Он с тобой резинку надевал?
Она не ответила.
– Сколько раз ты с ним трахалась?
– Тебя интересует, в школе и в колледже или…
– Заткнись! Слушать противно! Убить тебя надо, но ты от меня так легко не отделаешься. За все заплатишь, что делала. Ты и сама это понимаешь, ведь так?
– Да.
– И долго будешь расплачиваться, потому что то, что ты натворила, исправить невозможно. Сейчас, небось, наверняка жалеешь, что все это наделала, а?
Она не ответила.
– Отвечай!
– Да.
– Что «да»?
– Жалею.
– Я думаю. Погоди, ты еще больше пожалеешь. Я тебя отдрессирую так, что ты у меня будешь как та охотничья собака. Будешь выполнять все мои команды, делать только то, что я тебе скажу и когда прикажу, есть только с моего разрешения, станешь валяться у моих ног, лизать мне руки и бегать за мной, не смея поднять головы. Так?
– Да.
– Что «да»?
– Да, сэр.
– То-то. Обращаться я буду с тобой хорошо, хотя после всего, что ты натворила, ты этого не заслуживаешь. Еду будешь получать три раза в сутки, место для спанья у тебя будет теплое, и бить я тебя буду, только когда заслужишь. Так?
– Да, сэр.
Клифф откинулся на спинку кресла и с удовлетворением посмотрел на Энни, все еще стоявшую на коленях, опустив голову и обхватив себя руками. Он улыбнулся.
– Что, холодно?
– Да, сэр.
– Иди сюда, к огню. Только не ногами.
Энни поколебалась, потом на четвереньках добралась до Бакстера и остановилась возле его ноги.
– Садись.
Она села по-собачьи, на четвереньки, повернувшись к нему, но по-прежнему не поднимая головы.
– Посмотри на меня.
Она посмотрела ему в глаза и с удовольствием отметила про себя, что правый глаз у него все еще красный.
– Когда ты с ним спала? И где ?
– У него дома.
– А у нас дома?
– Тоже.
Похоже, Бакстер удивился.
– Мать твою, как это тебе удалось? – спросил он. – Врешь! Не могла ты с ним трахаться у нас дома.
– Как скажешь.
– Знаешь ты кто? Грязная гребаная потаскуха! И обращаться я с тобой буду, как с последней проституткой.
Энни скосила глаза и увидела, что пояс с кобурой лежит на низком столике, справа от его кресла. Ей пришла в голову мысль, что она сможет схватить его, откатиться в сторону и выхватить револьвер прежде, чем он успеет среагировать. Тогда она заставит его заковать самого себя в эти кандалы, а сама убежит. Убраться подальше от него и этого дома – вот единственное, чего ей сейчас хотелось. Стрелять в него она станет только в том случае, если он ее вынудит, – и то постарается ранить его, а не убивать. Она решила дожидаться, пока ей представится удобный момент.
Кит неохотно двинулся в сторону от дома, Билли шел за ним по пятам. Отойдя ярдов на сто от края поляны – то есть ярдов на двести от дома, – они остановились.
Билли уселся на землю, привалившись спиной к сосне, и проговорил:
– С инфракрасным прицелом этот сукин сын мог перестрелять нас как цыплят.
Кит кивнул и посмотрел на Билли, лицо которого было едва различимо в ночной темноте.
– Не хочешь, не оставайся. Иди к машине, – сказал он.
– Слушай, мы же с тобой договорились. Верно?
– Да, но…
– Остынь, Кит. Я понимаю, ты увидел что-то такое, не знаю, что именно, что тебя завело и чего я не видел. Но мне и не нужно ничего видеть. Я его знаю гораздо лучше, чем ты. Я сидел у него в участке.
Кит овладел собой.
– Ну ладно. Спасибо.
– Давай немного посидим здесь. Пусть собаки успокоятся. И Бакстер тоже. Теперь он наш. Мы его прижали. Помнишь, как это говорится?.. Найти, прижать и уничтожить. Разделаться с ним к чертям собачьим, – добавил Билли.
Кит молча кивнул. Может быть, стоило тогда рискнуть и выстрелить. Но выстрелы бывают хорошие и плохие, верные и сомнительные. Этот определенно был бы сомнительным и плохим, и если бы он промахнулся или попал бы Бакстеру в бронежилет, то исправить дело было бы крайне затруднительно. В таких вещах никогда ничего не знаешь заранее. Его в свое время учили, что самая первая возможность, какая предоставляется для выстрела, не обязательно лучшая, но другой может и не быть. И надо молниеносно все взвесить и решать, стрелять ли сразу или удержаться и сделать другую попытку. Если бы он видел или мог предугадать, что Бакстер собирается сделать с Энни… но по крайней мере теперь он знает, что она будет жива до тех пор, пока Бакстер извлекает из ее присутствия хоть какое-то удовлетворение.
– Подонок, – проговорил Кит.
– Да. Даже хуже. Для этого типа еще и слово-то подходящее не придумали.
– Есть у меня такое слово. Труп.
– А что, мне нравится.
Бакстер еще некоторое время продолжал осыпать ее оскорблениями, а Энни, повинуясь его приказанию, продолжала стоять на коленях возле его ноги и смотреть ему в глаза, однако не слушала его и лишь выжидала удобного момента, когда можно будет схватить оружие. Оно лежало не больше чем в четырех футах от нее, но Бакстера надо было чем-то отвлечь.
– Я замерзла, – сказала она. – Можно мне взять одеяло?
– Нет. Морозь свои сиськи. Вот единственное, что тебе можно. – Он сменил тему и спросил: – И со сколькими еще ты трахалась после того, как мы поженились?
– Ни с кем.
– Нечего мне врать. У тебя, голубушка, дырка горячая. Я вижу, как ты на других мужиков смотришь. Только об этом и думаешь, больше ни о чем. Ничего, дорогуша, теперь ты свое получишь, досыта. Так со сколькими ты трахалась? – повторил он свой вопрос.
– Ни с кем.
– Чепуха. Я от тебя не отстану, пока ты мне не назовешь каждого, кому давала у меня за спиной. Были ведь другие, разве не так?
Она кивнула.
– Сколько?
– Всего двое.
– Ах, вот как? Всего двое? – Похоже, у него внезапно прорезался искренний интерес. – Кто?
– Ты рассердишься.
– Рассержусь?! Я и так вне себя от бешенства. Кто?
– Обещай, что не будешь меня бить.
– Ничего я тебе обещать не буду, кроме того, что изобью, если не скажешь. Кто?
Она глубоко вздохнула, потом ответила:
– Регги Блэйк и твой брат Фил.
Бакстер вскочил.
– Что?!
Энни закрыла лицо руками, главным образом затем, чтобы он не увидел, как она улыбается.
– Ты… ты врешь! Врешь, сука! Смотри на меня!
Она опустила руки и поглядела на него. Клифф опустился на колено, и его лицо оказалось прямо напротив ее.
– Думаешь, оболванить меня сможешь, да?
– Клифф, перестань, пожалуйста, это же просто нечестно. Я делала все, что ты от меня требовал. Сотню раз отвечала на все твои вопросы насчет других. Чего еще ты хочешь от меня услышать?
– Правду, мать твою!
– После того как мы поженились, я никогда не занималась сексом ни с кем… кроме него.
– И никогда не спала с Блэйком?
– Нет… но он ко мне пристает.
– Ах, вот как? Этот хрен… а мой брат?
– Тоже пристает.
– И этот… Я тебе не верю.
– Ну, извини.
Некоторое время Клифф пристально смотрел на нее, потом кивнул.
– Ну ладно, я все-таки узнаю правду. Пусть не сегодня, но мало-помалу ты мне все выложишь обо всех, кто у тебя был. Так?
Энни понимала, что он просто одержим этой темой, как и некоторыми другими, похожими, и, пока у него сохраняется этот интерес к ней, она будет в относительной безопасности.
– Да, – ответила она.
Некоторое время он молчал, потом, все так же стоя перед ней на одном колене, взял Энни за подбородок и повернул ее лицо к себе.
– Ты ведь всегда сознавала, что закончишь таким вот образом, да? – проговорил он медленно и негромко.
Она посмотрела ему в глаза и задумалась. Она полагала, что хорошо изучила и понимает его, знает, что он ненормальный, но никогда не думала, что он способен на подобные умозаключения. И тем не менее ее преследовала мысль, что да, она действительно сознавала это.
– Знала, да? Я знал, так что уж ты-то не могла этого не понимать. А раз ты знала, что это должно было рано или поздно случиться, – значит, ты сама этого хотела.
– Нет!
– Тебе нравится…
– Нет! Ты негодяй… – Она замахнулась на него кулаком, но Бакстер перехватил ее руку и сильно ударил по лицу. Энни опрокинулась на спину и распласталась на полу.
Он поднялся.
– Вставай!
Она закрыла лицо руками, свернулась в комок и зарыдала.
– Вставай!
– Оставь меня! Оставь!
Бакстер не любил ее истерик, в такие моменты он ничего не мог от нее добиться, не мог даже заставить ее себя слушать, поэтому ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, пока она успокоится.
Энни лежала на полу, свернувшись для самозащиты в комок и по-прежнему закрывая лицо руками. Так прошло несколько минут, потом Бакстер проговорил:
– Если прекратишь этот концерт, я разрешу тебе завернуться в одеяло и что-нибудь поесть. Я жду, но долго ждать не намерен – потом возьмусь за плетку. У тебя десять секунд. Девять. – Он продолжал обратный отсчет.
Энни вначале вытянулась на полу, потом снова встала на четвереньки.
– Вот и хорошо. Послушай, дорогуша, все зависит от тебя самой. Чем быстрее ты поймешь, что здесь командую я, а ты должна держать свой умный язычок за зубами и делать все, что я прикажу и так, как я прикажу, тем легче будет тебе же самой. Никакого другого выхода, голубушка, у тебя нет. Будешь готовить, стирать, обмывать меня, сосать мне член, давать мне и целовать мне ноги. И чем лучше ты будешь все это делать, тем меньше я тебя буду наказывать. Поняла?
– Да, сэр.
– Знаешь, вы, Прентисы, и ты, и твоя сестричка, всегда очень много о себе воображали. Думаешь, я не знаю, что ты презираешь и меня, и всю мою родню? А кто ты сама такая, черт возьми? Мне бы очень хотелось, чтобы и твоя сука-сестра тоже была сейчас здесь. Ее тоже не мешает кое-чему поучить. Смотри на меня, потаскуха! Я с тобой разговариваю! Как тебе эта идея? Две голые сучки, которые по очереди меня ублажают…
– Клифф, перестань… мне плохо… я сейчас упаду в обморок… я не хочу получить тут воспаление легких… и мне надо что-то поесть… мне сейчас плохо будет…
Он пристально посмотрел на нее, потом проговорил:
– Да, пожалуй, ни к чему, чтобы ты заболела. Не имею никакого желания за тобой ухаживать. И одним сосанием члена ты тоже не проживешь. Или как, сможешь?
– Нет.
– Ну хорошо, сперва возьми аптечку и сделай мне перевязку. Не трудись вставать на ноги, голубушка, не надо. Ты теперь мой сенбернар.
Энни на четвереньках пересекла комнату, достала из деревянного сундучка аптечку, потом, не дожидаясь его напоминаний, повесила ее за веревку себе на шею и вернулась назад к дивану, возле которого стоял Бакстер. Он спустил брюки и подштанники и улегся на диван. Энни открыла матерчатую сумку и достала оттуда ножницы с тупыми концами, предназначенные для разрезания медицинского пластыря. Энни просунула ножницы под пластырь, которым было заклеено левое бедро Бакстера, и разрезала его. Она обратила внимание, что на пластыре была просочившаяся кровь, а когда сняла марлевый тампон, то увидела, что рана не заживает, хотя и нагноения на ней нет. Энни подумала, не сможет ли она как-то занести в рану какую-нибудь инфекцию.
Она взяла вату и спирт и обмыла кровь вокруг раны. Клифф поморщился. Потом смазала двухдюймовый порез йодом, и на этот раз Бакстер негромко застонал. Он приподнял ногу, и она сняла старый бинт, что тоже доставило ему болезненные ощущения, а потом наложила новую марлевую прокладку и принялась заново бинтовать рану. Клифф так до сих пор ничего и не сказал ей о происхождении этой раны, равно как и о том, что случилось с его глазом. Этим молчанием он старался убедить и ее, и себя, что в мотеле все события разворачивались по его сценарию. Энни понимала, однако, что Кит сумел оказать упорное сопротивление и почти преуспел в попытке перерезать Клиффу бедренную артерию. Вначале она почти поверила Клиффу, когда тот заявил, что кастрировал Лондри, но потом из его непреходящей ярости ей стало ясно, что ничего подобного не произошло.
Энни увидела, что он закрыл глаза, и посмотрела через плечо назад, на тот столик возле кресла, где лежал пояс с кобурой.
– Ищешь что-нибудь? – спросил он.
Она обернулась к нему.
– Я тут лежу со спущенными кальсонами, стреноженный, а ты прикидываешь, успеешь ли дотянуться до кобуры быстрее меня. Так вот, дорогая, успеешь. Но сильно удивишься, когда схватишь ее, потому что… – Бакстер вытащил револьвер из-под диванной подушки, – … он у меня тут. – Бакстер легонько постучал стволом по ее голове. – Нам еще многому предстоит научиться, верно? Когда я тебя отдрессирую, ты будешь приносить мне оружие и даже думать не станешь о том, чтобы обратить его против меня.
Энни кивнула, но оба они понимали, что такое время никогда не наступит. Ей вдруг пришла в голову мысль, что ему нравится эта игра в кошки-мышки: она давала ему хоть какое-то развлечение. Ему было важно продемонстрировать ей, что он умнее, нежели она, или по крайней мере хитрее и лучше приспособлен к жизни в таких обстоятельствах, которые он же сам и создал. С одной стороны, ему хотелось сломать Энни, а с другой, – ему нравились ее мужество и дерзость, нравилось то, что она постоянно бросает ему вызов. Если бы она сломалась слишком легко или быстро, ему стало бы скучно, он бы впал в подавленное состояние, потом в нем взыграл бы садизм и дело кончилось бы тем, что он убил бы и ее, и себя. С другой стороны, если бы она сопротивлялась слишком уж сильно или если бы он счел, что у нее хватит сообразительности устроить ему какую-то ловушку, он бы тоже убил ее – или из ярости, или просто повинуясь инстинкту самосохранения. В общем-то, за последние три дня она сумела все это вычислить, но ей не удавалось найти точный баланс между сопротивлением и готовностью подчиниться. Были моменты, когда ей становилось безразлично, когда переживаемое унижение было настолько велико, что ей просто хотелось немедленно положить всему конец. Но всякий раз, когда у нее возникало подобное побуждение, Энни брала себя в руки и говорила себе, что она должна продержаться еще один час, потом еще и еще, пока он наконец не приковывал ее наручниками к кровати и не давал ей уснуть.
– Обмой-ка семейные Драгоценности Бакстеров, дорогуша. Спиртом. Мне нравится, как ты это делаешь, – распорядился Клифф.
Она обильно смочила спиртом марлевый тампон и обмыла ему гениталии.
– А-ах! Отлично. А теперь смажь их вазелином.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38