— спросил он голоногого.
Тот заискивающе улыбнулся:
— Вы позволите закурить?
— Курите, — помедлив, разрешил Фоббс.
— Да, но у меня нет сигарет, — продолжал улыбаться голоногий.
— Тогда не курите, — раздраженно бросил Фоббс. — И отвечайте на вопрос внятно и коротко: зачем вы держали зажженную сигарету в кармане?
— Вчера за завтраком, — быстро и сбивчиво заговорил мужчина без штанов, — я дал своей супруге слово, что бросаю курить.
Заметив в зубах Фоббса потухшую сигару, он счел нужным уточнить:
— Кстати, я тоже курю брамантские сигары, вычитал где-то, что они сокращают жизнь всего на шесть с половиной лет, что по сравнению с вечностью…
— Вы будете отвечать на вопрос?! — гаркнул Фоббс и, сам того не замечая, сунул потухшую сигару в карман.
— Дело в том, что я человек впечатлительный, — еще быстрее заговорил голоногий, — и, когда увидел, как ведут Мистикиса, забыл о данном мною обещании и попросил у стоявшего рядом со мной господина закурить. Брамантских сигар у него не было, и он угостил меня сигаретой. Только я затянулся, гляжу: ко мне моя супруга пробирается. Ну, я и сунул ее в карман, сигарету, конечно. Да, потом…
— Вы свободны! — сказал Фоббс.
Голоногий недоверчиво посмотрел на охранников, затем расплылся в улыбке и бегом направился к двери.
Фоббс поднял со стола бумажный пакет с брюками, которые удостоились чести побывать на экспертизе в баллистической лаборатории.
— Брюки! — крикнул он вдогонку.
Но голоногий уже скрылся в дверях, и догнать его было невозможно.
Фоббс снял телефонную трубку:
— Дежурный?… Там один тип без штанов бежит по коридору… Нет, надо вернуть ему брюки… Связались с Крусом?… Не отвечает?
В дверях показался Абабас:
— Шеф, вас срочно требует полицай-президент, — прохрипел он и провел ладонью по шее.
Фоббс нахмурился, поднялся с кресла:
— Абабас, остаешься за меня. Только смотри, поделикатней!
Абабас хмыкнул и, довольный, что остается за главного, принялся закатывать рукава, обнажая длинные волосатые руки…
VI
Над Барсовым ущельем появился вертолет. Некоторое время он висел неподвижно, осматривая окрестность, затем мягко опустился на узкий выступ Черной скалы.
— Отец! Отец на стрекозе прилетел! — закричал Ирасек.
Он схватил Еву за руку и, увлекая за собой, стал карабкаться по крутой тропе.
— Ирасек, я не могу так быстро! — взмолилась Ева.
Он оглянулся. Виновато улыбаясь, она поглаживала рукой заметно округлившийся живот.
— Ева, прости, пожалуйста!
Ирасек упал перед нею па колени, стал осыпать поцелуями.
Так и застал их выросший из-за скалы Главный Конструктор. Сделав суровое лицо, он постучал костяшками пальцев по граниту:
— К вам можно?
Ирасек вскочил на ноги, шагнул к нему:
— Отец!
— Неблагодарные, так вы встречаете родителя своего?!
— Еве нельзя взбираться по крутым склонам, — оправдывался Ирасек.
— Кто сказал, что нельзя? — удивился Главный Конструктор.
Ирасек взглянул на Еву. Та смутилась:
— Мне казалось, что в моем положении…
Главный Конструктор рассмеялся:
— У тебя блестящее положение, Ева! И чем больше ты будешь двигаться, тем здоровее будет малыш! А ну-ка, сбегай, принеси что-нибудь поесть! Меня уже тошнит от этого иона! Придумал на свою голову, и теперь утром ион, в обед ион, вечером опять проклятый ион!…
— Может, мне сходить… сбегать то есть? — нерешительно предложил Ирасек.
— Мне надо поговорить с тобой, сын мой, — сказал Главный Конструктор.
Когда они остались одни, отец спросил:
— Ты счастлив?
— Да, отец. Ева — прекраснейшая из женщин.
— Откуда ты знаешь, каковы другие женщины?
Ирасек несколько растерялся:
— Я их не знаю, но и знать не хочу!
— Почему? А вдруг среди них есть гораздо лучше Евы?
Ирасек помедлил с ответом:
— Значит, их мужьями станут парни гораздо лучше меня.
— А ты не хочешь стать лучше?
— Хочу, отец.
— И ты станешь лучше, сын мой, я помогу тебе в этом. — Главный Конструктор обнял его за плечи, заглянул в глаза. — А теперь представь себе картину: ты стал лучше, а Ева осталась прежней, или сделалась хуже, скажем, подурнела, постарела, одрябла. Ты оставишь ее ради другой — юной и прекрасной?
— Нет, отец.
— Почему?
— Кто может быть лучше подурневшей, постаревшей, одрябшей, но любимой, единственной и поэтому прекрасной во веки веков моей Евы?
— Что значит — любимая, единственная?
— Это значит, что она принадлежит только мне и я, только я за нее в ответе.
— Перед кем в ответе? — прищурился Главный Конструктор.
— Перед Евой, отец!
Главный Конструктор кивнул и с затаенной грустью добавил:
— И перед всем белым светом… А как дела с сочинением на вольную тему?
— Пишу, отец.
— О чем, если не секрет?
— Хочу поспорить с одним местом из Оранжевой Книги.
— Ого! Интересно!
— Там написано, что мертвые, которые умерли, счастливее живых, которые еще живут. А счастливее их обоих тот, кто еще не существует, кто не видел дел, которые совершаются под солнцем. Яне могу с этим согласиться, отец!
— И как ты думаешь опровергнуть это утверждение?
— Я пишу о своем счастье, отец.
— И все?
— Разве этого мало?
Показалась Ева, неся на голове поднос со всевозможными яствами — дарами Барсова ущелья. Ирасек поспешил ей навстречу.
— Вероятно, этого мало, — тихо произнес Главный Конструктор, глядя на молодых.
И он подумал, что совершил ошибку, редактируя текст Оранжевой Книги — единственного печатного издания, которое находилось в ущелье. Главный Конструктор убрал из нее все места, в которых говорилось о зле. И, может быть, зря. В оригинале цитата, которую собирался оспаривать Ирасек, звучала так:
«А счастливее их обоих тот, кто еще не существует, кто не видел худых дел, какие совершаются под солнцем…»
Но, с другой стороны он, Главный Конструктор, создал Ирасеку все условия, чтобы тот никогда не видел худых дел, какие совершаются под гураррским солнцем. Он был достаточно силен, чтобы убрать зло не только из Оранжевой Книги, но и из жизни своего любимого единственного сына…
VII
На экране телевизора появилась узкая морщинистая полоска, в которой Крус без труда узнал лоб полицай-президента Гурарры. Господин Пак-пак читал по слогам свое обращение к нации:
— …Мы не можем позволить, чтобы наши государственные мужья служили для махровых бандитов движу-щи-ми-ся ми-ше-ня-ми, а Площадь Вор-ку-ю-щих Голубей превратилась в публичный тир. Только смыв пятно крови с этой площади, мы сможем смыть пятно по-зо-ра с совести нашей нации. Пусть знает народ, что в Гу-рар-ре существует э-э… закон и э-э…
Крус выключил телевизор и нервно зашагал по комнате, что случалось с ним чрезвычайно редко. Он остановился у телефонного аппарата, поднял трубку. И тут заметил, что с трубки свисает обрывок шнура.
— Изабелл! — крикнул он.
Извиняюще виляя хвостом, к нему подбежала собачонка.
— Негодница, зачем ты перегрызла шнур?! — напустился на нее детектив.
Изабелл притворно зевнула, как бы показывая причину своего поступка: ей стало скучно от длительного безделья.
Но Крус понял ее иначе:
— Чтобы спокойно досмотреть восьмую серию своих сомнительных приключений?… Так вот, Изабелл, за проявленный эгоизм, из-за которого могут пострадать другие, я лишаю тебя вечерней порции иона. Посажу на воду!
Изабелл обиженно поджала хвост.
— Кипяченую, разумеется, — счел нужным уточнить Крус.
Он как раз скручивал оголенные концы телефонного шнура, когда в комнату ворвался Фоббс. Шеф мгновенно оценил обстановку:
— Вот что значит иметь дело с супермерзавцем! Так, по-мо-ему, тебя величают наши газеты? А я, старый идиот, считал, что повреждение на линии, и выслал аварийную бригаду! Каков гусь, а? Мало того, что месяцами не является на службу, хотя регулярно получает тройной оклад, так он решил вообще изолировать себя от общества!
Крус растерянно моргал своими ясными глазками: сказать правду — означало подлить масла в огонь вражды, который и без того бушевал в душах Фоббса и Изабелл. И он решил вызвать огонь на себя.
— Простите, шеф, — смущенно улыбнулся Крус, — но у меня не было иного способа пригласить вас в гости.
— Какое изысканное гостеприимство! Как в лучших сумасшедших домах Андулии! Проклятье!…
Последнее относилось к качалке, которая гут же развалилась под тяжестью его грузного тела.
— Не вилла, а карточный домик!
Фоббс с трудом поднялся с пола и стал озираться в поисках стула. Так и не обнаружив его, снова взревел:
— Оказывается, я ни черта не разбираюсь в людях! Всю
жизнь считал тебя сибаритом, а увидел келью монаха-отшельника! Скажите, какой оригинал! И кроме этой коляски для инвалидов у тебя нет никакой мебели? Где же прикажете сесть, господин факир? Может, для своего непосредственного — хотя ты наверняка считаешь меня посредственным — начальника у тебя все же найдется какая-нибудь дощечка с гвоздями, а?
Крус покосился на стену, где были спрятаны подъемные кровати, но, будучи уверенным, что их ждет судьба кресла-качалки, он только развел руками:
— Даже дощечки не могу предложить вам, шеф. Как дела?
— Ублюдок водит нас за нос, как щенков! — с места в карьер взял Фоббс и зашагал по кругу, как цирковая лошадь. — Он ловит нас на голый крючок, как глупых рыбешек! Это он должен работать в полиции вместо нас, а мы вместо него сидеть на электростуле, потому что он умеет работать, а мы, тунеядцы, ждем, пока нам не принесут преступничка в целлофановом мешочке с ленточкой и дарственной надписью: "Полиции на добрую память. «Камера обскура». К черту с «Камера обскура»! Телевидение делает бизнес на нашей нерасторопности, оно выдает нам будто бы сенсационные материалы, лезет в главные свидетели, а на деле играет на руку Цезарю, раскрывая перед ним все наши карты! Не будь этих трижды проклятых прямых передач, я убежден, что Цезарь не смог бы совершить второго убийства! За свои ценные показания они содрали с нас кучу денег, а потом, подбросив еще один труп, запросили такую сумму за «новые разоблачительные кадры», которыми они якобы располагают, что я послал их к чертовой матери!
— Но без их помощи вы бы не нашли Мистикиса, шеф, — отозвался Крус, звеня посудой у открытого бара.
— Может, было бы лучше! Ты видел этого психопата? Заметил, как у него трясутся руки? Свидетели, стоявшие рядом с ним на митинге, утверждают в один голос, что там на площади, он трясся еще сильнее, и какая-то сердобольная дама даже предложила ему успокоительные таблетки, но он отказался и скрылся в строительных лесах. Однако не для того чтобы вести оттуда прицельный огонь, тем более, что его пистолет был действительно заряжен холостыми. Он блевал там, детка, притом долго и старательно. Экспертиза подтвердила. Да и без нее видно, что такой трясун не мог с одного выстрела убить наповал человека с расстояния в сорок метров из оружия такого вшивого калибра. Это невозможно, детка, начисто исключено. Просто Цезарь подсунул его, чтобы отвлечь нас на какое-то время, а потом пристрелил, как собаку!
Вероятно, вспомнив об Изабелл, Фоббс смущенно закашлял и оглянулся, но в комнате ее не было.
Хлопоча у бара, Крус заметил не без ехидства:
— Вы так гневно и так доказательно обвиняли Мистикиса в убийстве, что у телезрителей наверняка не осталось никаких сомнений на этот счет.
— Не забывай, детка, что это третье нераскрытое преступление на моей совести! Мне ничего не оставалось, как делать хорошую мину при плохой игре!
— А могли бы делать наоборот — плохую мину при хорошей игре… Хотите отведать иона?
— Андулийского пойла с черепом и костями, случайно, не завалялось?
— Контрабандных товаров не потребляю и вам, шеф, не советую: статья 801, параграф 2-бис, — резонерски заметил Крус и протянул шефу бокал.
Фоббс взял его, отпил глоток и с отвращением сплюнул на пол:
— И эту гадость ты пьешь все время? С ума сойти!
— Вся Гурарра пьет эту гадость, шеф.
— Тем хуже для Гурарры, детка, значит, скоро совсем свихнется!
— С ума сходят не от иона, а от андулийского пойла, шеф.
— При неумеренной дозировке, — возразил Фоббс, принимаясь чинить развалившееся кресло. — Я лет тридцать пью его и, как видишь, в своем уме.
Крус улыбнулся:
— Я тоже в своем. И Изабелл в своем.
— Кстати, где она запропастилась?
— Как все бывшие бродяги, она не выносит полицейского мундира. Если хотите ее увидеть, в следующий раз приходите в штатском.
— И со стулом под мышкой, — проворчал Фоббс, которому ни— как не удавалось собрать кресло. — Так что ты хотел сказать о хорошей игре, детка?
— Что она стоит свеч. Как допросы свидетелей?
— В основном — бред сивой кобылы.
— Например?
— Насмотревшись этого дурацкого телевизора, наши психически неуравновешенные граждане готовы видеть преступника в любом типе, который полез в карман за платком, чтобы вытереть свой сопливый нос!
— Значит, никаких следов? — Крус осторожно тронул пластырь на лбу шефа. — А это, случаем, не Цезарь наследил?
Фоббс невесело усмехнулся:
— Богиня правосудия. Коленом. За служебное несоответствие. А насчет следов — глухо, детка. Правда, я приказал разыскать одну парочку, но не уверен, что из этой затеи что-нибудь выйдет. Лишь бы, как говорится, находиться при деле.
— Коренастого военного, по-моему, морского пехотинца, и искусственную блондинку в кожаной мини-юбке?
— Откуда тебе известно? — искренне удивился шеф.
— Все из того же дурацкого телевизора.
— Неужели это их новая версия? Вот негодяи!
— Не знаю, шеф. Просто я сам видел, как этот тип тащил блондинку на руках, как военный трофей, а она отчаянно дрыгала, по-моему, вполне приличными ногами. Правда, не знаю, какое отношение имеет эта пара к убийству, тем более, к убийствам.
— Вот именно, детка.
Фоббс осторожно присел на собранное кресло. Оно затрещало, но не развалилось. Фоббс облегченно вытянул ноги и вынул из кармана потушенную сигару:
— Свидетели показали, что блондинка — Сирена Сириас, кстати, наша известная кинозвезда, ты, случайно, с ней не снимался?
— Нет, я снимался только с Изабелл, — сухо ответил Крус.
— Так вот, Сирена выхватила из сумки пистолет, но выстрелить вроде бы не успела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20