OCR & SpellCheck: Larisa_F
«Демилль Нельсон. Спенсервиль. – Роман»: АО „Издательство «Новости»"; Москва; 1997
ISBN 5-7020-0926-6
Аннотация
Полковник Кит Лондри, работавший в Совете национальной безопасности США, после окончания «холодной войны» вынужден уйти в отставку. Он возвращается в свой родной город Спенсервиль, где живет его первая любовь Энни Прентис, ставшая теперь женой жестокого и безнравственного начальника спенсервильской полиции. Кит решает помочь ей уйти от мужа, однако побег не удается, и романтическое приключение отставного полковника превращается в кровавую драму.
Нельсон Демилль
Спенсервиль
Книга вторая
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Кит показывал дорогу, и они успели добраться до аэропорта Толидо буквально за несколько минут до рейса.
Увидев, что билеты им забронированы в первом классе, Кит поинтересовался:
– А салютом нас в Вашингтоне встретят?
– Обязательно. Двадцать один залп, как положено. И красный ковер к трапу.
– И духовой оркестр?
– Все по высшему разряду. Там, в Белом доме, по таким вещам специалисты.
Усевшись в кресло, Кит надел наушники и уткнулся в книгу, так что выслушивать всю дорогу Чарли Эйдера ему не пришлось.
Самолет снижался, заходя на посадку в аэропорт Нэшнл. Кит и Чарли сидели по левому борту, откуда на подлете к Вашингтону всегда открывается самый лучший вид. По соображениям безопасности подлет к аэропорту с восточного направления запрещен, поскольку при этом самолетам приходилось бы пролетать прямо над Белым домом; при подходе же с северного, южного и западного направления самолеты не могут заранее снижаться слишком сильно: со стороны штата Вирджиния вдоль Потомака стоят очень высокие здания, а со стороны Мэриленда действуют жесткие ограничения допустимого над пригородами уровня шума. Поэтому если самолет подлетает к аэропорту Нэшнл с севера, как, например, сейчас, то он заходит на посадку вдоль реки Потомак, и пассажирам при этом открывается великолепная панорама центральной части Вашингтона.
Кит, сидевший у окна, смотрел на залитый солнцем город. Самолет плавно скользил над рекой, и взгляду Кита открывались Джоджтаун, комплекс Уотер-гейта, далее Молл, линия памятников – Линкольну, Вашингтону и Джефферсону – и стоящее в отдалении здание Капитолия. Вид был действительно изумительный, и Киту он никогда не приедался, особенно если случалось возвращаться в столицу после более или менее длительного отсутствия.
На этот раз ему даже показалось, что, по мере того как самолет снижался, город все сильнее и заметнее почти физически притягивал его к себе, захватывал в поле своей гравитации, словно гигантский магнит. Возможно, Чарли Эйдер, заказывая им места по левому борту самолета, именно на такой эффект и рассчитывал.
Они приземлились точно по расписанию. Салютом Кита и Чарли не встретили, как не было ни красного ковра, ни оркестра; но их поджидал правительственный «линкольн» с водителем, который и доставил их на 16-ю улицу, в гостиницу «Хэй-Эдамс», расположенную всего в квартале от Белого дома.
Эйдер предложил пойти вместе чего-нибудь выпить, но Кит ответил:
– Спасибо, ты и так на меня сегодня слишком много времени потратил.
– Не надо срывать на мне злость.
– Завтра во сколько?
– Я за тобой зайду в 10.30.
– Куда так рано, если нам назначено на 11.30?
– Ты же знаешь, какие порядки в Белом доме. Придешь за полчаса до назначенного времени – считай, что опоздал. А на минуту позже – испортил карьеру.
– Встретимся в одиннадцать.
– А вдруг в пробке застрянем. Или машина сломается…
– Пешком дойдем. Это же рядом, отсюда даже видно.
– В 10.45.
– Ну, ладно. И захвати мне сразу обратный билет, иначе никуда я с тобой не пойду.
– Будет сделано.
– И закажи на мое имя в прокате машину. В том аэропорту, куда будет билет: в Толидо, Колумбусе или в Дейтоне.
– Хорошо. До завтра.
Кит вошел в гостиницу – старинное, недавно отреставрированное здание, одна из достопримечательностей Вашингтона, – и подошел к администратору. Поскольку номер для него бронировала протокольная служба Белого дома, Кита встретили с повышенной предупредительностью. Кит хорошо знал, что столица – город, который живет и дышит ощущением власти, а вовсе не политикой, как принято думать. Реальной власти.
Поднявшись в номер, Кит подошел к окну и посмотрел на площадь Лафайетта, на Белый дом и возвышавшийся позади него огромный купол Капитолия. Он отсутствовал здесь меньше чем пару месяцев, но особая, заряженная какой-то сумасшедшей энергией атмосфера столицы действовала ему на нервы. Слишком много машин, слишком много гудков на улице, слишком много людей, слишком жарко, слишком влажно, и вообще слишком много всего.
Кит подумал, не позвонить ли ему Портерам, но их телефон все-таки могли прослушивать, а кроме того, не было никакой необходимости звонить ни им, ни Энниной сестре: ведь в пятницу вечером он вернется, доберется до своей фермы самое позднее к полуночи, так что успеет в субботу, к десяти утра, быть в доме у Терри, как договорились.
Подумал он и о том, не позвонить ли кому-нибудь из своих старых вашингтонских знакомых; но потом решил, что и в этом тоже нет никакой необходимости. Здесь, в этом городе, состоящем почти исключительно из правительственных служащих, друзьями оказывались, как правило, коллеги по работе. Тот, кто жил в пригороде, еще мог заиметь в числе знакомых кого-нибудь из соседей; но если человек обитал в городе, то личное общение оказывалось продолжением служебного. Он за эти два месяца получил несколько писем от своих коллег; но чаще всего, уволившись с работы, человек выпадал и из прежнего круга общения, даже оставаясь при этом жить в городе.
Кит открыл стоявший в номере бар, взял что-то оттуда и снова подошел к окну, продолжая всматриваться в город, который кто-то недавно назвал последним и единственным средоточием власти в мире. Сможет ли он снова здесь жить? Да и зачем ему это надо? Ведь незадолго до своего выхода в отставку он даже и не помышлял о том, чтобы пенсионером остаться жить в этом городе.
Во многих отношениях он был типичным представителем тех сотен тысяч мужчин и женщин, чья служебная карьера оказалась внезапно оборванной окончанием «холодной войны». И в этом плане он ничем не отличался от многих миллионов тех живших когда-то до него солдат – будь то победителей или побежденных, – в услугах которых вдруг отпала потребность. Но, в отличие от тех солдат и ветеранов, которых помянул в своем стишке Чарли Эйдер, Кит не чувствовал себя униженным или ущемленным тем, что в нем перестали нуждаться, и был бы даже рад, если бы о нем и вовсе позабыли.
Он посмотрел на улицу – там как раз был час пик, – потом опять перевел взгляд на город. Большинство их тех его знакомых, кто оказался в таком же положении, как и он сам, не вернулись в свои родные края в буквальном смысле этого слова, как это сделал Кит, но постарались устроиться где-то как можно ближе к столице, в которой каждый из них провел добрую половину жизни и карьеры, – даже не просто к столице, а к самому ее центру. Кит же, наоборот, стремился полностью порвать со своим прошлым, и ему уже начинало казаться, что он сумел этого добиться. Да нет, не просто казаться: он действительно разорвал с прошлым. «Я смогу ответить президенту «нет». Ведь именно за такую возможность я и боролся. «Я сказал нет, господин президент; вам что-нибудь непонятно?» Подумав, как он произнесет эти слова, Кит улыбнулся.
Поужинал Кит рано и в одиночестве, у себя в номере, заказав к трюфелям бутылочку «Банфи Брюнелло ди Монтальчино». Он попытался убедить себя, будто не тоскует без той особенно изысканной еды, которую можно было получить только в столичных ресторанах, но потом все-таки вынужден был признаться себе, что ему ее действительно не хватает. Если он все же и в самом деле осядет окончательно в Спенсервиле, надо будет выписать туда пару хороших поваренных книг. Портеры умеют отлично готовить овощи, он сам – мясо, а Энни, возможно, сумеет освоить европейские десерты и выпечку. А может быть, и нет. Впрочем, какая разница? В конце концов, он сам еще до сих пор не имеет ни малейшего представления, где станет жить и чем заниматься. Это короткое возвращение в Вашингтон лишний раз высветило все те различия, что существовали между столицей и Спенсервилем; хотя различия эти были настолько колоссальны, что высвечивать их не было никакой необходимости.
Кит вынужден был признаться самому себе, что он тосковал без Вашингтона. Пусть это странно и противоестественно, но ему не хватало столичной жизни. Чарли Эйдер понимал это, вот почему он и притащил Кита в Вашингтон. Кит уговаривал себя, что вовсе не хочет снова жить в Вашингтоне, но он знал, что не сможет остаться и в Спенсервиле. Значит, надо найти где-нибудь в мире такой нейтральный уголок, где они с Энни смогли бы существовать спокойно и счастливо.
Кит кончил ужинать и вышел из номера. Внизу он попросил швейцара подозвать ему такси и, уже сидя в машине, сказал шоферу:
– В Джорджтаун.
Час пик заканчивался, они попали в самый его хвостик. Проехав по мосту, такси оказалось на М-стрит, главной торговой улице Джорджтауна. При виде многочисленных знакомых мест, в которых он так любил бывать раньше, в памяти Кита всплывали чудесные воспоминания о том, как они, тогда молодые, красивые, умные, просиживали в здешних барах и ресторанчиках, болтая об искусстве, о литературе, о путешествиях и только изредка – о спорте. Но все эти темы были для них лишь чем-то вроде легкой закуски, замариванием червячка перед основными блюдами – а такими всегда оказывались темы политики и власти.
Кит попросил шофера проехать по Висконсин-авеню – мимо дома, в котором он снимал когда-то квартиру, потом по боковым улочкам и переулкам, где еще жили – или когда-то жили – его друзья, его женщины. Никого из знакомых на тротуарах он не увидел; пожалуй, так оно и к лучшему, подумал Кит.
Он попытался представить себе Энни в этом мире и понял, что ей подобный мир показался бы сложным и непонятным, возможно даже, она почувствовала бы себя сбитой в нем с толку. Даже такую простую вещь, как попросить привратника подозвать такси, а не делать это самой, она сочла бы странной и непривычной. Конечно, она бы всему этому быстро научилась, но отсюда еще не следовало бы, что городская жизнь – или даже причудливо-своеобразные улочки Джорджтауна – стали бы доставлять ей удовольствие. Нет, она бы чувствовала себя тут не на своем месте, у нее бы развилось ощущение своей постоянной во всем зависимости от Кита; подобная зависимость неизменно порождает чувства внутренней обиды и негодования, а когда женщина начинает жить такого рода эмоциями – кто знает, куда и к чему это может привести?
Конечно, они могли бы поселиться с ней в пригороде или даже за городом, для него ездить оттуда на работу не проблема; но Кит представил себе, как в восемь вечера звонит ей куда-нибудь в Вирджинию или Мэриленд и говорит, что у него совещание, которое может продлиться за полночь. Более молодые пары в Вашингтоне, да и в других местах вели именно такое существование; но такие пары еще только строили свое будущее, каждый из супругов в них к чему-то стремился, обеспечивал собственную карьеру; а когда один из супругов провел большую часть своей жизни в глухом провинциальном городке, где всего населения – пятнадцать тысяч человек, это совсем другой случай.
Разумеется, Энни как-то здесь приспособится и, возможно, даже не станет жаловаться – она не из тех, кто любит поплакаться. Но они окажутся в страшно неравном положении: это был бы его и только его мир, это у него здесь будет привычная жизнь, знакомая работа, старые друзья; но ему самому уже больше не нужны ни такая жизнь, ни эта работа, ни такие друзья и коллеги. Он сам стал бы теперь чувствовать себя тут несчастным.
А быть может, и нет. Эта мысль постоянно возвращалась к нему, она не давала ему покоя. Кит понимал, что ему совсем неинтересно произвести на Энни впечатление великолепием и радостным возбуждением вашингтонских приемов и коктейлей, атмосферой власти и одновременного присутствия массы важных лиц и знаменитостей. На него самого все это не производило никакого впечатления, и потому Кит сомневался, придется ли все это по душе Энни. С другой стороны, возможно, что прожить тут год или два было бы для них и неплохо – при условии, однако, что это будет именно какой-то достаточно непродолжительный период, а не целая вечность. Возможно, за это время ситуация в Спенсервиле как-то разрешится сама собой. Он повертел эту мысль в голове, потом проговорил:
– А будет ли толк?
– Да, мистер? – обернулся к нему таксист.
– Нет, ничего. Сверните здесь вправо. – На прикрепленной впереди табличке Кит прочел имя водителя: Во Тхе Хонг. – Нравится вам Вашингтон? – спросил его Кит.
Шофер, руководствуясь, видимо, немалым опытом и присущей любому вьетнамцу прирожденной вежливостью, ответил:
– Да. Очень хороший город.
Этот человек наверняка много пережил, подумал Кит, немало вынес, как и многие его соотечественники, что оказались вынуждены покинуть родину и теперь жили и работали в столице государства, которое пыталось помочь их стране, но преуспело только в поражении. Конечно, Кит не знал и не мог знать, что именно и в какой мере довелось испытать Во Тхе Хонгу; но он не сомневался, что в жизни этого вьетнамца наверняка было что-то такое, от чего многим американцам, вроде самого Кита, стало бы стыдно. Выслушивать рассказ об этом Киту не хотелось, но он все-таки спросил:
– Вы из какой части Вьетнама?
Видимо, привыкший к расспросам со стороны многочисленных – слишком многочисленных – ветеранов вьетнамской войны, таксист сразу же ответил:
– Из Фу Бай. Знаете?
– Да. Там была большая авиабаза.
– Да, да. Много американцев.
– Домой собираетесь?
– Нет.
– А хотели бы?
Шофер немного помолчал, потом ответил:
– Может быть. Может быть, только съездить.
– У вас семья в Фу Бае есть?
– О, да. Много семья.
– Вас там ждут?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38