Комин заметил странную нотку в его голосе, но не заикнулся о ней.
Вместо этого он сказал, тяжело дыша:
- Вы никогда не устаете?
Викри сделал нетерпеливый жест, но замедлил шаг. Комин с
благодарностью тащился потихоньку, пока сердце не перестало бешено
колотиться в груди, а пот не так обильно тек по спине, на которую тяжело
давила упаковка с костюмом. Они приближались к ущелью, и голоса слышались
яснее, как голоса больших птиц. В них вроде бы не было угрозы, но что-то
делало их ужасными, возможно, именно это отсутствие угрозы.
- Как они лишились всего этого? - спросил Комин. - Космических
кораблей и городов... цивилизации.
- Я говорил вам. Они нашли Трансуранидов.
- Война? - спросил Комин.
Викри взглянул на него, как на ребенка, сказавшего глупость.
- Не война, нет. Всего лишь вопрос необходимости.
- Необходимости?
- Да. Все люди делают что-то из необходимости - ради еды, крова,
общей защиты. Цивилизация развивается, чтобы легче было снабжать их всем
необходимым. Но если это не становится необходимым, они развиваются помимо
цивилизации и могут отбросить ее.
- Вы хотите сказать, что все это больше не нужно вам, Викри? Из-за
жуткого трансуранового отравления?
- Это не отравление, это трансмутация, полное физиологическое
изменение, где обычный метаболизм прекращен и заменен энергией, постоянно
текущей через живые клетки от трансурановых элементов Этих клеток. Тело
получает новую самоподдерживающуюся жизнь. Оно больше не ведает голода и
страха. Тогда мозгу, живущему в нем, больше не нужны города, финансы и
сложные социальные системы, работа и зарплата, война и жадность - даже
сложный язык. Все эти напыщенные слова звучат здесь нелепо, не так ли?
В Комине возникла странная тошнота, его пробрала дрожь от
развернувшейся перед ним невообразимой жизни.
- Но радиоактивная материя убивает, - сказал он.
- Элементы, известные на Земле, - да. Они конечные продукты, угли,
еще горящие, с еще долгим путем до конечного свинца, но свою жизненную
энергию они уже потеряли. Нептуний и плутоний - созданные человеком и не
существующие в природе гибриды. Настоящие трансурановые элементы,
выходящие далеко за пределы нашей периодической системы, - это силы,
которые были в самом начале, семена жизни, ее источник. Может быть, все мы
- дети Трансуранидов и все наши жизненные силы исходят оттуда же.
- Не понимаю.
- Еще поймешь, - сказал Викри. - Ты уже можешь бежать? Нам осталось
еще много пройти. - Не успев договорить, он уже забыл про Комина и про то,
о чем говорил, стремясь к ущелью. Комин побежал.
И пока он бежал, в нем углублялось чувство крепнущей угрозы и страх.
- Но если Трансураниды изменили вас, то кто они? - закричал он.
Викри не ответил. Начался склон, и они побежали по узкой тропе между
деревьями, протоптанной множеством ног в течение бесчисленных лет, так что
она была гораздо ниже уровня дерна и твердая, как железо. По ней Викри
побежал быстрее, и Комин пыхтел за ним. Сквозь редеющий лес он видел
темное ущелье, над ним - клонящиеся к закату луны. Звенели голоса.
На тропе были другие люди.
Викри позвал их на мягкой радостной ноте. И они ответили - стройные
люди, люди с детскими глазами, которые недоуменно глядели на Комина, но
страха в них не было. Он пошел с ними к устью ущелья. Он держался поближе
к Викри, так как знал, что если отстанет от него, тот сбежит. Он не хотел
остаться один среди этих существ, похожих и непохожих на мужчин и женщин.
Последние деревья остались позади. Они прошли между каменными
столбами ворот, и перед ним открылось ущелье. Оно было полно голосов и
смутных движущихся силуэтов, и в глубине горело белое погребальное пламя,
как сверкающий под ослепительным солнцем снег. Викри остановился и что-то
невнятно произнес. Человеческая речь уже покидала его.
Комин надел тесный костюм и сунул голову в шлем. Он боялся.
В предохраняющем от излучения металлическом костюме с лицевой
пластиной из просвинцованного стекла, ограничивающей поле зрения он
почувствовал себя еще хуже. Пот пропитал одежду, консервированным воздухом
из баллона было трудно дышать. Он ковылял за Викри по тропе, ставшей на
скале широкой и гладкой. Вокруг него были тела, нагие тела. Многие из них
оказались женщинами с белыми бедрами и остроконечными грудями, но они не
возбуждали в нем страсти, а мужчины не заставляли его стыдиться. Казалось
естественным, что они идут раздетыми, как ветру естественно дуть.
Они торопились, лица их были веселыми. Звук голосов замирал по мере
того, как все меньше и меньше людей оставалось на открытой тропе. Дикие,
странные очертания скал тянулись по обеим сторонам, с вершинами,
купающимися в медном лунном свете. Но они были высоко над головой. Комин
шел в темноте, где не было ни лучика света, кроме огня, притягивающего и
зовущего. Нечто заразительное начало поступать к нему от Викри и
остальных, и он тоже ощутил нетерпение добраться до огня. Но с каждым
шагом к огню страх становился все больше.
Дно ущелья все круче уходило вниз, тропа шла по нему, и в скале
открылся огромный грот. Белый огонь шел оттуда, и Комин понял, что свет,
который он видел прежде, был лишь отсветом этого огня. Тропа расходилась
по обеим сторонам грота, и последние люди уходили по ним в обе стороны.
Комин остановился.
- Викри! - закричал он. - Викри!
Но Викри исчез. Комин ухватился за скалистую стену, вцепился в нее,
чтобы удержаться на месте. Он стоял на краю грота, на самом пороге, решая,
убежать или нет. И теперь он увидел, почему тропа расходилась.
Пол грота был широкой открытой расщелиной. Через нее лился вверх
белый свет, заря ослепительной, чуть рябящей чистоты. Края расщелины и
потолка грота над ней горели смутными огнями. Комин подумал, что века
бомбардировки трансурановой радиацией превратили обычную скалу во что-то
иное, так что радиацией теперь был наполнен весь грот.
Комин не мог заглянуть в расщелину, он стоял слишком далеко от нее и
не под тем углом. Но он видел выступы по обоим сторонам, образующие на
стенах грота грубые ступени. На них толпились люди, с взволнованными
взглядами, у них были счастливые лица детей на празднике. В одном месте
часть выступа немного нависала над расщелиной. Там стояли длинные носилки
из грубых шестов, накрытые пышной горой цветов. И цветы шевелились от
движений того, кого они скрывали, а возле носилок стояли двое мужчин. На
таком расстоянии при ослепительном блеске Комин не различал лиц. Но он
понял, кто они.
Он отпустил скалу, стиснул зубы и вошел в грот.

13
Люди были еще в движении, и он шел вместе с ними, нелепая негнущаяся
фигура среди нагих людей. Нижние выступы были заполнены, но люди
поднимались по грубым ступеням, наклонным или извивающимся по стенкам
грота. Здесь была тишина, и чувство какой-то застывшей силы. Комин бежал в
толпе, направляясь к Паулю Роджерсу. Он чувствовал, что времени у него
почти не осталось. Белый огонь рвался из расщелины, великолепный и жуткий.
Комин окликнул Пауля по имени, но голос заглушил шлем, и люди на краю
расщелины не услышали его. Они подошли и подняли носилки с телом Стрэнга,
и каскад сверкающих цветов полился с них на землю.
Поток на верхних уступах ускорил движение. Бронированные ботинки
Комина тяжело стучали по камню.
Медленно, очень торжественно люди наклонили нижнюю часть носилок и
дали телу Стрэнга, по-прежнему шевелившемуся, соскользнуть в пропасть.
Все замерли. По выступам пронесся вздох, и наступила тишина,
неподвижная, бездыханная, и только Комин, бегущий по краю расщелины,
выкрикивал имя Роджерса.
Даже из заглушающего шлема голос его звучал в тишине резко и громко -
и люди медленно повернулись к нему. Они далеко ушли в странной жизни,
которой жили теперь, были вызваны обратно против воли, и это причиняло им
боль. Полотнища огня рвались вверх, изгибаясь над головами, как волны. Их
лица, увлеченные и мечтательные, дрогнули от боли, причиняемой гремящим
молотом голоса Комина.
Он протянул затянутую в перчатку руку, положил ее на голое плечо
Пауля и снова прокричал его имя. И лицо, глядевшее на него сквозь
освинцованное стекло, было лицом Пауля Роджерса, каким он знал его всю
жизнь, и одновременно не было им. Пауль Роджерс исчез, и его заменил
кто-то другой, кто-то за пределами его понимания. Комин убрал руку и вновь
ощутил страх.
Колеблющиеся белые огни тянулись к мерцающему потолку, люди ждали на
выступах, и глаза, забывшие все знания и дела человеческие, глядели на
Комина, и в них было беспокойство. Затем, словно открылась давно
захлопнувшаяся дверь, в них появилось узнавание, а затем тревога.
- Не сейчас! - Роджерс говорил неуклюже, с трудом, но настойчиво, и
протянул руки, словно пытаясь оттолкнуть Комина. - Не сейчас, не время!
Викри и Киссел - Киссел, который был толст и стар, а теперь похудел,
стал без возраста и одновременно изменился - снова повернулись к
удивительно яркому огню, не дававшему тепла, и уставились на глубины, из
которых он исходил. Люди на уступах стояли неподвижно - белые тени,
нарисованные на скале. Глаза их мерцали. Комин закричал. Он не хотел
кричать, он обещал Викри не метать им. Но перед ним был Пауль, и слова
вырывались сами, независимо от его желания.
- Пауль, идем со мной! Вернись!
Пауль покачал головой. Казалось, он волновался за безопасность Комина
и одновременно с нетерпением ждал его ухода, словно тот совершил
непростительное вторжение.
- Не сейчас, Арч. Нет времени для тебя думать, нет времени говорить.
- Он сильно уперся руками в грудь Комина, заставляя того отступить. - Я
узнал тебя. Ты не можешь драться с ними. Некоторые могут, но не ты. Ты
должен сначала подумать. Теперь уходи быстрее.
Комин уперся. Огонь прыгал, плясал и дрожал на скалах и в воздухе над
его головой. Он был гипнотическим, прекрасным, манящим, как вода
притягивает пловца. Комин пытался не глядеть на него. Он остановил взгляд
на Пауле и почувствовал боль при мысли, что Пауль останется здесь, нагой
дикарь, как и остальные, его разум и душа потеряются в этом странном
безумии. От этой мысли он ощутил гнев и закричал:
- Я прилетел с Земли, чтобы разыскать тебя! Я не оставлю тебя здесь!
- Ты хочешь убить меня, Арч?
Это заставило Комина остановиться. Он сказал:
- Ты умрешь... как Баллантайн? Мне казалось, Викри говорил...
Глядя в пропасть, Пауль заговорил так быстро, что Комин с трудом
понимал его через наушники шлемофона.
- Не так. Баллантайн улетел слишком рано. Я уже завершен. Но, с
другой стороны, это хуже... Арч, я не могу сейчас объяснить, только уходи,
пока не попался, как мы все здесь.
- Ты пойдешь со мной?
- Нет.
- Тогда я остаюсь.
Возможно, он еще достаточно человек, чтобы вспомнить, подумал Комин,
возможно, я могу заставить его пойти этим путем. Пауль сказал:
- Смотри.
Он показал в пропасть, подтаскивая Комина ближе к краю. Беззвучные
белые огни проносились вокруг него, и он уставился на них, в белое
слепящее сияние. И внезапно земля ушла из-под ног и голова закружилась от
ужасного мельтешения.
Выступы, подумал он, были тонкими изогнутыми раковинами,
сомкнувшимися над пространством внизу, пространством, что было скрыто под
гротом, как основная масса айсберга, скрытая под маленькой надводной
частью, пространство, уходящее в световой дымке в таинственные невидимые
просторы. Трансурановые огни горящие так, словно незнакомое солнце было
поймано здесь и хранило под защитой скалы вечное пламя, расточая себя в
потоках и взрывах белой радиации. Что-то пробудилось и зашевелилось в
глубине души Комина. Он наклонился вперед, и страх его испарился вместе с
многими другими вещами, бывшими в его сознании. Огонь расцвел, стал парить
и колебаться в глубинах его личного мира. Комин не мог понять все свои
чувства, но здесь были красота, радость и счастье.
Затем Комин закричал и метнулся назад, и красоты больше не стало.
- Там что-то движется!
- Жизнь, - тихо сказал Пауль. - Жизнь без потребностей и почти без
конца. Помнишь старую историю, которую нам рассказывали в детстве? О
людях, которые жили в саду невинности?
Внезапное движение было быстрым и безобразным. Комин отскочил
подальше от края и сказал:
- Я прошел через это, Пауль, и ты тоже. Трансурановое заражение... ты
отравлен дурманом, идущим снизу. Ты опустился на уровень здешних людей, и
очень скоро для тебя не останется надежды. Я не знаю точно, что сделали с
тобой Трансураниды, но в конечном результате - это рабство.
Комин поднял взгляд вверх, где ждали нетерпеливые ряды людей.
- Ты поклоняешься, вот что ты делаешь. Ты поклоняешься каким-то
вонючим силам природы, калечащим твой разум, пока ты доставляешь
удовольствие своему телу.
Он повернулся. Пауль глядел на него с какой-то далекой жалостью,
внимание его уже ускользало назад, к неведомым видениям, от которых его
оторвал взгляд Комина, и Комин почувствовал в нем отвращение, почти
ненависть.
- Ты дал им тело Стрэнга, - сказал он, - и теперь ждешь оплаты.
Пауль Роджерс вздохнул.
- Сейчас нет времени, не медли. Уходи, Арч, беги.
Эти последние обычные слова были невыразимо страшными. Комин слышал
их тысячи раз прежде, в невыразимо далекие времена. Он грубо схватил Пауля
за руку, этого незнакомого Пауля, потерявшего человеческий облик, Пауля с
чужой плотью и чужими мыслями, совершенно не того Пауля, с которым играл в
детстве, и сказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16