон и ее сестры. Прозвище Золотые Гейни намекало на цвет волос (все сестры, кроме Ады, были рыжеволосыми), но тут присутствовал и другой подтекст: намек на дороговизну содержанок, что, безусловно, имело место.
Вошел дворецкий со стопкой писем на подносе. Джек быстро их просмотрел.
– Ничего не было доставлено лично? От лорда Фрэнсиса?
– Нет, милорд.
– Он не ответил? Что же вы будете делать? – спросила Ада.
– Поведу вас на прогулку в парк.
Следующие несколько часов они провели очень приятно, но Джек не забыл об этом разговоре и в четыре часа, передав Аду ее любимой сестре Бетси, отправился по Пикадилли к дяде, имевшему в Олбани собственные апартаменты.
Мельбурн-Хаус, когда-то средоточие общества вигов, позже перешел к герцогу Йоркскому, но тот продал его, по уши увязнув в долгах; теперь, переименованный, перестроенный и дополненный еще одним зданием, он стал уникальным прибежищем для джентльменов со средствами. Джек, впущенный швейцаром, прошел в апартаменты лорда Обри на первом этаже оригинального особняка. В Олбани царила мирная, почти благоговейная тишина – здесь были строгие правила относительно шума. Лорд Фрэнсис занимал небольшую спальню с кухонькой, на чердаке жил его слуга, а в погребе хранилось вино. Но самым замечательным местом в его квартире была огромная комната с видом на Берлингтон-Гарден, заполненная таким количеством расписного фарфора, что Джек всегда, входя туда, моргал, хотя знал, что увидит. Его дядя был страстным коллекционером китайского фарфора.
Вдоль стен стояли шкафы, наполненные его сокровищами, как и две ниши с полками, и часть книжного шкафа, книги из которого были вынуты и положены на пол. Некоторые вазы были толстыми и круглыми, другие – тонкими, с длинными, изящными горлышками. Большинство из них украшали цветочные узоры: изысканные пионы и гвоздики на черном фоне, ослепительно белые бутоньерки на блестящей голубой поверхности. Джек прохаживался по комнате и внимательно рассматривал коллекцию. Его заворожило блюдо с золотыми драконами и несколько фарфоровых статуэток птиц, в которых безошибочно угадывались фазаны, утки и гуси, но ему казалось, что в жизни не может быть такого экзотического оперения. Он взял одного из фазанов.
– Ради бога, поставь, пока не разбил! – услышал Джек голос за спиной.
Лорд Фрэнсис Обри – лет сорока, небольшого роста, худощавый, с короткими каштановыми волосами и довольно бледной кожей – вошел в комнату бесшумно, что было одной из его неприятных привычек. Черты лица его были невыразительные, но в прозрачных серых глазах угадывался циничный ум. Лорд производил впечатление эгоистичного и, вероятно, безжалостного человека, свободного от всех добродетелей.
– Что тебе нужно? – взглянув на племянника, спросил он.
– Я просто шел мимо, – отозвался Джек, как ему казалось, довольно беспечным тоном. Он благополучно поставил фазана, и тут его взгляд упал на стоящий рядом с ним горшок. – Какой великолепный ярко-красный цвет!
– Sang de boeuf.
– Простите?
– Бычья кровь, – любезно перевел лорд Фрэнсис.
– Спасибо, сэр. Французский я знаю.
– Разумеется. В Итоне тебе с трудом давалась латынь, не так ли?
«Я не позволю ему разозлить себя», – подумал Джек.
– Если ты пришел сюда, дорогой Элтем, и высказал несколько дилетантских замечаний о восточном фарфоре, это еще не значит, что ты снова получишь от меня деньги!
– Хорошо, сэр, – покраснев, ответил Джек. – Если предпочитаете, перейдем прямо к делу. Могу я узнать, собираетесь ли вы увеличить мое содержание?
– Не сейчас.
– Но послушайте, сэр… это же неразумно! Почему вы отказываете мне в праве на обеспеченную жизнь и достойное положение в обществе? Мне нужны деньги…
– Чтобы бросить их к ногам одной из самых корыстных куртизанок Лондона?
Джек понял, что дядя знает о его связи с Адой, но не замедлил возразить:
– Вы не имеете права осуждать ее. Вы даже не видели ее.
– Зато я встречался с ее сестрицами! Все они одного поля ягоды!
– Эстер Гейни была вашей любовницей, поэтому я не понимаю, по какому праву вы осуждаете…
– Я не осуждаю. Я не моралист.
– Вот как? – Джек немного смутился. Не такого ответа он ожидал от человека старшего поколения, даже дяди Фрэнсиса.
– Мне кажется, ты несколько заблуждаешься, – заметил дядя. – Я уже не твой опекун и тем более не твой попечитель. Поэтому я не возражаю против твоей любовницы, я лишь возражаю против ее цены!
– Любовь и скупость для меня несовместимы!
– Тогда тебе придется экономить на чем-нибудь другом.
– Но сами-то вы не отличаетесь экономностью, сэр!
Лорд Фрэнсис самодовольно оглядел свою коллекцию:
– Уж не ставишь ли ты мне в вину мои скромные удовольствия?
Джек смутно понял смысл его слов: если главе семьи приходится экономить, то удовольствия младшего члена семьи должны быть гораздо более скромными, чем они есть. Но воспитание не позволило ему это сказать.
Во всем виновато абсурдное завещание! Дядя может связать племянника содержанием, совершенно не соответствующим его истинному доходу. «Если он этим не озаботится, – подумал Джек, – я возьму и женюсь на первой встречной девушке! Посмотрим, что он тогда скажет!»
В одном только дядя не может ему помешать. Хотя его доход ограничен, Джек имеет право жить в любом из своих многочисленных домов и по своему усмотрению использовать принадлежащие ему материальные ценности.
– Я отвезу Аду в Девоншир, – заявил он. – Вы не можете запретить мне поехать в Хойл. Если она захочет иметь свой дом, ей будет принадлежать Заповедный коттедж!
Глава 3
– Но я не хочу заживо похоронить себя в деревне! – запротестовала Ада. – Я ненавижу деревню. Там нечего делать и всегда идет дождь.
– Ты будешь делать то, что тебе скажут, моя девочка, и будешь слушать тех, кто знает, что для тебя лучше! – воскликнула крупная женщина с красным лицом, стоящая над ней в угрожающей позе.
Ада заплакала.
– Осторожно, мама! Ты же знаешь, как она обидчива! – заступилась за сестру Бетси. – Неужели нельзя оставить ее в покое? Почему она должна ехать, если не хочет?
– Потому что было бы безумием отказаться от такой блестящей перспективы, – отрезала Эстер, старшая и самая благополучная из пяти дочерей Гейни. – Расскажи еще раз, Ада, что именно лорд Элтем говорил тебе о женитьбе?
Семейный совет проходил на Маунт-стрит, где мистер и миссис Гейни долгие годы влачили чуть ли не нищенское существование, а потом зажили на широкую ногу.
Если бы Марта Гейни услышала, что ее считают сводней, разбогатевшей на проституции своих дочерей, она бы возмутилась. Марта любила своих девочек и хотела только, чтобы они заняли более высокое положение в обществе. Сама она была дочерью прислуги и (вероятно) какого-то джентльмена. Коротко мелькнув на сцене, она вышла замуж за артиста-неудачника. Ее личная жизнь сложилась несчастливо, но Марта произвела на свет пять неземной красоты дочерей. Ради них и жила с мужем, который немного зарабатывал преподаванием. Она экономила буквально на всем и сдавала жилье, тратя каждый пенни на образование девочек, которых хотела удачно выдать замуж. Никакой другой цели у нее не было.
Когда Эстер в пятнадцать лет соблазнили, оскорбленная мать отходила ее шваброй и заперла на чердаке, посадив на хлеб и воду. Ни один родитель не мог бы найти лучшего способа наказать провинившегося ребенка. Но вскоре после этого Эстер сбежала и появилась в родном доме, только став гордой обладательницей виллы в Ричмонде, шикарного фаэтона и ожерелья из жемчуга. Такова вот расплата за грехи! Миссис Гейни очень страдала от разлуки с любимой дочерью и с горечью признала, что ее мечты не сбылись. Девушки получили такое хорошее воспитание, что могли произвести впечатление на потенциальных женихов. Впрочем, если выйти замуж не удастся, они смогут вести интересную, роскошную жизнь с партнерами, достойными их невероятной красоты. Вот так все и началось.
Среди сестер лучше всех была устроена Эстер, тридцати четырех лет, с рыжевато-золотистыми волосами и зелеными глазами: официальная любовница богатого члена парламента, развлекавшая принцев и поэтов. При этом ей с необыкновенной выдержкой и дипломатичностью удавалось лавировать между бесчисленными любовниками, которых она бессовестно обирала. Салли, второй сестре, повезло не так. Бедняжка Салли всегда влюблялась в негодяев или беременела в самый неподходящий момент. Она сидела у окна и смотрела на Аду большими глазами, полными слез сочувствия.
Третья сестра, Селия, при сем не присутствовала. Она вышла замуж за одного из своих покровителей, стала достопочтенной миссис Пейдж и мать навещала нечасто. Селия всегда была спокойной, утонченной девушкой, в отличие от живой Бетси, с медными волосами и быстрым языком. Бетси, любовнице лихого гусара, было двадцать два года, на четыре года больше, чем Аде.
Единственный оставшийся член семьи отсутствовал, но никто не ощущал нехватки. Мистер Гейни к обеду обычно бывал пьян, и в этом доме, где царил матриархат, с ним не очень-то считались.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20