И
поэтому вы теперь воображаете, что это было заражение, что это было зло,
что к этому нельзя прикасаться, что никто не должен касаться этого!
Питер не ответил. Он стоял, глядя на Комина сверху вниз, лицо его
стало усталым, изможденным, а плечи слегка поникли.
- Мне кажется, - прошептал он через секунду, - мне кажется, вы можете
быть правы. Но, Комин... - Питер явно боролся с собой, теперь Комин видел
это. Его темное лицо казалось еще темнее от напряжения и еще чего-то
большего, чем напряжение. - Но, Комин, не станет ли человек более - или
менее - чем человек? Даже если Трансураниды являются сияющим добром,
которым кажутся, даже если они могут превращать людей в ангелов, это
неправильно, что люди вырвутся так внезапно из того космоса, что создал
их. Быть может, через века мы сможем стать такими. Но сейчас это не нужно.
- Со времени падения Адама все мы грешны, - хрипло провозгласил
Комин. - Конечно, нужно придерживаться этого. Это единственная жизнь,
которая нам известна, значит, это лучшая жизнь. Люди с Барнарда не создают
звездолетов и не строят замков на Луне. Значит, это делает нас лучше. Или
не так?
Питер с трудом кивнул.
- Это вопрос. Но когда я отвечаю на нет, я придерживаюсь того, что
могу решить. Я думаю, со временем вы согласитесь. - Он помолчал и добавил:
- Баллантайн согласился. Либо его защита оказалась с изъяном, либо он
сбросил ее, но получил полную дозу. И не смог остаться в раю. Может бить,
этот рай не так уж хорош, если присмотреться к нему поближе.
- Может бить, - сказал Комин без всякого убеждения. Он вспомнил лицо
Стенли в последнюю минуту: скверный маленький человечек с массой мелких
страстишек, которые он не мог удовлетворить, поедаемый завистью, и однако
в конце концов он нашел нечто лучшее, чем доля в "Трансурановых рудниках
Кохранов" или что-то еще, чего он жаждал. Он просто перестал быть Стенли.
И теперь он остался там, а Комин был здесь, и Комин ненавидел Стенли
странной новой ненавистью.
Питер повернулся.
- Кренч сказал, что вы можете вставать. Не сидите здесь, надувшись на
весь мир. От этого будет только хуже.
Комин выругался от всего сердца, и Питер слабо улыбнулся.
- Я не думаю, чтобы вы могли стать настоящим ангелом, - сказал он и
вышел.
Комин сидел на койке, закрыв руками лицо, и в темноте снова видел
мерцающие белые огни и кружащиеся звезды. Что-то стало его, как огромная
рука, и опустошило.
Он не хотел уходить отсюда, не хотел возвращаться к тому, что делал
прежде, не хотел никого видеть. Но ему хотелось выпить. Ему хотелось
ужасно напиться, и он встал и вышел из каюты.
Что бы там ни сделали с ним Кренч и Рот, он был слаб, как младенец.
Все вокруг казалось тусклым и нереальным. В кают-компании он нашел группу
людей, сидящих вокруг стола и выглядевших, как больные. Они посмотрели на
него и отвели взгляды, словно он напомнил им то, чего они не хотели
вспоминать.
На столе стояла бутылка, уже изрядно опорожненная. Комин выпил то,
что в ней оставалось. Он почувствовал себя лучше, но выпивка оглушила его
и ему стало безразлично, как он себя чувствует. Он огляделся, но никто не
смотрел на него и ничего не говорил.
Комин сказал:
- Детонатор изъяли. Я не взорвусь.
Ему ответили парой слабых усмешек и притворными приветствиями, затем
все снова вернулись к своим мыслям. Комин начал понимать, что они думают
не столько о нем, сколько о себе.
Один из них заговорил:
- Я хотел бы узнать... я хотел бы узнать, что мы видели. Эти штуки...
Кренч вздохнул.
- Мы все хотели бы узнать. И мы никогда не узнаем, по крайней мере,
не полностью. Но... - он замолчал, затем продолжил: - Они не штуки. Они
живые. Форма жизни, непостижимая, невозможная нигде, кроме как среди чужих
элементов трансуранового мира. Жизнь, я думаю, основанная на
энергетических связях между атомами, гораздо более сложными, чем уран.
Жизнь самоподдерживающаяся, возможно, сравнимая по возрасту с нашей
Вселенной и способная насытить наши грубые простые ткани своей
трансурановой химией...
Комин снова подумал о том, что сказал Викри: источник всего сущего,
начало всего.
Кто-то хмуро сказал:
- Я знаю одно: никто не заставит меня вернуться туда.
Питер Кохран проговорил:
- Успокойся. Никто не вернется на Барнард-2.
Но оставшись наедине с Питером, Комин сказал:
- Вы ошибаетесь. В конце концов я вернусь.
Питер покачал головой.
- Вам так кажется. Вы еще находитесь под их воздействием. Но оно
будет слабеть.
- Нет.
Но так и случилось. Оно слабело. Когда прошли вневременные часы, оно
ослабло... пока он ел, спал и совершал все действия, свойственные
человеческому существу. Воспоминания остались прежними. Но свирепая,
скорбящая тяга к жизни вне жизни не может держать человека все время, пока
он бреется, переобувается, пьет.
Потом пришел конец безвременью и ожиданию. Они снова вытерпели жуткое
вращение и качку, когда выключился двигатель и они перешли в нормальное
пространство. Теперь Луна сияла, как серебряный щит, в передних
иллюминаторах. Большой Прыжок был завершен.
После долгого заключения на корабле обилие новых голосов и незнакомых
лиц привело всех в замешательство. Сады и огромный дом в блеске лунного
дня не изменились за миллионы лет, которые, казалось, отсутствовал Комин.
Он прошел через сады, как чужой, и все было прежним, кроме него самого.
Он не единственный чувствовал это. Это было безрадостное дело. Они
привезли с собой от чужого солнца ту же самую тень, что накрывала
Баллантайна. Клавдия громко оплакивала смерть Стенли. Ей сказали, что он
погиб, и в некотором смысле это была совершенная правда. Они не покорили
звезду. Звезда покорила их.
Комин шарил взглядом по незнакомым лицам, и кто-то сказал ему:
- Она не осталась здесь после отбытия корабля. Она сказала, что
ненавидит это место и не может остаться. Она вернулась в Нью-Йорк.
Комин сказал:
- Я точно знаю, что она имела в виду.
В залах огромного дома была прохлада и полумрак, и Комин остался бы в
них один, но Питер сказал:
- Вы можете понадобиться мне, Комин. Вы были ближе к этому, чем любой
из нас, а Джона нелегко убедить.
Комин неохотно стоял в заполненной старомодной комнате с видом на
Море Дождей. Джон выглядел так же, как и прежде: древний старик,
сгорбившийся в кресле, утомленный, морщинистый, скользящий к своему концу.
Но он еще хватался когтистыми руками за жизнь, в нем еще горело
честолюбие.
- Ты нашел их, а? - сказал он Питеру, приподнявшись костистым телом в
кресле. - "Трансурановые рудники Кохранов"! Звучит хорошо, не так ли?
Сколько там, Питер? Скажи мне, сколько!
Питер медленно произнес:
- Мы не получим их, дедушка. Этот мир... заражен. Экипаж Баллантайна
и трое наших людей. - Он помолчал, затем пробормотал фатальные слова: - Не
будет никаких "Трансурановых рудников Кохранов" отныне и навечно.
Долгую секунду Джон был совершенно неподвижен, кровь прилила к его
лицу, угрожая прорвать старческую кожу. Комин почувствовал слабый укол
жалости к нему. Он был так стар и так хотел завладеть звездой, прежде чем
умрет.
- Можете быть свободны, - сказал наконец Джон и выругался. -
Прекрасно, я найду человека, который не испугается. Я пошлю другой
корабль...
- Нет, - сказал Питер. - Я поговорю с людьми из правительства. Будут
другие путешествия к другим звездам, но звезду Барнарда нужна оставить в
покое. Там радиоактивное заражение особого вида, с которым никто не может
бороться.
Джон беззвучно пошевелил губами, тело его дернулось в пароксизме
ярости. Питер устало сказал:
- Прости, но это так.
- Простить? - прошипел Джон. - Если бы я снова мог стать молодым,
если бы только мог, я бы нашел способ...
- Не нашли бы, - резко сказал Комин. Внезапный гнев вспыхнул в нем.
Он многое вспомнил, наклонился над Джоном и сказал: - Есть вещи, с
которыми не могут справиться даже Кохраны. Вы не поймете, если я попытаюсь
вам объяснить, но этот мир защищен на все времена от кого угодно. Питер
прав.
Он повернулся и вышел из комнаты. Питер последовал за ним. Комин
сделал жест отвращения и бросил:
- Пойдемте.
Когда они прилетели в Нью-Йорк и толпа встречающих у космопорта
рассосалась, Комин сказал Питеру:
- Вы поедете к своим правительственным чиновникам. У меня есть другие
дела.
- Но если они захотят встретиться также и с вами...
- Я буду в баре "Ракетного Зала".
Позже, сидя в баре, Комин держался спиной к видео, но не мог не
слышать задыхающийся голос, выпаливающий новости открывшим рты,
взволнованным слушателям:
- ...и это великолепное второе путешествие, исследование зараженного
радиацией мира, который нельзя эксплуатировать или посещать, станет еще
одной, великой тропой к звездам. Вскоре полетят другие корабли и другие
люди...
Комин подумал, что люди наверняка полетят со своими маленькими
планами. Но они не найдут там подобия их планеток. Они обнаружат, что
вступили в высшую лигу и что там играют не в человеческие игры.
Он не сразу повернулся, когда хрипловатый голос прервал его мысли:
- Закажешь мне выпить, Комин?
Когда он наконец обернулся, он увидел Сидну. Она выглядела, как
прежде. Она носила белое платье, открывавшее загорелые плечи, у нее были
те же волосы цвета льна, а на губах та же холодная ленивая улыбка.
- Я закажу тебе выпить, - сказал он. - Конечно. Садись.
Она закурила сигарету и посмотрела ка него сквозь плывущий дым.
- Ты выглядишь неважнецки, Комин.
- Да?
- Питер сказал, что ты нашел там что-то очень плохое.
- Да. Настолько плохое, что мы не осмелились там остаться. Настолько
плохое, что мы сразу же улетели на Землю.
- Но ты нашел Пауля Роджерса?
- Нашел.
- И привез его?
- Нет.
Она подняла свой бокал.
- Ладно. За тебя... - Через секунду она добавила: - Я тоже кое-что
обнаружила, Комин. Ты безобразный грубиян...
- Я думал, ты это знаешь.
- Знаю. Но я обнаружила, что, несмотря на это, я упустила тебя.
- Ну и?
- А, черт, а не могу продолжать быть застенчивой, - сказала она. - Я
пришла к мысли выйти замуж. Я думала над этим. Так будет гораздо удобнее.
- А у тебя достаточно денег, чтобы я мог не работать? - спросил он.
- Достаточно, Комин.
- Ну, это уже кое-что, - сказал он. - Хотя я, вероятно, устал
бездельничать и снова вернусь к работе. Есть только одно...
- Да?
- Ты должна кое-что понять, Сидна. Я не тот парень, который
познакомился с тобой. Я немного изменился внутренне.
- Кажется, немного.
- Но это так. Ты не любишь жить в своем лунном замке, потому что
ненавидишь его. А захочется тебе жить с ненавистным человеком?
- Я не буду ненавидеть тебя, Комин.
- А сможешь?
- Я попытаюсь. Давай попробуем.
Он отвернулся и махнул официанту, затем опять повернулся к ней, и
странная боль вновь перехватила его горло, боль от потери, изгнании,
угасающего стремления.
Я качусь назад, назад к Арчу Комину, и не хочу этот. Я забываю, как
это было, как это могло бы быть, и всю свою жизнь я буду думать об этом и
желать вернуться, и бояться...
Пусть это проходит, подумал он. Это, наверное, второсортно - быть
только человеком, но это удобно, это удобно...
Он поглядел через стол на Сидну.
- Выпьем за это?
Она кивнула и протянула свободную руку. И когда он взял ее, рука
задрожала в его ладони. Она сказала:
- Все так внезапно, что мне не хочется пить. Мне хочется плакать.
И она заплакала.
г========================================================================¬
¦ Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory ¦
¦ в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2" ¦
¦------------------------------------------------------------------------¦
¦ Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент ¦
¦ (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov ¦
L========================================================================-

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16