– Да нет! Почему? – удивилась Ванда.
– Вас это бесит, да? – Маг продолжал допытываться.
– Дайте же договорить, в конце концов! Открылись окна…
– И эта ассоциация тоже не случайна, – опять перебил Александр.
– Господи! – дернулась Ванда. – А у вас случайно не возникает никаких ассоциаций? Я вам плачу, чтобы услышать какие-нибудь объяснения.
– Я могу дать вам только посылы, чтобы вы сами дошли до сути виденного и происходящего, – мягко произнес Александр.
Он забормотал «corno, corno, corno», будто читал молитву, перебирая четки, затем выпрямил указательные пальцы и мизинцы. Закрыл глаза и замолчал.
– Слава Богу! – сказал он, открыв глаза. – Окна означают хорошую новость. Может, вы еще видели открытые балконные двери?
– Да.
– Это означает приближение счастья. Fortuna, fortuna! Богатство! О! Вода! – вдруг закричал он. – Вода означает изобилие!
Выкрикнув это, он заговорил о географическом положении Палаццо Дарио, ссылаясь при этом на пожелтевшую ксерокопию старой венецианской гравюры.
«Наконец-то! – подумала Ванда. – Наконец экстрасенс ведет себя как экстрасенс». И она сосредоточилась на его выводах о взаимосвязи пространства и метафизики. И только его очередное упоминание ароматической палочки вывело ее из благоговейного состояния.
– Посмотрим дальше, я кое-что приготовил для вас, синьорина. Взгляните сюда, – сказал он, показывая ей четыре бокала с ароматическими палочками. – Зеленый, золотой, серебряный и янтарный. Зеленый – цвет надежды, золотой – богатства, серебро означает деловую состоятельность, янтарь – здоровье. В тот раз я дал вам палочку из зеленого бокала. Нам нужно пройти весь цикл.
Ванда набрала в грудь воздух.
– Поэтому сегодня вот вам следующая из золотого бокала. С нею походите по салону Мохамеда, пока не прогорит.
– Сорок пять минут? – недоуменно уточнила Ванда.
– Да, – подтвердил Александр. – Потом расскажите, что видели. Жду вас в следующую пятницу. Кстати, поскольку вы платите в рассрочку, разрешите напомнить вам о следующем взносе.
Ванда пододвинула к нему через стол три купюры по 100 000 лир.
– Будет логично, если следующий сеанс вы проведете у нас, в Палаццо Дарио.
– Работа на дому оплачивается дополнительно, – не колеблясь ответил Александр и задумчиво склонил голову.
– Если вам очень неудобно, надо подумать, как это решить иначе, – медленно проговорила Ванда.
– Посмотрим, – примирительно отозвался Александр. – Может быть, я и смогу все устроить. Но только в следующую пятницу. В виде исключения.

– Ну? – спросил Радомир, как только Ванда вернулась с сеанса. Он ждал результатов.
– В основном все ясно. Так сказать, математически, – сказала Ванда. – Разумеется, ни ты, ни твои предшественники даже не удосужились взглянуть на карту города и на то, как расположен Палаццо Дарио. А стоит взглянуть – любому все станет ясно, у кого хоть мало-мальски развито воображение.
Она пошла в библиотеку и, достав карту Венеции, разложила ее на столе перед Радомиром.
– Я тебе покажу то, что мне объяснил маг Александр. Ты видишь, что всемирно известный Большой канал имеет форму змеи или даже дракона? Он делит город на две части. Здесь, наверху, у Маргеры, – голова дракона. – Ванда вела указательным пальцем вдоль всемирно известного Большого канала. – Здесь, внизу, попадаем в район, приносящий несчастья, потому что это – хвост дракона, самое несчастливое место, хотя и противоречивое в то же время.
– Почему противоречивое? – спросил Радомир.
– Имей терпение, – сказала Ванда, – просто послушай хоть раз. Место, где стоит Ка Дарио, очень негативное. С одной стороны, дворец расположен на левом берегу…
– … А левое означает негативное, – договорил за нее Радомир.
– О! Браво! – отозвалась Ванда. – Смотри-ка, у нас успехи в мире непознанного! С другой стороны, в конце всемирно известного Большого канала расположен остров Сан Джорджио, названный в честь святого Георгия, победившего дракона. Он нейтрализует негативную энергию.
– Звучит логично, – согласился Радомир.
– Напротив нас – символ Венеции – собор Св.Марка, – уверенно продолжала Ванда. – И оба святых, Св. Марк и Св.Георгий, должны изгнать злых духов и разрушить темную силу дракона.
– Так, значит, все в порядке!
– Но если внимательно присмотреться к палаццо, станет четко видна его асимметрия. Кроме того, во дворце семнадцать окон, это очень плохо. И надпись: «Genio Urbis Joannes Darius». Посвящение городу. Как посвящение дракону, сказал Александр. То же самое. Он еще попробовал узнать, что означает анаграмма из двадцати трех букв. Она означает: Sub ruina insidosa genero под обломками рождается измена (ит.).

. Это говорит о том, что каждый, кто вселяется в этот дворец, будет уничтожен, – договорила Ванда.
– Если это не проклятие, то что? – вздохнул Радомир.

Вечером, когда маг должен был провести первый сеанс очищения, Радомир, как всегда, сидел в окружении своих верных клевретов. Искусствоведша, как гофрированная накидка, задрапировала собою кресло. Напротив нее пристроилась полупрозрачная советница по налогам. Она, как обычно, вскакивала каждые две минуты и убегала опустошить и вымыть пепельницу. Рядом с ней на диване возлежал молодой поэт. Ванда заметила, каких усилий ему стоило ровно держать голову. Аристократка ходила туда-сюда между креслами и кушетками в своем черном кружевном костюме. Сегодня ей хотелось, чтобы все заметили, как она одета, а сидя это не удалось бы. Поэтому она отказала себе в удовольствии сегодня вечером где-нибудь спокойно посидеть. Она то и дело наклонялась вперед, сверкая ягодицами под черным кружевом. Японская скульпторша с безразмерной улиткообразной прической, гостившая в Венеции проездом, раскачивалась на гофмановском стуле. Радомир был в великолепной форме. Только что удачно сострил на тему Французской революции.
– Не думаю, чтобы общественное развитие ускорилось оттого, что канальи захватили власть.
И тут Микель объявил следующего гостя.
Маг Александр вошел в салон. Все уставились на маленького напудренного человека.
– Он говорит, что он маг и что его ждут, – извиняющимся тоном проговорил Микель.
– Как оригинально, – сказала кружевница в наступившей тишине. – Вы проведете сеанс?
Ванда заметила, как маг покраснел под своей пудрой.
– Я не хочу мешать, – сказал он, – и сразу же начну работу.
Он повернулся, и вдруг его облик изменился так, словно злой дух вселился в него и начал раздирать изнутри. Его грудь выкатилась вперед, глаза вылезли из-под напудренных век, кадык задвигался как от крутых глотков. Ванда и Микель замерли, с любопытством следя за ним. Казалось, его сейчас разорвет. Он рухнул в кресло, откинулся назад, на мгновение задержал дыхание и шумно вздохнул. Микель озабоченно подложил подушку ему под спину. Глаза мага наконец обрели нормальное выражение.
– Мой желудок, – еще раз шумно вздохнул Александр. – Даже маленький кусочек лука меня убивает. Вы и представить себе не можете, какое это страдание.
– Нет, нет, можем, можем, – сочувственно сказал Микель. – Мне плохо уже от запаха лука, лук меня тоже убивает.
– А меня – огурцы, – сказала аристократка, и ее глаза выразили страдание.
– Пресноводная рыба! – воскликнул Радомир. – Крошечная пресноводная рыбка, и я три дня глаз не могу сомкнуть.
– Может, вам принести зеленый чай? – спросил Микель мага.
– О, лучше граппу, – ответил Александр и опять шумно втянул воздух.
– Я позабочусь об этом, – сказала Ванда и вывела мага из салона.
Любопытный Микель пошел за ними. Ванда провела Александра в маленький салон на третьем этаже, где он тут же забыл о своем желудке и, не дожидаясь граппы, раскрыл сумку. Он достал хрустальную пирамиду, голову фараона, бокал с ароматическими палочками и поставил все это на стол. Шумно дыша, он зажег одну палочку. Снизу доносились голоса. Маг закрыл дверь, подошел к окну и задумчиво посмотрел в него, прислушиваясь к отголоскам разговора в салоне.
– Я чувствую очень много разрушительных вибраций в этом доме, – сказал Александр.
Что-то бормоча, он прохаживался из стороны в сторону. Ванда спросила, может ли она чем-то помочь. Он отрицательно помахал рукой.
– Оставьте меня, пожалуйста, одного. И, может, попросите господ внизу разговаривать немного потише. Вернитесь сюда через три четверти часа.
Ванда спустилась вниз и выполнила его просьбу.
– Он просит, чтобы ему не мешали, – сказала она присутствующим. – Вы не могли бы некоторое время говорить потише.
– Как оригинально, – сказала кружевница.
Радомир нахмурился.
Через три четверти часа ароматическая палочка прогорела. Маг стоял у окна, глядя на всемирно известный Большой канал. На его лице была гримаса изжоги.
– Было очень трудно сосредоточиться, – сказал он, – но то, что я увидел, меня озадачило. Я заметил, что в комнате было что-то, что меня нервировало. Оно помешало сосредоточиться на заклинаниях. Оно не уходило, и я решил войти с этой сущностью в контакт, но пообщаться с ней мне не удалось. Я думаю, это сущность кого-то, кто жил в Ка Дарио, дух, не обретший покой и не покинувший дом. Для меня это еще одно доказательство того, как необходимо здесь очищение, чтобы вашего дядю не настигла та же судьба, что и остальных.
Маг сложил в сумку свои причиндалы. Ванду передернуло. Она представила себе Радомира в роли следующего в очереди проклятых владельцев.
– 350 000 лир, – сказал Александр. – За работу на дому.
Ванда и Микель проводили его к выходу. Прежде чем уйти, маг наклонился к Ванде и прошептал ей на ухо.
– Мочу? – медленно повторила Ванда. – Ни в коем случае. Вы с ума сошли?
– Интересный тип, – сказал Микель, когда за Александром закрылась дверь. – Умный, сразу видно. Корифей. И такой симпатичный.
– Не преувеличивай, – сказала Ванда.
Оба вернулись в салон. Там затянулась беседа на тему магии, словно все только и ждали, когда маг уйдет. Каждый считал нужным высказаться. Аристократка жарко говорила о госпоже Лидии, которая вела прием в Санта Кроче. Молодой поэт рекомендовал всем Марио Давандо из Кастелло, рыцаря ордена розенкрейцеров, гомеопата, астролога, целителя, специалиста по аномалиям и оккультизму. И в центре захваченного беседой круга – Радомир, который неожиданно проявил интерес к оккультизму.
– Суеверие вполне человечно, – сказал он. – Ассирийцы уже в седьмом столетии знали заклинания против ведьм. Я же разделяю мнение Бенедетто Кроче: я в это вообще не верю, однако все это истинно.
– Как оригинально, – сказала кружевница.
После этого вечерний кружок стал расходиться. Гости отправились дальше, в Палаццо Брандолини. Графиня Бранда Брандолини вернулась из Нью-Йорка и давала по этому поводу коктейль.
За последними гостями закрылась дверь. Радомир вздохнул и взял Ванду под руку.
– Он отвратителен. – В его голосе звучал упрек.
– Кто?
– Маг, – сказал Радомир, – он красит волосы и брови тоже.
– Тебе же его не на блюде подают.
– По-моему, он прекрасен, – сказал Микель.

19

О том, как Ванда вступила в борьбу с гондолами певцов серенад, и о том, что в Венеции думают о Гете. Ванда отправляется вместе с Примо на прогулку по лагуне. Им мешают. Примо ведет двойную жизнь

Ванда сидела в Восточном музее у открытого окна и пыталась читать. Стоял душный летний вечер. Внизу на канале пели «Gondola-gondola-gondoli» под бурные аплодисменты. Ванда вела собственную статистику, и, по ее подсчетам, она 29 раз в день слышала «О sole mio», второе место занимала «Funiculi-ranicula» (20 раз) и «Nel blu, dipinto di blu» (11 раз). Международные пристрастия удовлетворялись рефренами из «Танца маленьких утят» – «И ballo del quaquaqua», Фрэнком Синатрой «I did it my way», а также Эдит Пиаф с ее «Non, je ne regrette rien». Вечнозеленая «Ciao Venezia», как заметила Ванда, тоже всегда сопровождалась громкими аплодисментами. Здесь никто не боялся задеть чьи-то политические чувства, и по желанию также исполнялся «Интернационал». Иногда учитывали происхождение туристических групп, поскольку немцы особенно ценили «Rosamunde», израильтяне пели «Hava Nageela Hava», и только на пристрастия японцев никто не обращал внимания.
Вдруг кровь зашумела у Ванды в ушах. Как сумасшедшая, она вылетела в коридор, схватила синее пластиковое ведро из ящика со средствами для уборки, до краев наполнила его водой, бегом вернулась в комнату, к окну, и с размаху швырнула чистую водяную струю вниз, накрыв ею одним махом всю поющую компанию в гондоле – и певца, и аккомпаниатора с аккордеоном. Все разом стихло. Но всего на несколько секунд. Двуязычные вопли разразились, не дав тишине устояться. Гондольер кричал на венецианском диалекте, что Ванда чокнулась. «О my God! – стонали туристы. – What the fuck is going on here?» Что за х… здесь происходит? (англ.)

Ванда, должно быть, угодила в американцев, вероятно, из Кливленда, штат Огайо. Жаль… Лучше было бы на японцев. Американцы, конечно, подумали, что венецианское Управление по туризму специально платило ей за исполнение таких фольклорных сцен на фоне общей экзотики. Потом ей стало даже немного стыдно. Скорее всего потому, что она выросла не здесь, думала она. Конечно, надо быть венецианцем, чтобы одинаково равнодушно переносить серенады в гондолах и голубиный помет. Но прежде чем ее чувство вины окончательно улеглось, директор Морозини просунул голову в дверь ее кабинета и поздравил с успешной проделкой. Впервые за много недель он как-то ожил, заметила Ванда. С тех пор как от его таинственной рукописи, содержание которой все еще было для Ванды секретом, фатально отказались, он пребывал в постоянной депрессии.
– Sono una maledizione! – прошипел он. – Это какое-то проклятие, пытка для ушей и хорошего вкуса!
Ванда почувствовала, что ее поняли. Ведь он-то, в самом деле, «всосал» серенады с молоком матери и весьма враждебно относился к посторонним антивенецианским проявлениям.
– Одного ведра еще мало, – сказал Морозини. – У меня на террасе стоит их, пожалуй, несколько сотен. Венецианские связки гондол, в которых поют серенады, ничего общего с Венецией не имеют. Это коварное изобретение одного отельного портье – Джузеппе Торторелла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33