Вероятнее всего, это бродяга, поэтому он не мог уехать из города. Я знаю, что у него одежда жертвы и, может быть, он эту одежду носит. Я знаю, что от того, сумею ли я найти его, может зависеть человеческая жизнь. И я обязательно его отыщу.
– Может быть, вы его отыщете, а может быть, и нет. Я должна соотносить ваши шансы с проблемой роспуска этого состава суда на десять, а то и больше дней, за которые они могут до последнего слова забыть все то, что здесь слышали. Мне придется подбирать новый состав присяжных. И кроме того, когда я вернусь из отпуска, мое служебное расписание будет абсолютно занято.
Уоррен понимал, что с новым составом присяжных он потеряет все, чего добился. Гудпастер объяснит Шиве Сингх, сколь ошибочно заучивать описание примет наизусть, так что на свидетельском месте после этого он увидит уже совсем другую женщину.
Стараясь сдержать гнев, Уоррен вцепился в край скамьи:
– Присяжные ничего не забудут. Что же касается вашего расписания, ваша честь, то это ваша личная проблема. Вы должны перенести сроки слушания.
– На это даже и не рассчитывайте, – сказала Паркер. – Я веду процесс, и этим все сказано. Давайте продолжать нынешний суд.
Уоррен решительно и резко заявил:
– В таком случае я требую, чтобы все дальнейшее было занесено в протокол.
Он сделал знак в сторону секретаря суда, которая послушно выдвинулась вперед, положив пальцы на клавиатуру своей машинки.
– Ваша честь, я официально прошу вас взять самоотвод по этому делу. Откажитесь от участия в процессе. Я хочу, чтобы был назначен новый суд и с другим судьей.
Лу Паркер обнажила зубы. Она несколько раз быстро вздохнула, словно спринтер перед стартом.
– На каком же основании?
– На основании наличия предвзятого мнения со стороны судейской скамьи.
– Из-за того, что я отклонила большую часть ваших дурацких протестов? Из-за того, что не позволила вам охотиться за несуществующим свидетелем? Очнитесь и выпейте кофе, адвокат! Вы снова перешли всякие границы.
Они уже больше не шептались. Их спор теперь мог слышать весь зал.
– Из-за всего этого, – разъярился в ответ Уоррен, – и еще из-за многого другого. Из-за того, например, что во время нашей первой встречи, когда вы передавали мне это дело, вы приказали не отнимать у вас времени попусту. Велели поторопиться и решить его без суда, сказав, что это “кит в бочке” для обвинения, – это ваши собственные слова. Сказали, что не обязаны знать факты, касающиеся существа дела, но, что вы не слепы и не глухи. И все это вы повторили в присутствии обвинителя три недели назад. Вы предполагали, что мы держим ушки на макушке. Сорок лет тюремного заключения для человека, настаивающего на своей невиновности, – надо сказать, неплохое предложение! Вы угрожали, что, если я вынесу дело Куинтаны на суд, я уже никогда больше не получу от вас назначений. Это вы тогда перешли всякие границы. Налицо явное нарушение юридических законов. Это то, что изо дня в день безнаказанно сходит вам с рук, но только не со мной. Я отказываюсь продолжать работу в этом суде. Я покидаю зал.
Негромко и совершенно хладнокровно судья Паркер сказала:
– А вот теперь я привлеку вас за оскорбление суда. У вас паршивая репутация. Так что можете быть уверены, что я добьюсь обвинения.
– Попробуйте. У меня здесь есть свидетельница. – Он указал пальцем в сторону Нэнси Гудпастер. – Она все помнит.
Полная самоуверенности, судья Паркер обернулась к своему старшему судебному обвинителю.
– Вы ведь не помните ничего этого, не правда ли, Нэнси?
Гудпастер перевела нетвердое дыхание и сказала:
– Нет, я помню.
Лицо судьи покрылось розовыми пятнами.
– Я говорю о том, что я, по его словам, сказала. Вы утверждаете, что слышали это?
– Да, – ответила Гудпастер. – Вы все это говорили, ваша честь.
Судья резко развернулась к стенографистке.
– Выйдите вон отсюда! Это не нужно заносить в протокол. Ничего этого не нужно.
Секретарь суда поспешно удалилась.
Уоррен тихо проговорил:
– Если вы не откажетесь от ведения дела добровольно, я подам в другой суд ходатайство о вашем отводе. Прямо сейчас. Сегодня же. У нас будет открытое разбирательство. Я никогда не относился к судьям с неуважением, но на этот раз случай из ряда вон выходящий. Я прижму вашу задницу к стенке!
– Черт бы вас побрал, адвокат! – прошипела судья Паркер.
Глаза ее стали по цвету похожими на сигаретный пепел. Она поправила на себе мантию и снова забарабанила пальцами по судейскому календарю. Уоррен посмотрел на стенные часы, висевшие над скамьей. Они показывали без девяти минут три. Уверенными неслышными рывками секундная стрелка прокладывала свой путь по циферблату. Прошла минута.
Судья Паркер сказала:
– Ищите вашего свидетеля. Закон требует, чтобы вы приложили при этом должные усилия. Если вам до окончания другого вашего процесса не удастся разыскать этого человека, все останется, как есть. Мы завершим работу. Тем же составом.
– Благодарю вас, ваша честь, – искренне сказал Уоррен.

* * *

Когда в четверть четвертого Уоррен вышел из зала суда, Джонни Фей поджидала его в коридоре у фонтанчика с водой. Уоррену показалось, что она выглядела уставшей. Губная помада на ее губах была свежей, а вот косметика кое-где поблекла. Широкополая белая шляпа на голове Джонни Фей сидела косо.
Уоррен спросил:
– Вы там присутствовали?
– Я все слышала. Вы здорово себя вели с той индийской леди. И вы человек смелый – я также слышала и то, как вы разнесли судью. Похоже, я выбрала себе подходящего адвоката.
– Спасибо, – холодно сказал Уоррен.
– Не могли бы мы пойти выпить по чашечке кофе и поговорить?
– Не теперь. У меня много работы.
– Когда же мы поговорим о моем деле, адвокат?
– В понедельник, в восемь часов утра в суде Бингема. Мы будем выбирать присяжных, и нам понадобится ваша помощь.
– Вы прямо сейчас отправляетесь ловить того парня, который, как утверждает эта миссис Махатма Ганди, был на автостоянке?
– Да.
– Ну, желаю удачи, – сказала Джонни Фей. – Ах да, кстати, – спросила она невинно, – как мне лучше одеться в понедельник на суд?
Уоррен смерил ее взглядом. Если она придет в том же, в чем одета теперь, любой суд присудит ей шестьдесят лет без права на досрочное освобождение.
– Оденьтесь так, как вы оделись бы в церковь, – сказал он.

* * *

В тот вечер, натянув джинсы и налив себе выпить, Уоррен увидел в зеркале ванной образец адвоката, занятого на процессе, – человека с воспаленными глазами и затуманенным взором. Мне нужен таймаут, решил он, небольшая инъекция хорошей энергии, прежде чем я отправлюсь рыскать по всему городу в поисках человека, которого здесь может и не быть.
Оставалось целых пять дней до начала работы по выбору присяжных. Уоррен набрал телефонный номер Мари Хан. Через десять минут вместе с Уби, свернувшейся клубком на заднем сиденье и зажавшей в зубах теннисный мяч, он уже ехал к кооперативному дому Мари на Ривер-Оукс. По пути Уоррен остановился у магазина, чтобы купить бутылку хорошего вина.
Мари готовила ласагну. Она была в старых джинсах и голубой хлопчатой ковбойке, под которой не было ничего, кроме тела. Когда она встала из-за кухонного стола и нагнулась, возясь с духовкой, Уоррен неожиданно обнаружил, что, словно юноша, пристально смотрит на полушария ее ягодиц, обтянутые потертой джинсовой тканью. Там или по крайней мере по соседству, подумал он, находятся разом и нирвана и Лета. Может ли жизнь быть так проста?
– Ну, какие у тебя успехи сегодня? – спросила Мари, пока они ужинали.
– Все отлично.
Уоррен дал ей краткую сводку.
– Значит, теперь тебе необходимо разыскать этого парня.
Он помедлил, прожевывая ласагну:
– Но не сегодня вечером.
– У тебя есть план?
Уоррен знал, что Мари обожала всякие планы.
– Один-то из них я обязательно осуществлю, – пообещал он.
– Тебе нужна помощь? Опять подручный-водитель?
– Последний раз, когда ты была моим водителем, все вышло не особенно хорошо. В следующий раз меня, должно быть, вовсе убьют.
– Ну, теперь мы уже опытные. Мы учимся на ошибках. Вот в этом-то все и дело, не правда ли? Ренди уехал – и эта неделя будет ужасно тоскливой для меня.
– Позволь мне об этом позаботиться. А как прошел твой день? – спросил он.
Она в подробностях пересказала ему свой день: Уоррен никогда и не думал, что секретари суда обращают на все это такое внимание.
– Никогда нельзя предсказать, как поступит суд, – сегодня, например, парень с девчонкой получили десять лет условно за семьдесят фунтов марихуаны. Это просто сразило меня. Конечно, они выдержат полгода, а потом все равно отсидят свой срок. Они удерут в Огайо, откуда оба родом, затем их схватят где-нибудь на углу улицы, когда они будут прикуривать свой очередной “косячок”, – и компьютер отправит их обратно в Техас. Я сроду ничего не зарабатываю на этих делах с условным освобождением – никто не просит стенограммы. Я сказала Бингему, что мечтаю о случае с раскрытием кокаиновой мафии или о сексуальном нападении.
– И я держу пари, что он велел тебе занести это в протокол.
Она одобрительно улыбнулась.
– Он очень милый. Я буду по нему скучать.
Уоррен взглянул на часы. Было уже около десяти.
– Давай уберем еду в холодильник и пойдем спать.
– Я думала, ты никогда об этом не попросишь, – сказала Мари. – Бог с ней, с этой едой!
В постели она была потрясающим животным. Когда Уоррен снова взглянул на часы, была полночь.
– Ну уж нет, неуч, приносящий несчастья! – сказала Мари, сидя на Уоррене верхом и глядя на него сверху.
– Отстань от меня, Хан! Мне необходимо немного выспаться.
– Ты получишь то, в чем нуждаешься, Блакборн.
Улыбнувшись, она скатилась с Уоррена и выключила лампу. В наступившей темноте Мари лежала, прижавшись к его плечу кудрявой каштановой головой, и Уоррен провел вдоль ее длинной неповторимой шеи своим невидимым теперь пальцем. Он почувствовал, как где-то рядом с его животом бьется сердце Мари. Уоррен был совершенно вымотан, но он знал, что будет спать так, как спал только мальчишкой, до того, как навсегда обручился с законом. А ведь я мог бы привыкнуть к этому, подумал он, прежде чем его глаза закрылись.

19

В понедельник 24 июля, через пять дней после того, как судья Паркер дала разрешение на отсрочку слушания по делу “Куинтана”, двое адвокатов, защищавших Джонни Фей Баудро, встретились за завтраком в офисе Рика Левина в здании “Олд-Коттон-Эксчендч-билдинг” на Трэвис-стрит. Они пили черный кофе и ели датский чернослив. Часом позже под синевато-серыми тенями дубов они прошли мимо Старой торговой площади и здания Гражданского суда. Уголовный суд находился всего лишь на несколько кварталов дальше.
Уоррен тащился позади приятеля.
– Теперь, когда я вижу тебя при дневном свете, – сказал Рик оборачиваясь, – я обязан сказать тебе, что ты выглядишь, как одна из моих кляч, когда они пришли последними в заезде на шесть фарлонгов. Знаешь ли ты, что лошадям требуется четыре дня на восстановление сил после скачек? Дело не в ногах, у них выматываются сердца. Я думал, что у тебя было несколько выходных дней. Какого черта ты делал?
Он разыскивал человека, которого нигде не было.
В течение пяти дней и ночей – с Мари и без нее – Уоррен рыскал по центральным улицам и окрестностям Хьюстона, беседуя с каждым бродягой или бездомным, которые ему встречались. В тот день в суде Шива Сингх снабдила его чуть более подробным описанием. Белый мужчина среднего роста и обычного сложения, бедно одетый, неряшливо выглядевший, скорее, с темной или загорелой кожей, чем с бледной, – вот и все, чем располагал Уоррен, плюс к тому возможность, допустимая благодаря любезно предоставленной Мей Си Трунг информации, что этот мужчина может быть одет в серый костюм или зеленый хлопчатобумажный свитер. Вдова просмотрела одежду своего покойного супруга и подтвердила воспоминания Шивы Сингх: именно эти вещи, похоже, и отсутствовали. Все рубашки Дан Хо Трунга, отданные в стирку, были из оксфордской ткани, белые и на пуговицах. Других он не покупал.
Уоррен объездил все миссии и бесплатные кухни, все парки, дешевые бары на Монтроз и Хайт, ночлежные дома, посетил автобусную станцию “Грейхаунд” и станцию “Эмтрэк”, в которых на деревянных лавочках спали отверженные мужчины и женщины. Он проезжал вдоль торгового центра на Уэслайн-террас по три раза на дню. Проверял городские больницы и тюрьму. Все безуспешно.
Больше он не мог сделать ничего – разве что начать все сначала.
– Хорошо, – сказал Рик, – я понял. А теперь, если тебя это не очень затруднит, постарайся сосредоточиться на нашей встревожившейся клиентке.
– А почему она встревожилась? Мы натаскивали ее, покуда ей не стало дурно от этого. У нас будет великое дело.
– Потому что ты пренебрегаешь ею. Она вызывала меня в пятницу для беседы. Она, должно быть, действительно в отчаянии. Я сказал, что ты думаешь о ней день и ночь.
– Я так и делаю, – ответил Уоррен.

* * *

В роскошном, обшитом деревянными панелями зале судьи Бингема первый ряд зрительских мест предназначался для прессы и стоял отдельно. Перед залом в переполненном коридоре поверх телекамер ярко сияли галогенные лампы. Джонни Фей Баудро, экипированная в серый чесучевый костюм, купленный ею в день убийства Дан Хо Трунга, занимала скромную позицию в середине и немного позади своих адвокатов.
– Мы с мистером Левиным ожидаем короткого процесса и вердикта о невиновности нашей подзащитной в убийстве доктора Отта, – заявил Уоррен в микрофоны.
– Будет ли миз Баудро давать свидетельские показания в свою защиту?
– Когда придет время, мы с мистером Левиным посовещаемся с нашей клиенткой и примем соответствующее решение. А теперь будьте добры извинить нас…
Репортеры повернулись к Бобу Альтшулеру, одетому в безукоризненный черный двубортный костюм, скрывавший его раздавшуюся талию. Имея намерение принять участие в политической кампании за место судьи, Альтшулер всегда был только рад поговорить с репортерами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54