Льюис – прекрасный актер, нужно отдать ему должное, но нельзя сказать, что в данном случае его актерское мастерство идет им на пользу. Раньше или позже Джессика узнает правду. Но только после того, как станут известны результаты анализов. Льюис был совершенно прав, когда сказал, что дочери понадобятся они оба, особенно если у нее найдут болезненный ген.
– Почему бы тебе не присоединиться к отцу, когда он завтра поедет к себе? – предложила Джессика. – Тебя ведь здесь, в конце концов, ничего не держит.
– Вот как? У меня же работа – ты забыла?
– Но ведь ты ее все равно бросишь, когда вы снова поженитесь, верно? – возразила Джессика. – Знаю, что ты хотела бы продолжать сбор средств на изучение болезни, да и из папиных слов я поняла, что он тебя будет всячески поддерживать в этом, но… Если у вас в самом деле появится ребенок… или два…
Тихонько вздохнув, Лейси поднялась на ноги.
– Пойдем-ка вниз, – обратилась она к дочери. – Скоро приедет Льюис.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Ужинали они в том же самом ресторане, куда Лейси привела Джессику после презентации.
Тем вечером она пережила шок от встречи с Льюисом, и ей даже в голову не могло прийти, что настанет день, когда она будет сидеть напротив него в том же самом ресторане. И, уж разумеется, она тогда не предвидела ни того, что с ними будет Джессика, ни того, что сама она окажется в ловушке, изображая возрождение их брака.
Сейчас у нее не больше аппетита, чем тогда, – и тоже из-за Льюиса, только он сидит намного ближе, чем тем вечером.
Со стороны они, без сомнения, представляли из себя образец идиллии, дружную, любящую семью. От мучительных мыслей Лейси закрыла глаза. Если бы кто знал, как ей хотелось, чтобы эта картина была правдивой.
– С тобой все в порядке, мамочка? – заволновалась Джессика. – Ты так побледнела.
– Я просто устала, вот и все, – вывернулась Лейси, сложив губы в улыбку. Придется ради Джессики продолжать эту игру. Хотя бы до тех пор, пока она не пройдет обследования.
Льюис предложил ей самой выбрать вино, но Лейси в ответ лишь покачала головой, рассеянно отметив, что Джессика что-то лукаво прошептала ему на ухо.
Через несколько минут, когда на столе появилось ведерко со льдом и бутылкой шампанского, она в замешательстве вскинула на Льюиса глаза.
– Идея Джессики, – коротко объяснил он. – Она решила, что неплохо отпраздновать наше примирение и поднять тост за будущее.
Когда-то Лейси очень любила шампанское, смаковала его ледяной вкус, наслаждаясь пощипыванием пузырьков в горле; сейчас же ее только затошнило от него – как, впрочем, и от блюд на столе.
Лейси попыталась сделать над собой усилие и изобразить счастье и спокойствие, но по тем быстрым взглядам, что время от времени бросал на нее Льюис, она поняла, что, возможно, смогла провести Джессику, но не его.
В животе у нее как-то странно заныло от мысли, что лучше всех ее понимает не дочь, а Льюис.
Она облегченно вздохнула, когда ужин наконец закончился и они вышли из ресторана.
В тепле и уюте машины, под убаюкивающий шелест шин, глаза ее начали слипаться, а тело тяжелеть, и Лейси едва не заснула прямо по дороге.
Когда Льюис остановил машину напротив дома, Лейси машинально нащупала ручку – и тут же вжалась в сиденье, чтобы не коснуться Льюиса, который склонился над ней, помогая открыть дверцу.
По его взгляду она догадалась, что он правильно истолковал ее движение. Она только не поняла, почему этот Жест вызвал у него такую горечь и гнев. Ведь Джессика не могла их видеть. Она уже успела выйти из машины.
– Ты выглядишь измученной, – бросил он отрывистое и нелестное замечание. – Я не останусь. Провожу тебя в дом, но не останусь.
Однако у Джессики на этот счет оказалось другое мнение. Уже на пороге она мечтательно проговорила:
– Я намерена сегодня пораньше лечь, так что вам не стоит бояться «третьего лишнего». Судя по тому поцелую, свидетелем которого я была, вы не возражали бы провести пару часов наедине.
Лейси споткнулась на ступеньке – и Льюис мгновенно поддержал ее. Боже, вот уж что ей сейчас не нужно – так это пара часов с ним наедине. Но если она откажется… возразит, то Джессика начнет приставать с вопросами.
Как только они вошли в дом и Джессика с ними распрощалась, Льюис тихо обратился к ней:
– Мне очень жаль, что так получилось. Послушай, может, ты присядешь? А я бы приготовил нам чаю.
Лейси кивнула и вышла из кухни – и только потом осознала, что это ее дом и ей нужно было бы изображать из себя хозяйку, вместо того чтобы предоставлять это право Льюису.
И тем не менее она не испытывала ни стыда, ни раздражения, а лишь облегчение, что может наконец прилечь на кушетку и сбросить туфли.
Она уже спала, когда Льюис вошел в гостиную с подносом в руках. Несколько минут он молча смотрел на нее. Сегодня в его объятиях ей было так… так хорошо , как будто она хотела быть с ним. А потом он целовал ее, и она до такой степени возбудила его… Льюис осторожно, чтобы не потревожить Лейси стуком, поставил поднос на столик и вернулся к ней.
– Лейси.
Звук его голоса разбудил Лейси. Она растерянно заморгала, не сразу осознав, что Льюис, когда вошел, выключил верхний свет, так что теперь гостиная освещалась только неярким ночничком.
– Прости, что разбудил тебя, но, если ты не выпрямишься, у тебя будут судороги. Я принес чай.
Лейси бросила взгляд на поднос. Она чувствовала себя уставшей, одурманенной, как будто проспала гораздо дольше, чем каких-то несколько минут.
Она с трудом села и спустила ноги на пол – и в ту же секунду предсказание Льюиса сбылось: резкая боль клещами стиснула мышцы.
Лейси невольно вскрикнула и схватилась за ногу, но Льюис, отведя ее руку, сам начал массировать мышцы уверенными, твердыми пальцами.
Боль тут же начала отступать, и Лейси блаженно расслабилась.
– Все… прошло, – хрипло произнесла она, отодвигаясь от Льюиса.
Он отпустил ее ногу и выпрямился, а потом сел рядом с ней на кушетку – слишком близко, по мнению Лейси.
Если бы она подумала раньше, то выбрала бы одно из кресел, но она не предвидела судорогу, а еще меньше – что он решит устроиться так близко от нее. Наверное, это опять ради Джессики, с болью в сердце подумала Лейси. Но дочь вряд ли спустится к ним, особенно после ее слов на прощанье.
– Мы похожи на подростков, которые встречаются украдкой, прислушиваясь к каждому шороху наверху, – виновато отметил Льюис, наливая Лейси чай. – Только боимся мы не того, что нас застигнут за недозволенным занятием. Опасность в том, что кто-то войдет и увидит нас в бездействии.
– Не думаю, что Джессика зайдет к нам, – ответила Лейси, невольно бросая взгляд на часы.
– Слишком рано, – сказал Льюис, прочитав ее мысли. – Мы, предположительно, охвачены безумной любовью. Джессика, мне кажется, посчитает крайне неромантичным с моей стороны уйти так рано. Ведь она, кроме всего прочего, думает, что нам хотелось бы поговорить о нашем будущем… обсудить кое-какие планы.
Лейси наклонила голову, чтобы он не увидел выражения ее глаз. Когда он говорил об их любви, о будущем, она, как ни старалась, не могла не страдать, сравнивая видимость с реальностью.
Прошло совсем мало времени, а она уже так привыкла к нему… К возможности говорить с ним, видеть его. Его присутствие терзало ее, но без него боль станет просто невыносимой.
В попытке отвлечься от тоскливых мыслей, Лейси, запинаясь, произнесла:
– Должно быть, тебе пришлось нелегко, когда ты обнаружил… когда узнал… о своем заболевании, особенно потому, что ты, как и Джессика, был уже взрослым…
Она взглянула на него и заметила мелькнувшую в его глазах боль.
– Нелегко. Да, наверное, хотя в то время мне так много нужно было сделать… обдумать. Мне просто некогда было размышлять о болезни или…
Он вдруг замолчал. Голос его, напряженный, резкий, пресекся, как будто даже говорить об этом ему не хотелось.
Лейси прекрасно поняла, что он имел в виду. Ее осенило, что Льюис, должно быть, узнал о болезни сразу же после развода с ней, сразу после того, как соединился со своей любовью. Удар, наверное, был тяжел и для него, и для его любимой.
Лейси попыталась представить себе, что бы она сама почувствовала, если бы Льюис узнал о болезни еще во время их брака. Как бы она повела себя? А как повела себя та женщина?
Лейси не хотелось лезть ему в душу, но она не могла не спросить:
– А как ты узнал, Льюис? Ты говорил, что, когда мы с тобой поженились, ты ничего не знал…
– Я узнал от отца. Он сообщил мне. Написал.
Лейси уставилась на него.
– Твой отец !
– Да. Помнишь, как ты посоветовала мне разыскать его через австралийское посольство? Местные власти в конце концов узнали его адрес. Я ему написал, объяснил, кто я такой, рассказал о том, что мама умерла, что я жен… что я хотел бы с ним встретиться. Ответа долго не было, но потом однажды пришло письмо. Я не о таком письме мечтал, – сумрачно добавил он. – В этом письме отец объяснял, что причиной – одной из причин, – по которой он расстался с матерью, было известие, что она – носитель этого заболевания. Совершенно очевидно, что она-то знала, но хранила тайну. Когда я родился, были какие-то осложнения, пришлось сделать анализы – и правда вышла наружу. Родителям объяснили, что если я унаследовал болезненный ген, то мало шансов на то, что доживу до зрелого возраста. Мой отец – из тех мужчин, которые мечтают о сыновьях. Очень, так сказать, «мужской» тип мужчины. В этом смысле. А во всех остальных, полагаю, просто трус. Не в силах смириться с тем, что он узнал, он оставил мать… развелся с ней и уехал в Австралию. Она ничего мне не рассказывала об этом, а я, по счастливой случайности, оказался одним из редких случаев в медицине: несмотря на то что унаследовал болезненный ген, никогда не страдал от сопутствующих заболеваний. Получив письмо, я сначала не мог поверить, не хотел верить. Это был кошмар, настоящий ад. Я не знал, к кому обратиться, что предпринять. Представить только, я был жен…
Он помолчал.
– Возможно, я оказался не меньшим трусом, чем мой отец. Знаю только, что мне невыносима была мысль заставить… женщину перенести то, что перенесла моя мать. К тому времени мне уже известна была участь женщин, имеющих таких сыновей. Так что я…
– Так что ты выбрал вазектомию, – договорила за него Лейси.
Мгновение он колебался. Лицо его побелело, на стиснутых челюстях болезненно билась жилка.
– Да. Я выбрал вазектомию.
Лейси не могла найти нужных слов. Она была потрясена и полна сострадания. Неужели отец может поступить со своим сыном так, как поступил отец Льюиса? Ей невыносимо было вспоминать, что именно она уговорила Льюиса связаться с отцом.
– Если бы я не уговорила тебя найти его… – с болью в голосе начала она, но он перебил ее, покачав головой:
– Нет, ты не права. Гораздо, гораздо лучше было узнать все, чем… – Он замолчал и тяжело вздохнул. Лейси догадалась, что он думает о ней… о той женщине. Где она теперь? Почему они расстались? Неужели из-за его болезни?
Невольно Лейси потянулась к нему, дотронулась до его руки, горячей и напряженной. Прикоснувшись к нему, она на мгновение забыла все, но потом подняла голову, увидела в его глазах незащищенность и боль и мягко сказала:
– Мне так жаль, Льюис. Не знаю, что произошло… между тобой… тобой и ею, но ни одна женщина, которая любит… любит мужчину… не могла бы отвернуться от него только потому… что он не может иметь детей… как бы ей самой ни хотелось их иметь.
Пока она говорила эти слова, ее озарила уверенность, что для нее самой это истина, что много лет назад, перед лицом выбора, она с радостью пожертвовала бы мечтой о большой семье ради Льюиса. Льюис всегда был бы для нее главной любовью.
– Да… Может быть… Но я был бы сам себе противен, если бы заставил женщину, особенно ту, которая очень хочет детей, отказаться от них. Как бы она ни любила меня. Это было бы предательством по отношению к ней и предательством по отношению к нашей любви.
Он не сводил с нее глаз, и его слова вызвали в ней такую муку и дрожь, как будто относились к ней самой, а не к другой женщине.
– Ты полна сострадания, Лейси, – с мучительной откровенностью добавил он. – Ты из тех женщин, которых мужчинам слишком легко, до опасности легко любить.
С этими словами он сжал ее лицо в ладонях, склонился к ней и прильнул к ее рту.
Слезы обожгли ей глаза. Это был печальный, мирный поцелуй, без страсти, без желания. Но не успела Лейси подумать об этом, как губы его впились в ее губы, а дрожь в ладонях выдала вожделение.
Почти не замечая, что делает, Лейси приникла телом к его телу, приоткрыла мягкий, зовущий рот навстречу его губам.
Какой-то миг ей казалось, что это все-таки произойдет… но снаружи вдруг гулко ухнула сова – и он выпустил ее из рук, отошел от нее и сказал:
– Мне лучше уйти. Уже поздно.
– Ты заедешь утром, чтобы попрощаться с Джессикой? – Лейси поднялась вслед за ним.
В полумраке комнаты она видела, что он колеблется – то ли вернуться к ней, то ли уехать. Лейси затаила дыхание в ожидании… в надежде… и не знала, радоваться ли ей или плакать, когда он в конце концов повернулся к двери, бросив на прощание:
– Да. Я приеду.
– Ну, вот и все, теперь уже до каникул, – грустно говорила Джессика, укладывая в машину последние вещи. – К счастью, ждать осталось недолго. Как только мои анализы будут готовы… В общем, я жду не дождусь, когда родители наконец соединятся.
Стыд, боль и почему-то гнев вереницей пронеслись в душе Лейси, когда она услышала слова дочери.
Гнев она подавила. Ей ли обижаться? В конце концов, Джессика же не виновата в том, что застала Льюиса со своей матерью в постели!
И тем не менее рано или поздно придется рассказать Джессике правду. Не лучше ли вообще было бы объяснить все дочери с самого начала?
Льюис уже уехал. Он навестил их чуть раньше, пожелал Джессике счастливого пути, а потом объяснил, что его ждет работа.
Лейси же он тихонько сказал, что понимает: последние минутки ей захочется провести наедине с дочерью. Его предупредительность удивила ее, и она чуть не расплакалась.
В последнее время она стала слишком чувствительна, эмоции слишком часто брали над ней верх – нервы ее, казалось, обнажились и кровоточили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18