— Некто сэр Дональд Ливингстон. Он весьма настойчив!
— Понятно, — задумчиво протянул Гейбл. — Скажи ему, что я спущусь через минуту.
Как только за слугой закрылась дверь, рыцарь встал и в упор посмотрел на Эйнсли.
— Меня радует хотя бы то, что ты не отказала мне сразу. Пока я буду разговаривать с Ливингстоном, может быть, ты поразмыслишь над моим предложением? Мы продолжим нашу беседу позднее. — Он нахмурился. — Я не ожидал его так скоро. Он говорил, что приедет через две недели.
— Должно быть, почуяв выгоду, моя сестра заставила его приехать раньше. Подозреваю, что своими постоянными жалобами и упреками она просто выгнала его из дома!
Гейбл поцеловал Эйнсли и направился к двери.
— В таком случае он скоро поймет, что зря предпринял это путешествие. Он не получит ни тебя, ни Кенгарвей.
Пока она гадала, что означают эти слова, Гейбл уже ушел.
Вскоре после того как Эйнсли начала поправляться, рыцарь рассказал ей о том, какая судьба ждет Кенгарвей, и получил заверения, что она на него не сердится. После всех преступлений, совершенных ее отцом, было бы безумием надеяться, что замок по-прежнему останется во владении клана Макнейрнов. Единственное, что по-настоящему волновало Эйнсли, — это судьба четверых ее братьев и остальных родичей. Но прошло немало времени, прежде чем она сумела убедить в этом Гейбла. Впрочем, девушку вовсе не удивило, что ее сестра Элспет придерживается другого мнения и постарается вернуть себе утраченные земли. Однако намек Гейбла на то, что Ливингстон хочет получить и ее тоже, поставило Эйнсли в тупик.
— Черт бы побрал этого Гейбла, — выругалась она, осторожно садясь в постели, чтобы не вызвать головокружения, все еще временами мучившего ее. — Говорит, чтобы я лежала и не волновалась, а сам заявляет невесть что. Попробуй тут отдохни!
Эйнсли решила, что не может спокойно лежать и ждать. Она осторожно выбралась из постели и взяла накидку. Теперь, когда девушка поразмыслила над словами Гейбла, ей стало ясно, что единственная причина, по которой сестра прислала в Бельфлер своего мужа, — это желание выдать ее, Эйнсли, замуж, причем с выгодой для себя. От такой перспективы у нее мурашки забегали по спине. Когда Гейбл просил ее руки, он не сказал ни слова о любви, не произнес ни одного нежного признания. Именно это заставило Эйнсли колебаться, о чем она сейчас очень жалела. Если Гейбл ушел от нее с мыслью, что она отвергла его предложение, он вполне может согласиться на то, что предложит ему Ливингстон.
Эйнсли потребовалось немало времени, чтобы одеться. Она чувствовала, что выглядит не слишком привлекательно, но понимала, что дело не терпит отлагательства. Насколько она знает Гейбла, он наверняка не откажет Ливингстону. Значит, Эйнсли должна как можно скорее дать рыцарю свой ответ. Хотя брак с Гейблом — при том, что он, возможно, не любит ее так, как она его, — перспектива не слишком радостная. Тем не менее это наверняка предпочтительнее, чем любое другое замужество. Быть проданной человеку, выбранному для нее сестрой… От этой мысли Эйнсли стало дурно. Она просто обязана сказать Гейблу, что принимает его предложение, даже если для этого ей придется ползком добираться в большой зал. А со всеми остальными проблемами можно разобраться и позже.
Потягивая вино, Гейбл изучал человека, сидевшего напротив него. Было очевидно, что Ливингстон не слишком стремился так скоро очутиться в Бельфлере. Он оказался между двух огней — с одной стороны, боялся вызвать гнев Гейбла, с другой — не решился перечить жене. Возможно, у Ливингстона была и собственная причина не отказываться от поездки — жадность. Впрочем, теперь Гейбла это уже мало волновало. Он не собирался отдавать непрошеному гостю ни Эйнсли, ни Кенгарвей. Ему вспомнились слова Рональда о том, что он может спокойно отвергнуть любое предложение Ливингстона, не опасаясь нового сражения.
— Вы говорили, что приедете через две недели, — напомнил Гейбл гостю. — Я и не заметил, что они уже прошли.
— Я покорно прошу вашего прощения за мое нетерпение, но мне показалось, что погода вот-вот испортится и помешает уладить наши дела до наступления весны, — объяснил Ливингстон.
— Я не совсем понимаю, о каких делах вы говорите.
— Как о каких? Об Эйнсли и Кенгарвее, конечно!
— Кенгарвей теперь мой.
— Ваш? Но ведь не все Макнейрны предатели. Земля должна отойти тем членам семьи, которые всегда были лояльны по отношению к королю.
— Именно король считает, что земля должна достаться мне. Если хотите, можете высказать ему свои претензии. Я не собираюсь вам препятствовать, однако как подданный короля намерен в этом деле поступить сообразно его желаниям. А они таковы — Кенгарвей переходит ко мне.
— А кто же будет его кастеляном? Вы не можете один управлять обоими замками!
— Я найду подходящего человека и с его помощью, а также с помощью уцелевших Макнейрнов сумею возродить Кенгарвей. А может быть, даже сделаю его лучше, чем при прежнем владельце.
Ливингстон отхлебнул вина, пытаясь собраться с мыслями. Через некоторое время он нарочито небрежно спросил:
— А что с Эйнсли Макнейрн? Оправилась ли она от ранения?
— Почти. Выздоровление идет медленно.
— Как только она поправится, милорд, моя жена и я возьмем ее под свое покровительство.
— Надеюсь, что нет, — спокойно возразил Гейбл и улыбнулся, когда Ливингстон удивленно уставился на него.
— Но ведь король не отдал вам девушку вместе с замком, не так ли?
— Нет. Но я не вижу причин отдавать ее вам.
— Я ее родич! — строго напомнил Ливингстон, стараясь сдерживаться.
— Но вы никогда прежде не интересовались Эйнсли. С чего это вдруг она вам так понадобилась?
— Моей жене и мне посчастливилось найти наконец мужа для моей свояченицы. Кажется, я уже упоминал об этом тогда, в Кенгарвее. Это было не слишком легко, поскольку Эйнсли уже восемнадцать лет и у нее нет никакого приданого. Однако нам удалось разыскать человека, которому очень нужна жена, и он готов ее взять. На мой взгляд, это чрезвычайно выгодное предложение.
— Несомненно — для вас!
— И для Эйнсли тоже. Вряд ли ей захочется остаться старой девой и всю жизнь нянчить детей своих братьев.
— Не думаю, что ей угрожает такая судьба.
— Я предлагаю ей выгодное замужество.
— Ну а у меня есть еще более выгодное предложение — я сам.
Ливингстон чуть не выронил из рук кубок. Опомнившись, он удивленно воззрился на Гейбла:
— Вы собираетесь жениться на ней?
— Да. Не далее как сегодня я просил ее руки.
— И каков же был ее ответ? — быстро спросил Ливингстон и явно приободрился, когда заметил, что Гейбл молчит.
— Ее ответ был «да»! — возвестила Эйнсли, входя в зал.
Гейбл не знал, радоваться ему или гневаться, когда, обернувшись, увидел Эйнсли, нетвердой походкой приближавшуюся к столу, за которым сидели гость и хозяин. Она была бледна и непричесана, как будто в спешке набросила накидку прямо на ночную рубашку и поспешила сюда. Взглянув на ноги Эйнсли, Гейбл увидел, что она босая. Сомнений не было — девушка действительно очень торопилась. Однако, хотя он был весьма обеспокоен ее беспечностью, не это сейчас занимало его мысли. В эту минуту Гейбл осознал, что Эйнсли только что приняла его предложение.
Помогая ей сесть по правую руку от себя и молча подавая льняной платок, чтобы вытереть выступившую на лбу испарину, Гейбл недоумевал, чем вызвано ее согласие. Наверное, Эйнсли догадалась о планах Ливингстона и решила положить им конец единственным доступным ей способом. Гейбл предпочел бы, чтобы она руководствовалась иными причинами, отдавая ему свою руку, но решил не спорить. Он не знал, какое место занимает в душе и сердце Эйнсли, но был твердо убежден, что их связывает настоящая страсть. А для начала и этого довольно.
Краешком глаза наблюдая за Эйнсли, Гейбл продолжал беседу с Ливингстоном. Гость пытался настаивать на своем, но в конце концов был вынужден уступить. Рыцарь предлагал ему остаться на ночь, но Ливингстон, коротко попрощавшись с Эйнсли, предпочел в тот же день убраться восвояси. Гейбл имел все основания полагать, что этот человек больше не будет его тревожить. Теперь все внимание рыцаря обратилось к Эйнсли.
— По-моему, я просил тебя оставаться в постели, а вместо этого ты встала и разгуливаешь по всему замку, — укоризненно заметил Гейбл.
— Я не разгуливала, — возразила Эйнсли, недоумевая, отчего так дрожит ее голос.
— Неужели?
— Нет, не разгуливала. Я еле дошла. Мне казалось, что ты хочешь услышать мой ответ.
— Хочу. — Гейбл наклонился и нежно поцеловал Эйнсли. — Но я мог бы и подождать.
— Наверное, мог бы… Но я боялась, что ты передумаешь.
— Напрасно. Зачем ты встала, когда чувствуешь такую слабость? Мне следовало бы отругать тебя!
— А вот с этим действительно можно подождать, — улыбнулась Эйнсли. — Сейчас мне, пожалуй, лучше вернуться в постель.
Однако она осталась сидеть на месте, и Гейбл встревоженно взглянул на нее:
— Ты устала? Может быть, хочешь сначала поесть?
— Нет. Я пытаюсь дать тебе понять, что не могу ступить и шагу и тебе придется отнести меня наверх на руках.
Рассмеявшись, Гейбл поднялся.
— А ты будешь не слишком покорной женой, верно? — спросил он, поднимая Эйнсли на руки.
В ответ она обвила его шею и уткнулась головой в плечо.
— Боюсь, что вы правы, сэр де Амальвилль. Но у вас еще есть время передумать, — добавила она, страшась в глубине души, что Гейбл так и поступит.
— Уже нет. Как ты знаешь, я всегда скрупулезно следую разработанному плану. Но у меня есть к тебе один вопрос — ты сказала «да», только чтобы отвязаться от Ливингстона?
— Нет. Мне просто хотелось ответить как можно скорее, — призналась Эйнсли сонным голосом.
— Отлично! Как только ты достаточно поправишься, чтобы предстать перед священником, мы поженимся.
Глава 22
— Ну перестань вертеться! — мягко пожурила Эйнсли леди Мари.
Эйнсли скорчила гримасу и постаралась встать ровно. Прошло уже три долгих недели с того дня, как Гейбл сделал ей предложение. Все обитатели Бельфлера были счастливы и с энтузиазмом готовились к предстоящей свадьбе. Казалось, лишь одна невеста не испытывает никакого восторга.
За все время Гейбл ни разу не сказал ей о любви. Эйнсли пыталась уверить себя, что это не так уж важно, что ее любви достаточно для них обоих, что со временем он, возможно, ее полюбит… И понимала, что все это ерунда. Сердце ее постоянно терзали сомнения, и как девушка ни старалась их отогнать, это ей плохо удавалось. Эйнсли мучилась от сознания того, что получает совсем не то, чего бы ей хотелось. Она страстно желала, чтобы Гейбл женился на ней по любви, и хотя понимала, что будет страдать от ее недостатка, не могла заставить себя отказаться от этого брака — уж слишком ей хотелось стать женой Гейбла.
Эйнсли предполагала, что при существующем положении дел не сможет открыто выражать свою любовь. Ее пусть и весьма скромный опыт в отношении мужчин подсказывал, что коль скоро муж не любит жену, ему будет неприятно, если она начнет неуемно изливать на него свои чувства — чувства, на которые у него самого нет никакого желания отвечать. Значит, даже когда она станет супругой Гейбла, ей придется скрывать то, что у нее на душе. А это, по мнению Эйнсли, превратит ее жизнь в подлинную муку.
— Ну вот, теперь ты готова к тому, чтобы предстать перед священником, — торжественно провозгласила Мари.
Эйнсли взглянула на себя в большое зеркало, висевшее в спальне. Голубое платье, сшитое для нее дамами Бельфлера, было изумительным. Хотя Эйнсли еще не полностью набрала вес, потерянный ею в Кенгарвее, платье сидело прекрасно. Ей показалось, что еще никогда в жизни она не выглядела такой красивой, и она с благодарностью улыбнулась леди Мари и Элен. Пусть ее душу терзают страхи и сомнения, свадебный наряд должен соответствовать торжественности момента. Женившись на ней, Гейбл ничего не приобретает — ни земель, ни богатства, ни положения; значит, хотя бы внешне его невеста должна выглядеть так, как подобает хозяйке Бельфлера.
— По тебе не скажешь, что ты счастлива, — заметила проницательная Элен, увертываясь от шлепка матери. — Но ведь я права, мама!
— Брак — очень серьезный шаг в жизни женщины, — рассудительно проговорила Эйнсли, пытаясь придумать убедительную причину своей грусти и успокоить на этот счет милых дам Бельфлера. — Я просто очень волнуюсь, Элен. Через несколько минут мне предстоит шагнуть туда, откуда я не смогу возвратиться…
Мари ласково обняла ее.
— Я понимаю, о каком страхе ты говоришь, дитя мое, но поверь мне, что он напрасен. Ты — счастливейшая из женщин! Как правило, девушке приходится выходить замуж за человека, которого для нее выбирают другие. Иногда у нее нет возможности даже познакомиться с будущим мужем до свадьбы. А ты, по-моему, уже достаточно хорошо узнала Гейбла. Но главное — у тебя был выбор, и ты решила отдать свою руку человеку, который тебя любит.
— Любит ли? — задумчиво переспросила Эйнсли и тут же мысленно обругала себя за несдержанность.
— Теперь я понимаю, что тебя мучит, — пробормотала Элен. — Мой глупый кузен ни разу не сказал тебе о любви, да?
— Он просил меня стать его женой. Это большая честь, и я должна не жаловаться, а быть благодарна.
— Интересно, за что? За то, что он не произнес ни единого нежного слова? Теперь я понимаю, отчего ты такая печальная… Какие все-таки глупцы эти мужчины!
— Моя язвительная дочь права, — мягко заметила леди Мари, рассеянно проводя рукой по распущенным волосам Эйнсли, украшенным голубыми и белыми лентами. — Отбрось все страхи и сомнения, дитя мое! Я не стану убеждать, что Гейбл любит тебя — это должен сделать он сам, — но я уверена, что он испытывает к тебе глубокое, подлинное чувство. Я заметила это еще с той поры, как он возвратился после встречи у реки. Именно тогда мой племянник понял, что совершил ошибку, вернув тебя отцу, и глубоко сожалел о своем поступке. И потом, когда он ухаживал за тобой во время болезни, я лишний раз убедилась в том, что ты ему небезразлична.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42