– Если бы вы всегда говорили правду – как любила повторять моя мама, когда я лгал, что не проливал сок на ковер, – то вы никогда не забыли бы, что сказали раньше. Словом, лучше бы вам именно так и поступать.

* * *

По окончании перерыва обвинение вызвало сержанта Джея Кьюлика, полицейского эксперта по отпечаткам пальцев. В свои неполные сорок лет Кьюлик был кудрявым мужчиной с подкрученными кверху усами и благопристойными манерами, свойственными людям его профессии. После того, как он прочел небольшую лекцию, изобилующую специальными терминами, связанными с техникой анализа отпечатков, и вслед за тем, как было установлено, что на кочерге длиной в тридцать два дюйма и весом в три фунта были обнаружены отпечатки пальцев и Клайда Отта и Джонни Фей, Альтшулер попросил Кьюлика рассказать в доступной для непрофессионалов форме, в каких именно местах эти отпечатки расположены.
– Ее отпечатки имеются на всей кочерге, – сказал Кьюлик, – как у основания, так и в верхней и средней части. Причем и пальцев и ладоней.
– А отпечатки доктора Отта?
– Лишь в одном месте – у основания, на ручке. Отпечатки ладоней не найдены. Только следы пальцев обеих рук.
Альтшулер предъявил суду кочергу с наклеенными на нее ярлычками и приобщил ее к делу в качестве вещественного доказательства. Затем он попросил у судьи разрешения подойти поближе к свидетелю.
– Пожалуйста, встаньте, сержант, – сказал он. – Возьмите эту кочергу таким образом, чтобы ваши ладони ее не касались. Иными словами, только с помощью пальцев.
Кьюлик сделал это. Он явно очень неуклюже держал кочергу в руке.
Альтшулер отступил на шаг назад. Повернувшись лицом к Джонни Фей, он смерил ее суровым взглядом, в котором был немой укор. Стоя спиной к свидетелю, он громко сказал:
– Сержант, не удастся ли вам поднять эту кочергу над головой, по-прежнему держа ее одними пальцами. Можете вы сделать это?
– Это непросто, – ответил Кьюлик.
– Вы не можете этого сделать?
– Я могу, но не стану. Это очень неестественно.
Альтшулер вновь повернулся к нему:
– А теперь, сержант, возьмите кочергу естественным образом и поднимите ее над головой. Можете немного помахать этим оружием, если хотите.
Кьюлик сделал движение назад и коротко взмахнул кочергой в воздухе, словно намереваясь кого-то ударить.
– Если бы эту кочергу у вас сейчас забрали, сержант, и отправили в ваш офис на экспертизу, что вы обнаружили бы на ней?
– Отпечатки моих пальцев и ладоней.
– А на ней не оказалось ни одного отпечатка ладони доктора Отта, когда вы на следующий после убийства день проверяли ее в своей лаборатории, так ведь?
– Да, сэр. Ни одного. Только отпечатки пальцев.
– Есть ли у вас основания, сержант Кьюлик, считать, что доктор Отт когда-либо поднимал эту кочергу выше уровня плеч?
– Нет, сэр, такого быть не могло.
– И что же в связи с этим можно предположить, сержант Кьюлик?
– Заявляю протест! – громко выкрикнул Уоррен. – Очевидный призыв к предположению.
– Поддерживается, – объявил судья.
Альтшулер внимательно посмотрел в сторону присяжных, прикидывая, понял ли кто-нибудь из них, в чем дело, или нет. Удовлетворенный, он сказал:
– У меня нет вопросов к свидетелю.
Уоррен попросил о десятиминутном перерыве. Проигнорировав Джонни Фей, он вытащил Рика в коридор, где они зашли за угол. Уоррен был бледен.
– История с кочергой, – сказал он, – это какая-то волшебная сказка. Джонни Фей все это подстроила. Она поставила отпечатки пальцев Клайда после того, как застрелила его.
– Ты полагаешь, что присяжные в состоянии додуматься до этого? – спросил Рик.
– Если кто-то из них не додумается сейчас, то Альтшулер откровенно выскажет все в своей заключительной речи.
– Я знаю этого парня, Кьюлика, – сказал Рик. – Он честный малый и основательный свидетель. Тебе не удастся сбить его.
– Но я же должен что-то сделать. Только ума не приложу, что именно.
– Прибереги это для заключительного слова защиты, – предложил Рик. – Подчеркни, что отпечатки ладоней вполне могли быть смазаны до неузнаваемости. Но только не делай этого прямо сейчас, потому что Кьюлик заявит, что подобное вряд ли могло случиться. Просто отпусти свидетеля, будто сказанное им вовсе и не важно.
Уоррен угрюмо покачал головой.
– Что еще новенького предстоит узнать нам?
– Может быть, правду, – ответил Рик.

* * *

Следующей свидетельницей была Лорна Джерард. Полная и загорелая, с нервно подергивающимся уголком рта, она была той самой много раз разводившейся дочерью Шарон Андерхилл. В ночь убийства Лорна Джерард ночевала в доме. Ничего не видела и ничего не слышала. Она в тот день приняла какое-то снотворное, к тому же дом был слишком велик.
Альтшулер спросил, знакома ли она с обвиняемой, Джонни Фей Баудро.
– Да, через моего отчима. Она была его любовницей. К стыду своему, должна признать, что несколько раз и я была в одной компании с ними.
– Расскажите нам об этих случаях, если вы ничего не имеете против, миссис Джерард.
За столом защиты Джонни Фей резко прошептала на ухо Уоррену:
– Заявите протест! Это не ее собачье дело!
Криво усмехнувшись, Уоррен негромко ответил:
– Тут нет оснований для протеста.
– Просто сделайте это!
Уоррен прошептал:
– Не могли бы вы сидеть тихо? Я хочу послушать.
Лорна Джерард рассказала, что через месяц после смерти Шарон Клайд взял миз Баудро в Даллас, где они все вместе ужинали в ресторане отеля “Анатоль”. Джонни Фей заявила: “Мы с Клайдом скоро поженимся”. Клайд добавил: “Может быть”. Эта женщина назвала его “последним дерьмом” и в гневе выбежала из зала. Клайд позднее сказал своей падчерице: “Я собираюсь избавиться от нее, как только смогу, обещаю тебе это. Дай только я по-своему управлюсь с этим делом”.
В другой раз, когда миз Баудро не было, он сказал: “Я ее боюсь”. Лорна Джерард поинтересовалась почему, но Клайд отказался объяснить это.
Судья Бингем отклонил протест Уоррена.
Джонни Фей нацарапала записку и протянула ее своему адвокату. Рик, сидевший по другую сторону от Джонни Фей, эту записку перехватил. Там было написано:

“Это все показания с чужих слов! Протестуйте снова! Боритесь за меня!”

Рик прошептал:
– Этот вопрос направлен на установление связи между участниками конфликта и на выяснение мотива.
– Да… вы этих участников! – прошептала в ответ Джонни Фей.
Рик спокойно возразил:
– Один из них мертв и к тому же мужчина, а другая не в моем вкусе.
За неделю до смерти Клайда, как продолжала рассказывать Лорна Джерард, она приехала в Хьюстон навестить старых друзей. Живя в доме на Ривер-Оукс, она один раз слышала, как Баудро ругалась с Клайдом в соседней комнате. Лорна не смогла разобрать, о чем они говорили. Однажды, когда женщины сидели в парке, наблюдая за Клайдом, игравшим с приятелем в теннис, Джонни Фей попыталась выяснить у Лорны, какое содержание дает ей Клайд. Лорна не захотела отвечать. “Я до смерти люблю твоего отчима, – сказала ей Джонни Фей, – но временами он бывает просто сумасшедшим. Иногда я теряю с ним всякое терпение”.
– А не говорила ли она еще что-нибудь по поводу вашего отчима? – закинул удочку Альтшулер.
– Да, разумеется, говорила. За несколько дней до того, как она застрелила Клайда, Джонни Фей без умолку бормотала что-то, сидя рядом со мной, пока я пыталась смотреть телевизор. И тогда она мне сказала: “Когда твой отчим напивается, становится злым и впадает в беспамятство, мне хочется, пока он спит, перерезать ему горло”. Она сказала именно эти слова. И, наверно, она наговорила бы еще больше, но я тогда закрыла уши руками.
Помимо воли, Уоррен быстро взглянул на Рика, который сидел, моргая глазами. Джонни Фей никогда не рассказывала им ни об этом инциденте, ни о ссоре в далласском ресторане. Когда адвокаты спрашивали, бывали ли у нее еще какие-то размолвки с Клайдом, она отвечала отрицательно.
Альтшулер задал Лорне Джерард вопрос:
– Скажите, вы всерьез восприняли слова миз Баудро?
– Мне не показалось, что это была шутка.
– Видели вы когда-нибудь, чтобы ваш отчим ударил миз Баудро, и не приходилось ли вам слышать, как он угрожал ей физической расправой?
– Нет, он хотел просто расстаться с нею. Но он не знал, как это сделать. Она имела своеобразную власть над ним. Мне кажется, я представляю, что это было.
– Предлагаю изъять это из материалов суда, – резко сказал Уоррен.
Судья официально проинструктировал присяжных не принимать во внимание сказанное Лорной Джерард и рассматривать это просто как отрицательный ответ.
– Ваша мать умерла в 1987 году, не так ли миссис Джерард?
– Да.
– При каких обстоятельствах? – спросил Альтшулер.
– Ее убили.
– Не говорил ли вам когда-нибудь доктор Клайд Отт, кто, по его мнению, сделал это?
– Протест! – вмешался Уоррен.
– Поддержан. Не отвечайте, мадам.
– У меня больше нет вопросов к свидетельнице, – сказал Альтшулер.
К перекрестному допросу приступил Уоррен.
– Какое содержание выплачивал вам ваш отчим, миссис Джерард?
– Сто тысяч долларов в год.
– И вы также имеете собственный источник дохода, не правда ли? – спросил Уоррен. – Из состояния вашей матери.
– Да.
– Вы любили вашего отчима?
– Собственно говоря, нет. Я недостаточно хорошо знала его.
– А миз Баудро вы знали так же хорошо, как вашего отчима?
– Разумеется, нет.
– Вы имеете в виду, что были едва с нею знакомы? Вы это хотите сказать?
– Думаю, что да.
– И фактически вы не знали ее настолько хорошо, чтобы судить о том, когда она шутит, а когда говорит серьезно, не так ли?
– А! Если вы намекаете на то, что она сказала насчет Клайда тем вечером у телевизора…
Уоррен перебил:
– Миссис Джерард, я ни на что не намекаю. Просто ответьте на тот вопрос, который я вам задал.
– Для этого я знала ее достаточно хорошо.
Кашлянув, Уоррен сказал:
– Миссис Джерард, вы, должно быть, не раз слышали подобные вещи от других людей. И что же, вы всегда воспринимали их всерьез?
– Ее слова я воспринимала всерьез. У нее было особое выражение в глазах.
Уоррен мог бы попросить судью, чтобы тот посоветовал свидетельнице быть более ответственной и воздержаться от комментариев, однако он чувствовал, что ее предубежденность против Джонни Фей шла на пользу защите.
– Когда миз Баудро сделала то замечание, которое вы ей приписываете, насчет того, что она-де перережет горло доктору Отту, когда тот будет спать, вы находились внизу и смотрели телевизор?
– Да.
– Не припомните ли вы, что за программа тогда шла?
– Какой-то фильм, мне кажется.
– Не помните, какой именно?
– Нет.
– Вы смотрели его с удовольствием?
– Да, во всяком случае, пыталась.
– А где в тот момент находилась миз Баудро?
– Позади меня. Рядом со мною. Точно я не помню.
– Значит, вы сидели, а она стояла, верно я говорю?
– Да, кажется, так.
– Никаких “кажется”. Скажите нам, действительно ли она стояла и действительно ли сидели вы.
– Хорошо. Да, так оно и было.
– Вы умеете смотреть одновременно в двух направлениях, миссис Джерард?
– Нет. Конечно, нет.
– Разве не факт, что, если вы смотрели телевизор, а миз Баудро стояла за вашей спиной, у вас не было возможности увидеть то, что вы описали, как “особое выражение в ее глазах”, в тот момент, когда она, как вы утверждаете, сделала свое замечание? Пожалуйста, ответьте нам просто: да или нет.
– Да, я видела это. Не спрашивайте меня, каким образом. Я видела и все.
– И затем, после ее предполагаемых слов, вы, как вы сами сказали, заткнули уши, чтобы ничего больше не слушать?
– Это не “предполагаемые слова”! Она сказала их.
– Я не спрашивал вас об этом, миссис Джерард. Я спросил о том, действительно ли вы заткнули уши, чтобы ничего больше не слушать?
– Да, я это сделала.
– И вы не слышали больше ничего из сказанного ею?
– Нет, я не хотела слушать.
– Следовательно, если миз Баудро потом прибавила еще что-то вроде “я просто шучу” или “да я это несерьезно”, услышать ее вы уже не могли, верно я говорю?
– Но она не говорила ничего подобного.
Уоррен улыбнулся.
– У меня нет вопросов.
– Отличная работа, – сказал Рик, когда Уоррен вернулся к столу защиты, а судья объявил перерыв, чтобы Мари могла оторваться от стенографа и расслабить руки.
Джонни Фей отозвала своих адвокатов в уединенное местечко в коридоре. На щеках ее горели малиновые пятна.
– Мне не нравится, какой оборот все это принимает!
– Вам следовало раньше рассказать нам о таких вещах, – сказал Уоррен.
– Да это же все ложь! – воскликнула Джонни Фей.
– И у вас не было никакой ссоры в далласском отеле “Анатоль”?
– Да нет же, черт побери!
– Вы ничего не говорили о Клайде, когда Лорна смотрела телевизор?
– Вы думаете, я сумасшедшая? Слушайте: эта Лорна – параноидная шизофреничка. Вы понимаете, в чем тут дело? Она меня терпеть не может. Все это она попросту сочинила!
Ни Уоррен, ни Рик не произнесли ни слова. Джонни Фей убежала в туалетную комнату, расположенную в конце коридора.
– Похоже, наша клиентка по уши в дерьме, – сказал Рик.
– Вполне заслуженно. Это ложь от начала до конца. Нам следовало ожидать этого.
– Что же заставляло нас думать, будто ее дело простое?
– Да. Даже моя Уби могла бы его выиграть, как ты говорил.
– Твоя собака действительно могла бы выиграть это дело, если бы все, что говорила нам наша клиентка, оказалось правдой.
– Правда, – сказал Уоррен, – это то, что меньше всего ей свойственно.
– Не паникуй! Возможно, ты имеешь не нее зуб из-за Куинтаны, но ты обязан ей помочь.
– Я сделаю все, что могу, – сердито буркнул Уоррен.
После короткого перерыва свидетельские показания давал Кеннет Андерхилл. Это был беспутный сын Шарон, мужчина лет сорока, нигде не работавший и ни к какой работе не способный, в чем он сам охотно признался. Он был наркоманом и находился на излечении. Кеннет заявил, что дважды оказывался свидетелем ссор между Клайдом Оттом и миз Баудро. Первая ссора случилась в ресторане “Анатоль”, где присутствовала и Лорна Джерард.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54