По гномьему, говорит, чертежу, – такой, что его надо врезать в дверную створку, а не вешать снаружи. Да еще и с пружинным «язычком», который выскакивает, стоит только хлопнуть дверью: чтобы, значит, не замыкать каждый раз ключом. Приходил сегодня кузнец, привел с собой столяра, и они этот замок установили. Тут жена и зашла в подвал, и котеичи за ней нырнули: дескать, захлопывай! Ну, столяр и захлопнул, а кузнец к тому времени уже ушел. Замок-то получился надежный, крепкий, а ключи-то, вся связка, у жены остались, в подвале. А открывается он только отсюда. Вот и сидят они уже битый час там: жена, сама слышишь, не в духе, да и коты ей помогают по мере сил…– И в этом нет ничего забавного, Ивона, – донеслось сквозь кошачий мяв из-за двери, как только девушка прекратила хохотать.– Сейчас, сейчас, попробую. – Ивона, еще посмеиваясь, поглядела в замочную скважину, пытаясь представить себе устройство замка. – Надо было сразу меня позвать…«Так, сосредоточиться… Представить себе ключ, большой, кованый, с аккуратным колечком, за которое так удобно браться». Ивона представила себе кольцо побольше, удобно зажимаемое в руке. «Вот так ключ вставляется, бородки входят на свои места, и механизм замка медленно поворачивается…» Девушка, шепча заклинание, сделала рукой движение, как будто действительно с усилием проворачивала ключ. Ничего не произошло.– Ладно, попробуем иначе, – вслух сказала девушка, оглядываясь на Олбрана, стоявшего рядом. «Ведь если язычок замка сам защелкивается, то его удерживает всего лишь пружина, а не механизм. Как же я сразу не сообразила – не иначе как эти кошки своими воплями отвлекли!» Под мысленным нажимом язычок двинулся назад, против давления пружины, и со щелчком вышел из паза. Из распахнувшейся двери, задев Ивону и прошмыгнув под ногами Олбрана, пулей вылетели два кота, черный и пестрый, и если второй, по инерции уже несясь по двору замка, продолжал блажить, то первый, воспользовавшись моментом, унесся вдаль с гирляндой из четырех сосисок. За котами появилась хозяйка дома и, поспешно проговорив: «Извините, я сейчас вернусь», исчезла в направлении небольшой дощатой постройки работы неизвестного архитектора.– Племяша, – заметил старый рыцарь, глядя вслед жене, – я так разумею: из магов должны выходить хорошие расхитители всяких сокровищниц!– И ты прав, – улыбнулась девушка. – Что делать, это оправданный производственный риск! * * * Каменистая дорога все тянулась и тянулась, пыльной серой лентой ложась под широкие копыта тяжелых соловых лошадей, хмуро тащивших вереницу возов. Хмурыми были и лица десятка людей, сопровождавших обоз, частью верховых, частью ехавших на возах и управлявших мохнатыми битюгами. Они переговаривались негромко и как бы с неохотой, чаще прислушиваясь к окружающим звукам. Звуков же было немного: еле слышно трепетали под ветерком ветви деревьев, среди которых нет-нет да и попискивала какая-нибудь пташка, да скрипели тележные оси. Но, вероятно, выслушивали обозные что-то иное, поскольку от этих привычных и правильных звуков лица их не прояснялись.Край вокруг раскинулся безлюдный: холмистая местность, порой переходящая в почти настоящие горы, где сквозь покрывало травы и условно плодородной почвы прорывались скальные выходы, покрытые пятнами лишайников. Вековые дубравы и прочие лиственные леса, окружающие Кверк, здесь отступали, лишь по низинам виднелись иной раз темные купы одиноких ильмов да серебрились долговязые тополя. На склоны же лезли совсем иные леса, большей частью темные и сырые, скрашенные березовыми перелесками, над которыми, как недремлющие стражи, возносились пятнадцатисаженные башни пихт. Дорога, неспособная пробиваться через холмы по прямой, извивалась: то карабкалась на возвышенности, то спускалась в пади, местами больше похожие на ущелья.В этом краю, на стыке человеческих, эльфийских и тролльих владений, поселки попадались редко: и люди, и прочие расы селились здесь неохотно, скудность каменистой почвы не способствовала развитию земледелия. А уж если поселок и стоял, то был окружен почти крепостной стеной, только что деревянной, и жители его, хоть и были рады заезжим купцам, при первой встрече радость выказывать не спешили: осторожно выглядывали из-за заостренных лиственничных бревен, придерживая мечи и самострелы. Что примечательно: хотя большинство селений были смешанными, атмосфера приграничья действовала всем на нервы одинаково, и жители мини-крепостей равно опасались и троллей, и эльфов, и людей. Однако и махнуть рукой на эту местность, предоставив ее жителей самим себе, не было возможности, да и жители не собирались покидать пусть и тревожные, но привычные места. Тракт, прихотливо петлявший по всхолмью, был наиболее простым и удобным путем из северных земель в собственно Арктонию, да и в Кверк, а значит, «артерией», по которой текли смолы, рыба, голубоватые шкуры северных лис и другие ценные товары.Дорога, перевалив через выбитую ветрами голую хребтину холма, вновь пошла вниз, мимо увешанных бородами лишаев древес. Два всадника попридержали коней, пропуская возы на спуске. Один, повыше ростом, в кольчуге и шеломе-шишаке, исподлобья оглядел лежащую впереди низину.– Эх, – сказал он, – надо было колдунишку хоть какого брать! Они, грят, хорошо со всякими нелюдями управляться умеют!– Дык ведь, – отозвался его собеседник, чуть привставая на стременах и подергивая себя за рыжеватую бородку, – мы ж его сами-то и подпоили-за успех предприятия. Кто ж знал, что это его так подкосит и он головой с перепою ушибется? Да теперь и ладно, мы уж, почитай, в ельфийских землях.– Что эльфы, что тролли – одно все нелюди, кто их разберет, окаянных! – Первый всадник тронул коня пятками, и тот послушно пошел вслед за последней подводой. – Оно, может, и хуже, что на людей похожи. А живут по полтыщи лет – поди угадай, что в их вековую башку втемяшится!Рыжебородый лишь пожал плечами, подгоняя своего конька, чтоб не отставал. Достигнув дна лощины, рослый вновь натянул поводья.– Не нравится мне здесь что-то! – сказал он.– Дак ить вроде спокойно все? – Рыжебородый огляделся. Лес обступал лощину со всех сторон, из-под вековых деревьев на склоны кучевыми облаками выползали кусты.– Самое место, ежели засаду делать! – Рослый положил руку на оголовье меча.– Нагоним-ка своих, а то еще, не ровен час, случится чего.Он подстегнул коня поводьями, и в этот миг где-то в кустах тихонечко тенькнуло. Рослый с хрипом повалился на шею коня, который бестолково затоптался на месте. Рыжебородый с удивлением увидел тонкое оперенное древко, торчавшее у соратника из спины. «А ить стрела-то ельфийская», – отметил он про себя и дал своей животине шенкелей. Но ускакать не успел, как и поднять тревогу, – несколько десятков стрел вырвались из кустов и нависших над краем склона еловых лап. Чубарый конек рыжебородого рухнул наземь и забился в агонии, подминая всадника. Одна из стрел впилась в круп соловому битюгу, и тот, взвизгнув, понес. Подвода, налетев на склон лощины, перевернулась, из лопнувшего тюка рассыпались серебристые шкурки, словно еще хранящие в себе запах чистого, искрящегося на солнце снега. Кони первых двух подвод, подстегнутые вожжами и окриками, припустили вперед, но до конца лощины добрались уже без возниц и, испуганные свистом стрел, продолжали скакать во весь опор. * * * Хорошо посидеть тихим теплым вечером на берегу реки, особенно когда ты знаешь, что никакие срочные дела тебя не ждут, и можешь от души и с наслаждением предаваться безделью.Солнце медленно тускнеет, убавляя свое свечение, переставая слепить и обретая четкие края насыщенно-оранжевого диска. Диск этот неуклонно скатывается к западу, задевая краем деревья, и земля и все, что на ней, теряет цвета, погружаясь в мир теней, небо же, выжженное в полдень до белизны, напротив, цвета обретает. Оно полыхает оттенками алого, красного, оранжевого и желтого – настолько чистыми и при этом столь прихотливо смешанными, что лучший из живописцев в бессилии бросит палитру и кисти и будет просто смотреть… Ближе к зениту теплые цвета тускнеют, перетекая из пурпура раковин южных морей в густую синеву дорогого шелкового плата, рассеченную черными стрелками облачных полос, медленно темнеющую к востоку и на самом краю пронзенную уже голубыми точками ранних звезд.Вслед за небом расцвечивается и река, раскатываясь вдаль от твоих ног алой ковровой дорожкой, словно ты – почетный гость, которого безмолвно приглашают войти в распахнутые врата ночи. По сторонам от дорогого ковра темными силуэтами встают деревья, высясь над черными провалами берегов, и лишь прошлогодние камыши еще различаются на их фоне светлыми росчерками. А над водой, не дождавшись вступления ночи в свои права, уже скользят камушками по льду летучие мыши, неуловимо для человеческого глаза трепеща тонкими крыльями.По-настоящему еще не стемнело, и цвета природы были еще различимы. Ивона, набросив на плечи куртку (с заходом солнца похолодало), следила за полетом ночных созданий.Выдра вынырнула из омута у самых ее ног и, пошевеливая густыми встопорщенными усами, пару мгновений рассматривала девушку. Сколько Ивона помнила, выдры всегда жили возле этого омута, на заросшем тальником островке, и каждый раз вот так выныривали посмотреть, кто это сидит на берегу их водоема. Да и ближайшее селение называлось Порешни Порешня – устаревшее название выдры

, также намекая на привычное обитание водных хищников в здешних местах. Это было одной из точек постоянства в меняющемся мире: река, закат, выдры с ивового островка, – то, что не дает разрушиться личному, построенному для себя миру.Романтика закончилась с появлением босоногого деревенского парнишки, стремительно выбежавшего на берег и в нерешительности остановившегося шагах в пяти от Ивоны.– Госпожа Ивона, – начал он после минутного перетаптывания с ноги на ногу, – а вы ворожить умеете? Мне батя Прасол сказывал, что вы ворожить горазды…– Колдовать я немного умею, – согласилась Ивона, не вдаваясь в подробности. – А что стряслось-то?– Так у нас на задах дома какой-то бес завелся, вы б его прогнали…– Что за бес? – В Ивоне взыграло любопытство, и она поднялась на ноги, как следует надевая куртку.– Дак мы его не рассматривали. Большой, воет, голова как горшок… Вы как, госпожа, идете?– Идем, – согласилась девушка.Шли быстрым шагом. Тропинка менее чем через полверсты переросла в главную и единственную деревенскую улицу. В домах уже зажглись лучины и свечи; жители, как водится, собирались с темнотой отойти ко сну, но не все еще успокоились, обсуждая, вероятно, дела минувшего дня, а то и просто дыша у окошка свежим воздухом на сон грядущий. О бесе, по-видимому, уже прослышали, так как на улице никто не околачивался, а за спиной Ивона довольно четко расслышала шепоток: «Глядь, Игнат-то ельфийку привел; они, ельфы, колдовать горазды!» И было не совсем понятно, ставится ли это умение эльфам в заслугу или нет.– И давно этот «бес» появился? – поинтересовалась Ивона.– Так уж несколько ночей шкодит. Свинью намедни зарезал… хорошая свинья была. – Игнат руками показал что-то необъятное, видимо, в качестве иллюстрации к достоинствам покойной.– А что ж за местным колдуном сразу не послали? – удивилась девушка.– За тем, что в трех верстах-то, в Заячьей Россыпи живет? Так он сейчас с обозом ушел. На Вяти и близ Кверка сейчас беспокойно, вот купцы и стараются колдуном заручиться на всякий случай… Во, пришли!..Вблизи плотницкого дома соседи из окон уже не выглядывали, а окрестные собаки как-то жалостливо подвывали (похоже, забившись под телеги или еще куда).Открыл сам плотник, крепкий кудрявый детина, и, поздоровавшись с «госпожой», повел Ивону задом.– Там он, бес-то, по огороду скачет. – Не дойдя пары саженей, плотник остановился. – Свинью загрыз давеча, а теперь не иначе решил извести и грядки.– А вы б его топором или доской, – сказала Ивона вполголоса (скорее себе самой, чем сомнительному тыловому прикрытию). Отправленный суровой отцовской рукой в дом, Игнат, судя по шуршанию, обустраивал себе смотровую площадку на чердаке.Нежить появилась неожиданно, беспорядочно скача по огороду и странно завывая. Похожая на горшок голова моталась из стороны в сторону. От неожиданности Ивона метнула в тварь огнем, но промахнулась; земля на середине гряды взлетела комьями вместе с какой-то зеленью, мгновенно спекшейся до бурых комочков. Нежить гулко завопила и припустилась еще быстрее, на бегу звонко стукаясь головой о твердые предметы. И тут Ивона расхохоталась. Сплетя простенький магический аркан, она метнула его вперед, и существо остановилось как вкопанное, подвывая еще жалостней.– В чем дело? – поинтересовался плотник откуда-то сзади.– У вас вместе с появлением беса пес дворовый не пропадал? – поинтересовалась Ивона. Мужик выглянул из-за ее плеча и всмотрелся.– О, так это ж Серко! – изумился он. – Это ж я горшок старый с объедками выставил, думал потом ему выдать, а он, вишь ты, сам нашел, да и застрял!Теперь смеялись уже трое – сверху, с чердака, хохотал затаившийся там Игнатка. Виновник торжества стоял, подвывая и отнюдь не помогая проводимым горшечносъемным работам. Неожиданно он дернулся, вздыбив шерсть на загривке, и выдал такую скорбную руладу, что Прасол, вздрогнув, выпустил горшок, и Серко рванулся прочь через огород.«Глупость какая-то, – размышляла Ивона, отсмеявшись и начиная плести новый аркан. – Не Серко же свинью собственных хозяев зарезал! Свиней в закрытых закутах обычно режет нежить, покупаясь, видимо, на схожие с человеческими свойства крови и сердечный ритм. И… собаки как-то странно воют…»Стрига сидела, прилепившись к забору, напоминая гигантского паука длинными конечностями с острыми изломами суставов и плотным мохнатым туловищем. На белесой башке, отдаленно похожей на человеческий череп (или, если угодно, на тот же горшок), тускло горели два зеленоватых глаза. Убедившись, что ее заметили, и соблюдя, таким образом, приличия, тварь зашипела, поудобнее переставив ноги-руки, и распахнула два черных крыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35