Он надеялся, что она понимает, что у него в кармане осталась последняя находка Уэбстера, но прямо посмотреть на нее не решался, хотя ему надо было знать, понимает ли она все значение этого факта. Его внимание целиком принадлежало Файрбрейсу.
— Похоже, вы очень многое знаете о моей семье, — сказал Калеб.
— Все, что мне необходимо было знать обо всей вашей проклятой семейке, я узнал более тридцати лет тому назад, — фыркнул Файрбрейс. — С тех пор ничего не изменилось. Вы, Вентрессы, по-прежнему считаете себя пупом земли. Считаете, что можете получить буквально все, что только захотите.
— А вы хотели мою мать, верно? — тихо спросил Калеб. — Вы сами хотели получить Кристал Брук.
Файрбрейс дернулся, будто его ударили.
— Она была моя. — Он моргнул несколько раз. — Ваш отец украл ее у меня. Соблазнил ее своими деньгами, изысканной фамилией и важными политическими связями. Пообещал ей весь мир. И она поверила ему, эта маленькая дуреха. Поверила, что он женится на ней.
— В конце концов он именно это и собирался сделать, не так ли? — спросил Калеб.
— Она пыталась обращаться со мной как с другом, — злобно проговорил Файрбрейс. — Она не понимала, что принадлежит мне. Знаете, она не позволяла себя фотографировать никому, кроме меня. Она доверила мне сделать из нее богиню. И я это сделал. — Он повел рукой, указывая на оклеенные фотографиями стены, потолок и пол. — Посмотрите как следует. Я сделал Кристал Брук незабываемо прекрасной.
— Прежде всего я думаю, что она и до вас уже была прекрасной, — резко возразила Сиренити. — А потом, если уж вы так сильно ее любили тогда, столько лет назад, почему же пытались шантажировать Вентрессов? Вы должны были знать, сколько этим причините ей вреда.
— Я делал это для ее же пользы, — настойчиво продолжал Файрбрейс. — Я думал, что как только Вентрессы поймут, что происходит между нею и Гордоном, они нажмут на этого подонка и заставят его порвать с ней. Но это не сработало. Роланд Вентресс отказался заплатить даже за фотографии. Ну, и я послал их редактору «Вентресс-Вэлли ньюс». Я думал, что разразившийся скандал вынудит Кристал и Гордона расстаться.
— Вместо этого мой отец взял и ушел от семьи, своей политической карьеры и денег моего деда, — сказал Калеб. — Он заявил, что собирается получить развод и жениться на Кристал.
— Прежде чем я придумал другой способ помешать их браку, оказалось уже слишком поздно. Кристал и Вентресс оба погибли в этой катастрофе. — В голосе Файрбрейса послышались пронзительные, визгливые ноты. — Вы были единственным, кто остался в живых. Не так все должно было кончиться. С моей точки зрения, именно Вентрессы убили Кристал — это так же верно, как если бы они приставили ей к виску пистолет и спустили курок. После всего, что я для нее сделал, она ушла от меня навеки.
— А что, собственно говоря, вы для нее сделали? — тихо спросил Калеб. — Ведь все эти фотографии определенно не ваша работа, верно?
Ярость исказила лицо Файрбрейса.
— Я был ее фотографом. Я сделал из нее богиню. Если бы она не вешалась на шею этой скотине, вашему отцу, то стала бы известной кинозвездой.
— Но не благодаря вашему искусству, — сказал Калеб. — Это все работа Эмброуза Эстерли, не так ли?
— Это ложь! — выкрикнул Файрбрейс. — Наглая ложь!
— Я так не считаю, — возразил Калеб с растущей уверенностью. — Совсем недавно я видел работу, напоминающую эту. Есть что-то такое в игре света на лице, в том, как она смотрит в объектив, в ощущении загадочности и тайны, создаваемом фотографией. На снимках Сиренити, которые сделал Эстерли, схвачены именно эти элементы.
— Нет! — завопил Файрбрейс. — Эти работы не Эмброуза. Эмброуз был неудачником.
— Может, он и не преуспел в коммерческом смысле из-за пристрастия к выпивке, но обращаться с фотокамерой этот человек умел. — Калеб крепче сжал в пальцах камень Уэбстера. — А вы, будучи его деловым партнером, регулярно его обдирали, верно? Должно быть, вы ужасно запаниковали, когда он отступился и отправился в Уиттс-Энд. Вы знали, что не сможете удержаться на плаву без его таланта.
— Это не правда, будьте вы прокляты! — закричал Файрбрейс. — Вы не понимаете. Это у меня был талант. — Он выровнял дуло пистолета и оскалился, готовясь спустить курок.
Калеб рискнул бросить взгляд на Сиренити. В то же мгновение он понял, что она уже прочитала его мысли. Рукой она взялась за один из штативов.
Быстрым, сильным движением Сиренити швырнула металлический штатив в чащу ламп и фотоаппаратов. Этот бросок вызвал эффект падающих костяшек домино. Дорогостоящее оборудование начало осыпаться на пол.
— Мои камеры! — завопил Файрбрейс. Он отвел глаза от Калеба и инстинктивно повернулся в сторону бедствия.
Калеб знал, что другого шанса у него не будет. Он выхватил из кармана камень Уэбстера и запустил им в голову Файрбрейса.
Небольшой снаряд попал в цель с глухим стуком. Файрбрейс дернулся, выронил пистолет и без единого звука рухнул на пол.
С ужасным треском свалилось еще несколько треножников с установленными на них осветительными приборами и фотокамерами. Грохот металла и бьющегося стекла продолжался, казалось, целую вечность. Затем в черно-белой комнате воцарилась абсолютная тишина.
Мгновение охваченная ужасом Сиренити смотрела на неподвижное тело Файрбрейса. Потом повернулась и бросилась к Калебу. Он раскрыл ей объятия и крепко прижал ее к себе.
— Я была права, — прошептала она ему в куртку. — У тебя в кармане действительно оказался камень Уэбстера.
— Скажи лучше, что у меня в кармане оказалось уникальное, единственное в своем роде, специально отобранное, подлинное пресс-папье Уэбстера из Уиттс-Энда. — провозгласил Калеб. — Напомни мне найти место в каталоге для этой его новинки. Такая вещь должна быть в каждом доме.
Сиренити, издав какой-то странный звук, еще крепче прижалась к Калебу.
— Уэбстер будет вне себя от радости.
Файрбрейс застонал.
Калеб отпустил Сиренити и пересек комнату, направляясь к лежащему на полу фотографу. Веки Файрбрейса дрогнули и открылись. Его глаза смотрели снизу вверх без всякого выражения.
— Надо бы найти телефон и позвонить по 911, — сказал Калеб, обращаясь к Сиренити.
— Кажется, я видела телефон там, на стойке. — Она направилась к вращающейся двери. — Весь этот ужас еще придется объяснять полицейским.
— Это я возьму на себя.
— Да, я знаю, — тихо произнесла Сиренити. — У тебя это хорошо получается. — Она скрылась за дверью.
— Это все не так должно было кончиться, — пробормотал Файрбрейс заплетающимся языком. Он смотрел вверх, на фотографию Кристал Брук на потолке. — Ее не должно было быть в машине.
Калеб почувствовал озноб. Он опустился на одно колено рядом с Файрбрейсом.
— Кого не должно было быть в машине?
— Кристал. — Файрбрейс невидящим взглядом уставился на огромную фотографию лица Кристал. — Я любил ее. Я не хотел, чтобы она умерла. Только Вентресс должен был находиться в машине, когда отказали тормоза. Только Вентресс и ребенок.
— Ах ты, сукин сын, — прошептал Калеб. — Ты убил их обоих, не так ли?
— Заплатил тысячу долларов механику. Но не получилось. Она тоже погибла. — Файрбрейс смотрел вверх, на лицо Кристал Брук, и его глаза наполнились слезами. — Почему у меня никогда ничего не получается как надо?
Телефонный разговор с Франклином Калеб отложил на поздний вечер этого дня.
— Скажи мне только одно. — Калеб у себя в гостиничном номере крепче сжал трубку телефонного аппарата. — Зачем ты это сделал?
— Ты не понимаешь, — усталым голосом проигравшего сказал Франклин. — Гордон всегда получал все самое лучшее. Он даже получил Патрицию. Но она не любила его. Она никогда его не любила. Она вышла за него из-за денег. Ее семья настояла на этом. Состояние Клэрвудов растаяло из-за целой серии неудачных вложений капитала.
— И поэтому она вышла замуж за моего отца?
— Она называла его грубым, неотесанным ковбоем, — продолжал Франклин. — Она говорила мне, что ей противно быть с ним в одной постели. Она не выносила его прикосновений. Она ненавидела Вентресс-Вэлли так же, как ненавидела Гордона.
— Значит, она стала искать утешения у тебя, так? — Калеб подался вперед и поставил локти на колени. Он чувствовал, что Сиренити смотрит на него с противоположного конца комнаты. — И ты ее к этому поощрял.
— Я ее любил, — с силой произнес Франклин. — Я признаю, что сначала хотел ее просто потому, что она принадлежала Гордону. Но я влюбился в нее. После того как разразился скандал, я думал, мы поженимся.
— А она взяла и вернулась в Бостон.
— В этом был виноват Гордон, — прошептал Франклин. — Во всем был виноват он. Патриции пришлось уехать после того, как он погиб. Она сказала, что если бы мы поженились, то Роланд возненавидел бы меня. Обвинил бы в том, что я ее совратил. В том, что из-за меня ее брак дал трещину. Она сказала, что он лишит меня денег Вентрессов.
— А ты знал, что, по всей вероятности, именно это бы и произошло, верно?
— После смерти Гордона Роланд чуть не тронулся умом. Он выместил бы свое бешенство на любом, кто попался бы под руку. Все это знали. Патриция сказала, что не хочет, чтобы я пострадал. Сказала, что будет лучше, если мы никогда больше не увидимся.
— Ты промолчал о своем романе с Патрицией, и она уехала.
— Патриция была права. Так было лучше. Потому что никто не мог сказать, что сделал бы Роланд, если бы узнал о нас. Но я действительно любил ее. Ты должен это понять.
— Не настолько, чтобы рискнуть навлечь на себя гнев моего деда.
— Ради Бога, я просто не мог. Были замешаны такие деньги. И репутация семьи. Гордон уже и так нанес ей ощутимый удар. Моим долгом было избежать дальнейшего скандала.
— И ты выполнил свой долг, не так ли? Остался в Вентресс-Вэлли, женился, вырастил сына. И жил припеваючи. И лелеял свои недобрые чувства. И в один прекрасный день тебе позвонили и сказали, что история готова повториться.
— Я поступил так, как должен был поступить. Я обязан был не дать тебе унизить всех нас, как это сделал тогда твой отец. Я поступил так ради нашей семьи.
— Думаю, что ты поступил так совсем не ради семьи, Франклин. — Калеб встретился с нежным и сочувственным взглядом Сиренити. — Думаю, что ты просто-напросто хотел отомстить — без затей, по старинке.
— Что, черт побери, ты хочешь этим сказать?
— Я не твой кузен Гордон, которого ты ненавидел всю жизнь, но я его сын. Это достаточно близко к цели, не правда ли? Ты перенес свою ненависть на меня. И когда тебе позвонили и сказали, что есть фотографии, где в обнаженном виде снята женщина, с которой у меня роман, ты сразу ухватился за эту возможность отомстить мне.
— Нет, все было совсем не так.
— А я думаю, что все было именно так, — устало сказал Калеб. — Ты хотел, чтобы я не нашел в жизни того, что на короткое время нашел мой отец и чего ты сам вообще так и не нашел.
— И что же это такое, черт возьми?
— Счастье.
Глава 19

Вечером следующего дня Сиренити хлопотала на кухне, готовя обед.
— Знаешь, что я думаю? Тот человек, которого вроде бы видела Зоун в ночь смерти Эмброуза, должно быть, был Файрбрейс. Мы предположили, что это Ройс Кинкейд пришел, чтобы напугать ее. Но сам он говорил, что только один раз показался ей в окне.
— Ты права. — Калеб был занят делом, поглощавшим все его внимание: он откупоривал бутылку вина. — Наверно, это был Файрбрейс. Судя по тому, что он сказал полицейским, время совпадает. И автомобиль, шум которого Блейд слышал на дороге вскоре после полуночи, должно быть, тоже был его.
— Джесси говорила нам, что ушла около одиннадцати. — Выдвинув ящик кухонного стола, Сиренити выбрала нож и занялась горой овощей, нужных для приготовления задуманного овощного карри. Она решалась на возню с этим сложным блюдом, для которого требовалось множество всяких экзотических специй и приправ, только по особым случаям, когда ждала гостей.
В пароварке уже томился рис, а на кухонной стойке в готовности стояли в ряд специальные мисочки с нарубленным арахисом, чатни, мелко нарезанным луком, засахаренным имбирем и мякотью кокосового ореха. Этим утром перед обратной дорогой в Уиттс-Энд она велела Калебу остановиться у винного магазина и выбрать пару бутылок дорогого шардонне. Ночевать им пришлось в Сиэтле, потому что дела в полиции заняли почти всю вторую половину дня.
В пятый раз за последние двадцать минут Сиренити украдкой взглянула на часы. Обед будет готов через полчаса, а Роланд Вентресс все не появлялся. Она пыталась сохранить внешнее спокойствие, но внутри у нее начали скручиваться тугие узлы. Она была уверена, что он приедет.
Калеб был в своем самом стоическом настроении и вел себя так, словно ничего необычного не происходило. Он был спокоен, хладнокровен и, как всегда, полностью владел собой. Сиренити не видела, чтобы он исподтишка поглядывал на часы. Он ни разу не упомянул о возможном приезде деда. Казалось, он даже не помнит, что было такое приглашение.
Но ведь у Калеба с самого начала было гораздо меньше надежды на это, чем у нее, напомнила себе Сиренити. Она у него была скорее всего почти на нуле. Он просто не верил, что дед приедет.
Однако сама она убедила себя, что Роланд воспользуется предлогом, который она ему подкинула, и попытается спасти свои отношения с внуком. Она рассчитывала на то, что Роланд слишком умен, чтобы повторять прошлые ошибки.
Стол еще не был накрыт. Сиренити боялась приступать к этому действию, потому что тогда ей придется решать вопрос о количестве приборов. Она никак не могла заставить себя накрыть сегодня стол только на двоих. В то же время она понимала, что будет гораздо хуже, если она накроет стол на три персоны и один прибор так и останется неиспользованным. Получится так, будто они обедают в компании с призраком.
— Ты собираешься рассказать деду о том, что на самом деле произошло с твоими родителями? — спросила Сиренити, разрезая картофелину.
— Да, собираюсь рассказать ему почти все. Он заслуживает того, чтобы знать правду.
Сиренити подняла глаза на Калеба, когда он налил вина в два бокала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44