Власть — и привкус жалости. «Он уже старенький, — думала она. — Он превращается в старика, сентиментального и слезливого».
В июне из мексиканской пустыни задул горячий ветер и надолго обосновался в долине. Он метался над прерией, натыкаясь на теснящие долину горы, и иссушал землю. Почти вся трава пожухла и увяла, и сочные зеленые краски раннего лета исчезли за одну ночь. Выжженная, прибитая, обезображенная земля напоминала изнуренного борца. Ветер пустыни доводил до исступления, лишал сна, от него пересыхало горло. Никто не помнил такого суховея, даже Гэвин. Мексиканцы, правда, говорили, что это им знакомо, такие ветры случаются в Соноре и Чиуахуа, они могут дуть много недель подряд и доводят скот до бешенства. Это «вьентос дель дьябло» — ветры дьявола, так они называются. Эти ветры зарождаются в начале мая в пустыне и распространяются по всей стране, пока не достигнут моря, где дьявол жить не может. Так говорили мексиканцы.Воды для скота было достаточно, но уже в первую неделю ветров пять сотен голов скота либо пали, либо так ослабли, что не могли сами добраться до воды. Гэвин со своими работниками целый день ездил вдоль подножья гор Сангре, сгоняя скот к воде. Некоторых коров приходилось тянуть к реке на веревке, и даже потом, напившись, они ложились на брюхо и поднимали подернутые пеленой, опухшие глаза к солнцу. Клейтон их пристреливал, чтобы избавить от мучений. Все ездили, надвинув шейные платки на рот и нос, пытаясь хоть как-то защититься от пыли и ветра. На лице, выше платка, ветер выжигал красную полосу — будто стегнули бичом.Ранчеры ждали летних дождей. Каждый год приходили дожди в эту пору, а с ними — свежий ветер с гор. Люди ждали, что придут дожди и прогонят прочь «эль вьенто дель дьябло». Но в это лето дождь так и не пошел… Глава двадцать четвертая Как-то ранним утром Лорел поехала в город — заказать у Сайласа Петтигрю шелка. За беседой и лимонадом она засиделась в магазине дольше, чем собиралась. Когда она наконец выехала в обратный путь, солнце поднялось уже высоко, а ветер скользил по долине молча, как змея. Жаркие языки зноя лизнули ее в лицо. Когда впереди показалось ранчо и их дом, она распустила шарфик и подняла глаза к палящему диску солнца на белесом небе. Она почувствовала жар, легкую слабость, хотела пришпорить лошадь, чтобы проехать последнюю сотню ярдов до ворот кораля — и не успела: все поплыло, она потеряла сознание и свалилась с седла на дорогу. Над ее телом поднялось белое облачко едкой щелочной пыли.Все это видел из конюшни Клейтон. Он со всех ног кинулся к ней по раскаленной земле. Лорел была бледна, лоб усеяли капли холодного пота, на щеке налипла пыль. Он присел, осторожно приподнял ей голову и вытер лицо своим шейным платком. Все еще тяжело дыша после быстрого бега, он огляделся вокруг, но никого поблизости не было. Только дул, не прекращаясь, ветер, и сухая мертвая тишина душила долину.Он поднял женщину на руки и понес к дому. Все время дул ветер; жуткий, сверхъестественно резкий, он, казалось, проникал прямо в мозг.Когда он поднимался по ступенькам, к двери суетливо метнулась молоденькая служанка Лорел.— Ке паса? Что случилось? — испуганно бормотала она.— У нее обморок. Она упала на дорогу. Скажи кому-нибудь из парней, чтобы привели ее пони. И принеси льда. Где Гэвин?— Эль сеньор но эста.— А где он?Девушка пожала плечами.— Кон лас вакас, — сказала она, с трудом выговаривая слова. — С коровами.— Ладно, неси лед. Да что это с тобой?Девушка обливалась потом, была какая-то бледная.— Мне тоже плохо. Эль вьенто дель дьябло.Клейтон чертыхнулся и, распахнув носком сапога дверь, внес Лорел в спальню.В комнате пахло жасмином — спальня пропиталась ароматом ее духов. Окна были распахнуты настежь, и он чувствовал, как ветер из прерии проникает в комнату. Он осторожно положил Лорел на кровать и какое-то время всматривался в ее лицо, все еще такое же бледное. Потом закрыл окна. Лучше уж жара, чем этот ветер.Прошел в ванную, намочил в баке с холодной водой салфетку и отжал. Прежде он никогда не бывал в ее ванной комнате, и ему в глаза бросились дамские вещи. Он замер на мгновение. Это был мир, которого он не знал, этот мир остановил его на миг — и заставил ощутить себя легкомысленным и свободным. Тут он услышал кашель Лорел, вернулся в спальню и, аккуратно сложив салфетку, приложил ей ко лбу. Свободной рукой он развязал ее шейный платок и расстегнул верхнюю пуговицу блузки. Одета она была в облегающие джинсы с серебристым ремешком. Он попробовал его расстегнуть, но остановился, услышав, как по гостином прошлепали сандалии служанки.Девушка принесла лед, Клейтон обвернул его салфеткой и положил на лоб Лорел. Ему показалось, что теперь ей стало легче дышать.— Ничего страшного, — сказал он, — просто перегрелась. Расстегни ей одежду, а если сможешь — раздень ее. Я подожду в коридоре.Девушка засмеялась:— Можете остаться, сеньор. Мне все равно, а сеньора не узнает. Кроме того, я сама могу потерять сознание и хочу, чтобы вы меня тоже подняли.Клейтон отвернулся к окну и стал смотреть вдаль. На горизонте плясали плоские волны зноя. Где-то далеко-далеко заржала лошадь, а потом, как бы в ответ, залаяла собака. Она лаяла не переставая, хрипло и бесцельно. На какое-то мгновение замолчала, потом начала снова От этого лая у Клейтона голова пошла кругом, и он ухватился за оконную решетку.— Буэно, — сказала служанка. — Она будет спать, а когда проснется — все пройдет. Я ухожу, сеньор. Позовите, если буду нужна.Он подошел к постели и взглянул на Лорел. Служанка сняла с нее блузку и джинсы и укрыла простыней На щеках у Лорел вновь выступил румянец, веки подрагивали, но глаза не открывались. Он легонько коснулся ее лица. Кожа была по-прежнему холодной. Тогда он опять подошел к окнам и опустил шторы — комната погрузилась в полумрак. Сам он тоже чувствовал дурноту, у него подкашивались ноги. С пяти утра он работал со стадом и приехал на ранчо лишь для того, чтобы сменить уставшую лошадь.В полумраке затененной комнаты он сильнее ощутил запах жасмина. Шелковистые пряди ее волос в беспорядке разметались на подушке. Он вдруг понял, что хочет прикоснуться к ним, погладить — только чтоб она не знала. Она шевельнулась, он отдернул руку, но она не проснулась. И он решил, что спать она будет долго.Внезапно у него закружилась голова и земля поплыла под ногами. Он опустился на кровать и уронил голову на подушку. Подушка была прохладная, приятная… Пряди ее волос слегка касались лица. «Присмотрю за ней, — подумал он. — Нельзя, чтобы она проснулась в одиночестве. Она не будет знать, как сюда попала, ей станет страшно…» И снова залаяла бешеная собака. Где-то далеко-далеко… он попытался не обращать внимания. Он вдыхал жасминовый аромат Лорел и ждал, пока лай затихнет…
Он открыл глаза в темноте, не зная, где он находится. В ушах все еще отдавался эхом собачий лай. Он сосредоточенно прислушался — нет, ничего… На краю постели сидела Лорел, в темноте вырисовывался округлый изгиб ее плеча. Она смотрела на него сверху, на его голову на подушке, совсем рядом с вмятиной, которую оставила ее голова.— Что ты здесь делаешь? — шепотом спросила она.Пересохшее горло саднило, голова плыла, будто высосанная досуха. Она прикоснулась к его плечу. Он дернулся.— Не знаю, — с трудом проговорил он. — Тебе было плохо…— А где Гэвин?Она склонилась к нему, и даже в темноте он сумел разглядеть ее улыбку, увидел, как сверкнули зубы, а потом озабоченно сузились глаза. Он попытался подняться опираясь на локти. Но руки не держали, и он снова упал на постель. Не было сил, в голове гудел иссушающий ветер пустыни.— Клей, — прошептала она, потом наклонилась и прижалась к нему прохладной щекой. Он почувствовал, как ее губы скользят по его колючему, небритому лицу. Собачий лай гремел в ушах барабанным боем, запах жасмина пронизывал все тело, холодный и обжигающий.— Нет… Ты упала с лошади, я тебя принес…У нее кровь прилила к щекам, на шее запульсировала жилка. Она вздрогнула, наклонила голову и прильнула губами к его губам, но не жадно, а медленно, как бы пробуя.Она была бледна, когда отстранилась. Это было удовольствие, оно влекло ее и, в то же время, пронзало болью… Да, — решила она. — Да.
Трое суток Клейтон метался в жару. Его оставили лежать в комнате у Лорел. Он спал в ее кровати, иногда просыпался среди ночи или днем, но тоже в полумраке, потому что шторы были по-прежнему задернуты, и все кого-то звал.Гэвин удивленно спросил жену:— Что это ты его положила к себе в комнату?— Не знаю даже, — ответила Лорел. — Мне просто хотелось, чтоб ему было удобно, а здесь больше воздуха. Он приехал из прерии и свалился на веранде. Мы со служанкой принесли его сюда. Но он мне не мешает. Меня вполне устраивает, как сейчас…Спала она теперь в комнате Гэвина, в одной с ним постели, впервые с зимы. Раньше она жаловалась, что не может спать с ним вместе: он беспокойный, часто ворочается во сне, будит ее. Но теперь она ложилась рядом и иногда среди ночи прижималась к нему, клала голову на плечо. Ему это доставляло удовольствие, и он уже не ворчал, что Клейтон занимает ее кровать. Она привлекала Гэвина к себе и позволяла ему любить ее.— Ты не боишься забеременеть? — спрашивал он заботливо. — У тебя ведь середина месяца.— А я хочу, — говорила она. — Теперь я хочу. Разве мы не можем себе это позволить?— Господи, конечно же! Я всегда об этом мечтал, просто не хотел тебя принуждать. Но я и сейчас этого хочу!Когда он засыпал, она выбиралась из постели, тихонько шла босиком в свою комнату и долго смотрела на спящего Клейтона.Она бережно ухаживала за ним, никого не подпуская:— Он должен отдыхать и, по-моему, его не беспокоит, когда я в комнате.Доктор Воль приехал в своем возке осмотреть Клейтона.— У парня железное здоровье, но даже железо порой гнется. Вы совсем замучили его работой.— Да я его не заставляю, — мрачно ответил Гэвин. — Он сам. Встает в четыре утра, возвращается затемно. Всю последнюю неделю домой не показывался, сгонял коров к реке.— А как ваш скот?Гэвин покачал головой:— Ветер стих немного, но животным нужен дождь. Всей долине нужен.— Да. Но я слышал, мексиканцы говорят, что в этом году дождей не будет. Они говорят, после такого ветра дождей никогда не бывает.— Эти чумазые ни черта не понимают. Просто любят поболтать про разные страхи. Их хлебом не корми, только дай покаркать…Доктор Воль пожал плечами:— Парню станет лучше, но вы ему не давайте больше надрываться.Прежде чем уйти, уже в дверях, доктор Воль обратился к Гэвину:— Та женщина, что работает в кафе у Оуэна, спрашивает, не могла бы она как-нибудь приехать, проведать его.Гэвин посмотрел на Лорел. Она стояла, прислонившись спиной к камину, потом шагнула вперед.— Нет, — сказала она. — Думаю, лучше, чтобы не было никаких посетителей. Через несколько дней он поправится, и тогда, если захочет, сможет сам к ней поехать.Доктор Воль поджал губы, маленькие черные глазки блеснули, он вышел наружу.— Загляну на следующей неделе, — пробормотал он, уже поставив ногу на железную подножку двуколки.На третий день жар у Клейтона спал и взгляд прояснился. Сразу после ужина Лорел уселась у его изголовья. Занималась вечерняя заря, и комнату заливало последним теплым светом. По обе стороны от кровати стояли цветы в вазах. Лорел положила Клейтону на лоб надушенный носовой платок, и в комнате пахло жасмином. Он спал голый по пояс, положив руки поверх простыни. Она сидела, ожидая пока он проснется, и смотрела на эти загорелые руки. Он с трудом раскрыл глаза и спросил:— Где Гэвин?— В городе.— А ветер?— Почти стих.Он сел и отложил платок в сторону. Закат окрасил небо багрянцем, его отблески ложились яркими пятнами на неровную стену. Клейтон тихо улыбнулся:— Хотел позаботиться о тебе — и сам оказался в постели.— Врач сказал, что ты переутомился на работе.— А как вышло, что ты уложила меня здесь?— Так было удобней… в тот вечер.Он нахмурился, стараясь воскресить в памяти, что именно тогда случилось. И вдруг, увидев как она смотрит, испугался. Он мало что помнил. Прежде всего вспомнилось, как надсадно лаяла собака; этот лай всю неделю стоял у него в ушах и мерещился даже во сне.Еще он вспомнил запах жасмина. И этот надушенный носовой платок на подушке рядом беспокоил его. А потом он вспомнил все остальное.Выпрямившись, он сел в постели и схватил ее за руки. Крепко сжал и притянул к себе.— Послушай, — торопливо проговорил он. — Ты жена моего отца. Поняла?Она глубоко вздохнула. Он больно сжимал ее запястья, но это была сладостная, желанная боль…Лорел усмехнулась. Она наклонилась к нему так близко, что ее губы почти касались его губ, едва не целуя его:— Клей, он старик. А ты… разве ты не хочешь меня?Он был не в состоянии отодвинуться. От этих слов его проняла дрожь. Лицо ее было так близко, что у него голова пошла кругом.— Подождем, пока тебе станет лучше, — сказала она. — Я знаю, как ты ко мне относишься: ты меня любишь, и нечего скрывать. Мне это всегда было ясно…Он отвернулся. Солнце зашло; в сумерках проступали белые складки подушки, а стена казалась серой. Лорел поднялась, раздались тихие шаги. А когда он повернул голову обратно, ее уже не было в комнате. Он застонал и перевернулся на живот, закрыв лицо руками.Если бы можно было никогда не вставать с этой кровати… Он свернулся калачиком, как ребенок, обхватив колени руками, изо всех сил прижимая к ним подбородок; он лежал так, озябший и тихий, и ему хотелось остаться здесь навсегда. Глава двадцать пятая В конце лета Лестер Инглиш с женой и сыновьями перебрался в нижнюю долину, по ту сторону Прохода Красной горы. За небольшую сумму наличными он купил там землю, а банк в Таосе дал ссуду под закладную. На этом участке была хижина, рядом с нею колодец, а невдалеке — рощица строевого леса. Лестер решил пристроить еще одну комнату и соорудить хлев. В мае он приобрел три десятка коров, двух лошадей и хромого мула. «Венто дель дьябло» и долгая летняя засуха забрали у него половину скота, а одна из лошадей взбесилась, и ее пришлось пристрелить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39