Женщину, которая его заинтересовала.
Но он давно уже не интересовался женщинами. Только так он способен следовать по избранному пути. В его жизни существует одна побуждающая сила, единственная цель, необоримое влечение, и если он позволит себе участие или какие-то чувства к Пиппе, все рухнет.
Аштон устремился к дверям. На сегодняшний вечер его работа закончена.
Но в дверях с необычной для него нерешительностью переминался Стюарт Нилсон, не пытаясь присоединиться к своим приятелям, знакомым, ближайшим друзьям. Он упорно смотрел на музыкантов.
Лайонел, укоризненно покачивая головой, остановился рядом. Стюарт совсем не умел притворяться, и скоро его плохо скрытые страдании вызовут вопросы и замечания.
– Леди Нилсон не присоединится к нам? – жизнерадостно осведомился Лайонел.
Щека Стюарта дернулась. Он украдкой взглянул туда, где стоял король со своими приспешниками.
– Я думал, что все договорено…
– Да, да, конечно, – перебил Лайонел, понизив голос, хотя на губах по-прежнему играла приветливая улыбка. – Я просто осведомился… из чистой учтивости. – И, легонько похлопав Стюарта по руке, с обманчивой мягкостью добавил: – Послушайтесь моего совета, милорд, и постарайтесь немного успокоиться. После сегодняшнего скандала вам не стоит привлекать внимание недоброжелателей. – Он помедлил и уже более многозначительно намекнул: – Я бы предложил вам быть более осмотрительным в выборе того, куда вы обращаете свои взоры.
Стюарт сумел расслышать в голосе Аштона глубочайшее презрение, еще более невыносимое от сознания того, что он все это заслужил. Пальцы стиснули рукоять шпаги.
– Нет-нет, друг мой.
Лайонел покачал головой и снова дотронулся до руки Стюарта.
– Поверьте, мой совет хорош и дан от всего сердца. Будь вы поосторожнее в прошлом, вряд ли оказались бы в нынешнем положении. Ни вы, ни ваша жена.
Он отступил и покинул зал.
Стюарт боролся с приступом бессильной ярости, угрожавшей испепелить его. Аштон прав. Неизвестно как, но он совершил ошибку, загнавшую его в самый безжалостный из всех существующих капканов. Он был чересчур беспечен, выдал себя то ли словом, то ли взглядом. И никогда не поймет, каким образом узнал Симон Ренар его тайну, но те, кто следил за ним, как, впрочем, за всеми при этом вероломном дворе, поняли, что могут воспользоваться его промахами.
Стюарт заставил себя оглядеть зал, выбрал подходящую компанию и направился туда. Он даже сумел улыбнуться, вставить реплику-другую и с видимой беззаботностью расположиться на подушке. И все это время лихорадочно размышлял о том, как выйти из тупика, в котором оказался по своей вине.
Они не выпустят его из своих лап, юн это знал. Прояви он с самого начала немного больше упорства, не поддайся на шантаж, предоставь им осуществлять все угрозы в отношении его, возможно, все обернулось бы иначе. Но последствия могли бы быть кошмарными, и он предпочитал верить, что они поступили бы так, как обещали. На это у него были достаточно веские причины. А теперь, независимо от того, достигнут они своей цели или нет, он уже слишком много знал и слишком опасен, чтобы они оставили его в покое и позволили идти своей дорогой, после того как он им помог. Они либо найдут ему другое применение, либо попросту убьют.
А что будет с Пиппой? Если она не даст им желаемого, может, они сдадутся и отстанут от нее? Возьмутся за другую несчастную женщину? Она ничего не знает и не представляем для них угрозы. Но если их план удастся, будет ли она в безопасности, когда все кончится? Они обещали, что не станут тревожить ее, но какова цена обещаниям подобных людей?
А Гейбриел? Останется ли он в живых? Ему, как и Пиппе, ничего не известно, и пока Стюарт держит данное слово и, следуя условиям сделки, выполняет все их распоряжения. Гейбриела пальцем не тронут.
Он снова взглянул в сторону музыкантов, и Гейбриел, словно притянутый магнитом, поднял голову. Их глаза встретились. Гейбриел тут же стал перебирать струны лиры. А Стюарт, изнемогая от тошноты и дрожа от всепоглощающего ужасу при мысли о том, что наделал и чего не сделал, о том, что должно случиться, о гнезде гадюк, в которое его забросила судьба, поднялся и пошел к выходу. Только не бежать. Не броситься к двери. Шагать как можно медленнее…
Он должен выбраться из дворца. Если он умрет, что станется с остальными?
Не в. первый раз он думал о смерти, но сейчас куда большей решимостью, чем раньше.
Нож у горла, яд, быстрые воды Темзы. Существует немало способов свести счеты с жизнью.
Но он не хотел умирать. Да и гибель его, вероятно, будет бесплодной. Возможно… всего лишь возможно, оставшись в живых, он сумеет защитить тех, кого любит, от горьких плодов собственной трусости.
Его любовь к Гейбриелу была сильнее всех остальных эмоций, вместе взятых, она разрывала его, наполняла, заставляла рыдать и громко вопить от радости. Но он любил и Пиппу, хотя немного по-другому. За те месяцы, что они были вместе, привязанность к жене только росла, хотя к симпатии неизменно примешивалось чувство вины. Она не знала и не могла знать, что была всего лишь фасадом, защитной оболочкой. Он старался быть достойным, любящим мужем, добрым и отзывчивым. Но когда тщательно возведенные им барьеры рухнули, он стал едва терпеть ее присутствие в супружеской постели. Стюарта терзал невыносимый, мучительный стыд за то омерзительное ожидание в маленькой комнате, перед тем как ее приносили к нему…
Холодный пот выступил на его лбу. Он метнулся к стене и там, и тени колонны, едва успел наклониться, как его вывернуло наизнанку. Он больше не в силах продолжать это. Вести себя с женой так, будто ничего не случилось. Разговаривать, улыбаться, даже стоять близко. Лежать рядом, слушая мерное дыхание невинной женщины, пока он сам извивается, терзаемый унижением собственного предательства.
Необходимо найти выход. Избавиться от брака, который принес столько бед его жене. Честно и открыто быть с Гейбриелом.
Глава 5
– Надеюсь, Луиза, эта кобылка тебе понравится.
Лайонел с некоторой гордостью оглядывал свое приобретение: милое, грациозное, смирное животное, идеально подходящее для дамы.
– О, она прекрасна! – просияла Луиза. – Не знаю, как и благодарить вас, дон Аштон.
– Буду очень рад, если тебе придутся по вкусу поездки и ты не станешь донимать меня требованиями представить тебя ко двору, – сухо заметил он.
Луиза покраснела.
– Я не хотела донимать вас, сэр. Знаю, насколько вы заняты государственными делами. И все же нашли время купить мне чудесную лошадь. Я и вправду очень благодарна.
Она улыбнулась ему, и Лайонел даже растерялся немного. Луиза уже не была той маленькой девочкой, какой он неизменно представлял ее.
Он поспешно тряхнул головой, чтобы избавиться от чар ее улыбки, которым не было места между опекуном и воспитанницей.
– Это Малколм, твой конюх, – продолжал он, показывая на коренастого мужчину средних лет, державшего лошадку под уздцы.
Малколм почтительно коснулся лба.
– Миледи, – пробурчал он. Но Луиза уже обратила на него всю силу своей улыбки, скрывая, однако, некоторое разочарование. Похоже, Малколм не из тех, которыми можно вертеть в свое удовольствие. Он не обычный конюх. Было что-то в его осанке, наблюдательном прищуре глаз и грозной на вид абордажной сабле, заткнутой за пояс, предполагавшее, что он скорее телохранитель, чем конюх.
– Уверена, что мы поладим, Малколм, – жизнерадостно заявила она.
– Да, миледи.
– А как ты назовешь кобылку? – справился Лайонел.
– Крима, – не задумываясь, выпалила она. – Подходит, верно? Никогда не видела такой необычной масти… настоящий сливочный цвет.
Лайонел согласно кивнул.
– Я приобрел тебе небольшую барку, правда, без каюты. Ей могут управлять всего два гребца, так что не стоит ожидать ничего особенно роскошного, но суденышко вполне подходит для коротких путешествий по реке в хорошую погоду. Завтра ее поставят у причала.
– Вы очень добры, сэр.
Лайонел насмешливо вскинул брови.
– Но ты все же предпочла бы оказаться при дворе?
– Я не стану больше досаждать вам, дон Аштон, – скромно пробормотала она. Лайонел, ни в малейшей степени не одураченный, только рассмеялся.
– Что же, мне пора. Я должен оставить тебя. Желаю приятной поездки на Криме.
Луиза обошла кобылку, внимательно изучая ее.
– Она прелестна, как по-твоему, Малколм?
– Да, миледи. И очень смирная.
– Но резвая? – осведомилась Луиза, задумчиво глядя на лошадь.
– Хорошо вышколена.
– Я люблю горячих коней, – объявила она, потрепав Криму по холке.
– Неужели, миледи? – равнодушно пробормотал Малколм.
Луиза украдкой бросила на него оценивающий взгляд.
– А дон Аштон давал тебе приказы относительно того, как и… куда мы можем ездить?
Конюх качнул головой.
– Это как уж вы захотите, миледи. Мое дело – охранять вас.
– Ясно, – хмыкнула Луиза, продолжая осмотр. – В таком случае неплохо бы поехать к Уайтхоллу. Там есть парк?
– Да, миледи, маленький.
– Тогда я немедленно переоденусь. Минут десять, не больше.
Она поспешила к дому. Малколм тихо присвистнул. По своему опыту он знал, что десять минут легко могут растянуться на полчаса. Он велел конюху оседлать кобылу, а сам отправился за собственным конем.
Прошло около часа, прежде чем Луиза появилась вновь в сопровождении Бернардины. Она отвергла три платья и остановилась на последнем костюме, решив, что испанский туалет из темно-синего бархата с бирюзовыми застежками лучше всего идет к ее глазам. Под стоячим воротником накидки бирюзового шелка был небольшой плоеный воротник из кружев, охвативший горло. Особенно Луиза была довольна мантильей из травчатого шелка, прикрепленной к темным, закрученным вокруг ушей косам и изящными складками спадавшей по спине. Мантильей можно, как вуалью, прикрыться от пыли… или слишком жадного взора. Весьма полезный предмет, как хорошо знают благоразумные испанки.
Как обидно будет, если ей не удастся встретить сегодня Робина из Бокера! Тогда он видел перед собой чумазую, растрепанную девчонку, но сегодня все будет по-другому! Однако если сегодня ничего не выйдет… на этот случай у нее есть другой план!
Она задумчиво оглядела поджидавшего Малколма. Удастся ли отвлечь его на несколько минут? Пока сказать трудно, но сегодняшняя поездка покажет.
– Бернардина, это Малколм. Он будет присматривать за мной во время прогулок, – объяснила Луиза, когда они подошли ближе. – А ты, Малколм, должен пообещать донье Бернардине, что позаботишься обо мне. Если дон Аштон считает, что это вполне прилично, значит, так тому и быть. – Последние слова были адресованы дуэнье и произнесены самым категоричным тоном. – Надеюсь, ты не станешь оспаривать распоряжений дона Аштона, Бернардина?
Луиза погладила бархатную морду кобылы, и та тихо заржала.
– Нет, нет… конечно, нет, – с тяжелым вздохом ответила Бернардина. – Но мне следовало бы ехать с тобой, девочка. Это моя обязанность. Твоя дорогая матушка не пожелала бы, чтобы ты ездила в сопровождении одного конюха.
– Но, Бернардина, ты терпеть не можешь лошадей, – возразила Луиза, кладя руку на плечо дуэньи. – Это Англия. Здесь свои обычаи.
Она так мило упрашивала, так лучезарно улыбалась, что Бернардина сдалась, не преминув пронзить Малколма суровым взором.
– Это донья Луиза де лос Велес из дома Мендоса, – объявила она. – Отпрыск одного из знатнейших родов Испании. Надеюсь, ты это понимаешь.
– Да, мадам, – кивнул Малколм, отвечая столь же хладнокровным взглядом. – Дон Аштон достаточно ясно все объяснил. И я обязан выполнять его приказы. Бернардина поджала губы.
– Ты не должен оставлять се ни на секунду. И постоянно держать руку на узде ее кобылы… это тебе ясно?
– Нет, Бернардина! Ни за что! – вмешалась Луиза. – В этом нет ни малейшей нужды! Я хорошая наездница, и ты это знаешь. Мой отец сам учил меня.
Последнее утверждение предназначалось для того, чтобы заткнуть рог дуэнье, горячо чтившей память отца Луизы.
– Мадам, не стоит беспокоиться о безопасности миледи, – заверил Малколм, воспользовавшись минутной тишиной. – Даю слово, что не выпущу ее из виду. – И, повернувшись к Луизе, попросил: – Давайте я помогу вам сесть в седло, миледи.
Встав на колени, он протянул ей сложенные чашечкой ладони.
Луиза умудрилась довольно ловко вскочить в седло, несмотря на одежду, мешавшую двигаться. Устроившись в седле, она расправила юбки и взяла поводья. Настроение с каждой минутой улучшалось, ощущение свободы уже владело девушкой, озиравшей мир с высоты рвущейся вперед лошадки.
– О, мы поедем галопом, – пообещала Луиза, наклоняясь, чтобы погладить холку Кримы. – Вот увидишь!
– О нет, нет, это невозможно! – воскликнула Бернардина, вновь вспомнившая о своем долге. – Матерь Божья, это опасно! И так неприлично!
– Ничего подобного, Бернардина! – рассмеялась Луиза. – Правда, Малколм?
– Зависит от того, как вы держитесь в седле, миледи, – проворчал конюх. – Подождем и увидим, верно?
Луиза не стала возражать. По всему видно, что Бернардина немного успокоена крепким сложением конюха, спокойной манерой разговора. Сама же она полностью намеревалась доказать свое искусство.
– Значит, едем! – предложила она. – Дражайшая Бернардина, ни к чему принимать столь трагический вид! Ничего не случится, и не успеешь оглянуться, как мы вернемся. А если пожелаешь, я тоже стану отдыхать в жару.
Как она и ожидала, Бернардина ответила умиротворенной, хоть и немного .обеспокоенной улыбкой.
Они выехали со двора, проскакали по подъездной аллее и скоро очутились за воротами.
– Поедем тем путем, миледи, – предложил Малколм, показывая на дорожку. – Нам могут встретиться другие всадники, так что постарайтесь держать кобылку в узде.
Несмотря на небрежный тон, Малколм не спускал с нее глаз. Луиза кивнула, покрепче натянула поводья и сосредоточенно нахмурилась. Она часто объезжала фамильные поместья под Севильей, но никогда не скакала по узким, запруженным пешеходами, всадниками, лающими собаками, шнырявшими под ногами коней маленькими оборванцами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50