Она положила руки ладонями ему на грудь и провела ими вниз, по его плоскому животу.
— Нет, — сказал он ей на ухо. — Я передумал. Не делай этого, а то я не справлюсь.
— Но я хочу прикасаться к тебе.
— В другой раз.
Она застонала, когда он сделал рукой что-то невероятно эротическое. И тут же оцепенела от удивления.
— Все в порядке. Дай этому случиться. Доверься мне.
— Я не… я не могу… О Боже, я ведь сейчас… правда… — Недоверие, потом изумление охватили ее и прокатились по ней вместе с ее первым оргазмом. Беспомощная под ударами этой бури, она обвила его шею руками и судорожно вздрагивала в его объятиях.
— Сиренити?
Она засмеялась, потом заплакала, потом в сладком изнеможении прильнула к его груди, чувствуя счастливое облегчение.
— Черт меня побери, — сказал Калеб. — Неужели это с тобой впервые?
Несколько минут спустя Сиренити полусонно шевельнулась и инстинктивно прижалась теснее к Калебу. Вода бурлила вокруг нее. Может быть, время все-таки пришло, подумала она.
Она чувствовала себя чудесно, была полна уверенности в себе. Недавние сомнения и колебания почти бесследно исчезли в содроганиях ее оргазма. Это было поразительно.
Да, время определенно пришло. Странно, почему она не поняла этого раньше. Просто на какое-то время все немного смешалось.
— Калеб?
Он поймал ее руку, блуждавшую у него по груди, сжал ее пальцы, снова прислонился головой к краю ванны и закрыл глаза.
— У меня маленький вопрос, если ты не против.
— Уг-гум-м? — Она поерзала по его ноге и принялась покусывать мочку его уха.
— Скажи, ты впервые или не впервые испытала сегодня оргазм?
— Впервые. Было приятно.
— Очень. — Его улыбка была сексуально-волнующей и насмешливой, с немалой толикой мужского тщеславия. — Можешь сказать мне, почему у тебя этого не было раньше?
— Ну, я пыталась. Только как-то не очень получалось.
— Понимаю. — Он ждал, что она скажет дальше.
— Три года назад был один человек. Его звали Стюарт. Стюарт Бартлет. Останови меня, если тебе не слишком хочется все это выслушивать.
— Я слушаю.
— Стюарт приехал в Уиттс-Энд, потому что ему нужно было именно это место.
— Зачем?
— Он нуждался в исцелении. Масса людей приезжают сюда по этой причине. Остаются здесь на самое разное время. Я уже говорила тебе: миру нужны такие места, как Уиттс-Энд.
Калеб открыл глаза и пальцами коснулся ее губ.
— Он был болен?
— Да. Но не телом, а душой. Его жена и сын погибли, когда разбился маленький самолет, на котором они все летели. Стюарт был пилотом. Он сидел за штурвалом, когда произошла катастрофа. Он выбрался из-под обломков без единой царапины. И не простил себе этого.
— И приехал сюда, чтобы забыть? И встретил тебя?
Сиренити кивнула.
— Какое-то время мы были очень близки. Фактически два с половиной года. А потом однажды он понял, что с ним опять все будет нормально. Понял, что может вернуться к той жизни, что ждала eго в Сиэтле. И уехал.
— Почему он не взял тебя с собой?
Она мягко улыбнулась.
— Ты не понимаешь. Никогда и не предполагалось, что я поеду с ним. Я всегда это знала. И он тоже. Эти два с половиной года, что мы провели вместе, были особым временем, специально отведенным для нас двоих. Временем узнавания, исцеления и роста. Это было хорошее время, но ему не суждено было продлиться. Видишь ли, он был из внешнего мира.
— И на протяжении этих целых двух с половиной лет, что ты была с ним, у тебя ни разу не было оргазма? — В голосе Калеба слышалось изумление. — В это трудно поверить.
— Мы пытались много раз, — призналась Сиренити. Она понимала, что краснеет, и была рада, что он не видит румянца у нее на щеках. — Но у Стюарта была проблема.
— Проблема?
— Понимаешь, причина была чисто психологическая, а не физическая. Полагаю, это было вызвано его чувством вины и горя.
— Подожди-ка минуточку. — Калеб сузил глаза и внимательно посмотрел на нее. — Уж не хочешь ли ты сказать, что провела два с половиной года своей жизни с мужчиной, у которого не получалась эрекция?
— Отношения между людьми не исчерпываются сексом, — строго произнесла Сиренити.
— Да, конечно. Правильно. Но два с половиной года с мужчиной, не способным по-настоящему заниматься с тобой любовью? Черт возьми, это просто невероятно. — Калеб сердито смотрел на нее. — Тогда почему он не сделал того, что только что сделал я? Даже импотент мог бы таким образом дать тебе хоть какое-то удовлетворение.
Сиренити пожала плечами.
— Каждый раз, когда мы были вместе, мы oба так беспокоились за него, что я, наверно, просто не могла расслабиться и получить удовольствие. Это было не так уж важно.
— Да как сказать.
Она нахмурилась.
— Это было мое дело, и мне было не важно. Я была счастлива.
— Вероятно, это потому, что ты не знала, чего лишаешься, — пробормотал Калеб.
— Как говорит Куинтон, мы нее способны находить удовлетворение на множестве различных уровней существования. Надо лишь стараться жить в мире с самим собой.
— Ясно. Так что же случилось с этими чудесными отношениями, которые были выше секса?
— Я же сказала: в один прекрасный день Стюарт увидел, что выздоравливает. И понял, что его сексуальная жизнь опять станет нормальной.
— Ты хочешь сказать, что у него наконец получилось с эрекцией и он слинял? — сухо спросил Калеб.
— Это звучит довольно грубо, но, в сущности именно так и было. Мы оба сознавали, что он yeдет из Уиттс-Энда, как только исцелится. Стюарт был очень добрым человеком и поступил так, как cчел нужным.
— Добрым? Ты считаешь это проявлением доброты? — Калеб недоверчиво уставился на нее. — Судя по всему, он просто эгоистичный сукин сын. Он использовал тебя как средство утешения, а как только член у него снова стал стоять, он сразу смылся из города.
— Он считал, что будет несправедливо, если он займется со мной любовью, а потом уедет навсегда. Я понимала, что пришло время отпустить его. Вот и все.
— Не обижайся, Сиренити, но, судя по этому типу Бартлету и тому, что ты рассказала мне о Рэдберне, приходится заключить, что у тебя были чертовски странные романы.
— Кстати о романах, — живо сказала Сиренити, — я все это время думала. Возможно, раньше я ошибалась. Может быть, сейчас как раз и настало наше время.
— Нет. Тогда ты была права. — Калеб с шумом выдохнул. Потом он легонько снял ее у себя с колен и стал в ванне во весь рост. Струи воды сбегали с его гладкого, сильною тела, пока он поднимался по ступенькам. Он протянул руку за полотенцем.
— Калеб? — Она следила за игрой света и тени на eгo блестевших от влаги боках.
Он усмехнулся под покровом теней.
— Час уже поздний. Сегодня мне надо немного поспать. Если припоминаешь, завтра мне предстоит проводить анализ продукции.
— Да, я знаю, но мне бы хотелось кое-что объяснить.
— Не надо больше ничего объяснять. Не сегодня. Я же сказал, чтобы ты доверилась мне.
— Я знаю. — Она задумчиво смотрела, как он одевается. Его подтянутое, без грамма жира тело казалось твердым и неотразимо мужественным. Ей мучительно было даже просто смотреть на него. — Ты, наверно, хочешь этим что-то доказать?
— Да, наверно, так.
— Я этого и боялась. — Она неохотно вылезла из ванны и взяла пушистое полотенце.
Никто из них не произнес больше ни слова, пока они одевались.
Калеб на минутку остановился у входной двери, чтобы поцеловать Сиренити на прощание. Потом он вышел и зашагал прочь, освещая себе путь фонариком. Постояв немного у окна, она пошла спать. Несколько минут спустя, уже засыпая, она могла бы поклясться, что откуда-то издалека до нее донеслись звуки вальса. Монтроуз, подумала она. Он часто музицировал поздно ночью. В безбрежной тишине, обволакивавшей горы, звук разносился очень далеко. Но последней мелькнувшей у нее мыслью было то, что вальс никогда не входил в обычный репертуар Монтроуза.
Глава 7

Калеб вошел в «Уиттс-Энд гросери» через минуту после того, как Сиренити открыла двери своего магазина утром следующего дня.
— Хочу просить тебя об одолжении, — произнес он с места в карьер.
Сиренити поразил неистовый блеск его глаз из-под приспущенных век. Это определенно решает одну маленькую проблему, сказала она себе. Все утро она думала, что скажет ему, когда его увидит. А так он опередил ее.
— Что за одолжение?
Он взглянул на Зоун, которая энергично стирала пыль с полок в другом конце помещения. Потом снова перевел глаза на Сиренити и понизил голос:
— Я должен навестить семью в эти субботу и воскресенье. Завтра моему деду исполняется восемьдесят два года. Меня там ждут. Я хочу, чтобы ты поехала со мной.
— Очень мило с твоей стороны пригласить меня, — медленно проговорила она, стараясь выигратъ время.
— Ты поедешь?
Она встретилась с ним глазами и поняла, что не сможет отказаться.
— Где это?
— Вентресс-Вэлли. В двух часах езды отсюда.
— Вентресс-Вэлли? — Голос Сиренити прозвучал неожиданно громко. — Вентресс-Вэлли? — Она уперла руки в бока и изумленно воззрилась на него. — Этo что, какое-то потрясающее совпадение или же ты на самом деле член семьи, в честь которой назван целый город?
— Город назвали в честь моего прадеда. А в чем дело? Это к чему-то имеет какое-то отношение?
— Черт возьми!
Его губы сжались.
— Что тут такого уж странного? Разве у вас в Уиттс-Энде нет ни одного из Уиттов?
— Вот именно, что нет. Наш основатель Хедкейс Уитт был из отщепенцев шестидесятых годов. Настоящий хиппи, который хотел организовать здесь коммуну. Когда у него не получилось так, как он хотел, он подался на север, на Аляску. С тех пор о нем ни слуху ни духу.
— В этом отношении Вентресс-Вэлли не так повезло. Вентрессы остались на месте. Они владели почти всей пригодной для обработки землей в округе.
— Владели? В прошедшем времени?
— По большей части. — Калеб одной рукой oперся о стену и смотрел на Сиренити с мрачным нетерпением. — За последние несколько лет мы продали большое количество земли, чтобы направить деньги в другие инвестиции. Мой дед оставил себе несколько акров. Он выращивает лошадей. Есть еще вопросы?
— Сколько акров? — настороженно спросила Сиренити.
— Это имеет какое-то значение?
Она вытянула трубочкой губы и подумала.
— Ну, я не знаю. Ты что, жутко богат, Калеб? То есть, я знаю, что ты преуспеваешь в делах, но может, ты триллионер или что-то в этом роде?
— О состоянии моих финансов можно поговорить в другой раз. Сейчас я просто хочу, чтобы ты мне ответила «да» или «нет». Ты поедешь со мной в Вентресс-Вэлли?
Сиренити смотрела ему в лицо.
— Я не знаю. Меня и так уже слишком долго не было в магазине.
— Нас не будет только два дня. Зоун может присмотреть за магазином.
— Почему ты хочешь, чтобы я поехала с тобой?
— Потому что хочу познакомить тебя с моей семьей. Да или нет?
Она скрестила руки на груди и стала постукивать носком одной ноги.
— Думаешь, я понравлюсь твоим родным?
— Мне наплевать, что они подумают. Да или нет?
— Да. — Она подняла руки, сдаваясь. — Ладно. Да. Хорошо. Я поеду с тобой.
Он коротко кивнул, не разжимая челюстей.
— Тогда с этим все. Увидимся позже. В кафе «Подсолнух» ко мне выстроилась целая очередь.
— Да-да, верно. Оценка продукции. — Сиренити нахмурилась. — Не забудь: я хочу найти место для всех, кто пожелает, чтобы его включили в каталог.
— Я специализируюсь в налаживании и запуске деловых предприятий, а не в потакании самолюбию людей с художественными наклонностями. Никто не попадет в каталог, если изделие или продукт не будет соответствовать требованиям.
Сиренити улыбнулась с чувством превосходства.
— Не сомневаюсь, что все изделия и продукты будут им соответствовать. Если нет, то мы поработаем индивидуально с каждым и добьемся этого.
Калеб бросил на нее быстрый взгляд, но ничего не сказал. Просто повернулся и вышел из магазина. Колокольчики громко зазвенели, когда дверь за ним закрылась.
Зоун дождалась, пока колокольчики замолкнут. Тогда она положила тряпку, которой вытирала пыль, и молитвенным жестом сложила ладони рук.
— Что тут такое было, Сиренити?
— А Бог его знает.
— Опасность, — прошептала Зоун. — Опасность и смятение несет он.
— Да нет. Думаю, он просто в дурном расположении духа из-за того, что вчера ему не удалось кое с кем переспать.
— У меня такое впечатление, что для него это очень важно, Ариадна. — Сиренити проверила ценники на нескольких баночках тахинного соуса, прежде чем поставить их на полку. — Калеб пригласил меня поехать с ним сегодня к нему домой, и я согласилась. Мы уезжаем около десяти часов.
— Значит, он хочет познакомить тебя со своей семьей. — Ариадна Гэлпин, хозяйка кафе «Подсолнух», казалась глубоко озабоченной. — Это похоже на сугубо традиционный тип мужчины.
— Он такой и есть.
— У тебя не очень хорошо получается с мужчинами традиционного типа, Сиренити.
— Калеб другой.
Ариадна перебросила толстую седеющую косу обратно за спину и сложила руки под пышной грудью. У Ариадны все было широкое и пьшное. Если бы она жила в более обычной обстановке, то подпала бы под стереотип бабушки. Здесь же, в Уиттс-Энде, люди думали о ней как о Матери. Разница-то невелика, как она однажды сказала Сиренити.
— Это выше моего разумения, — сказала Ариадна. — Как он может быть и тем и другим в одно и то же время?
Сиренити поставила на полку последнюю баночку тахинного соуса и выпрямилась. Она улыбнулась Ариадне со всей теплотой и любовью, проистекающей из привязанности длиною в целую жизнь. Ариадна присутствовала при рождении Сиренити. Она и горсточка других людей, оказавшихся тогда в Уиттс-Энде, помогли вырастить Сиренити.
Это Ариадна научила Сиренити готовить, обращаться с кассовым аппаратом и вести основные счета. И все та же Ариадна своими советами и наставлениями помогла Сиренити в постижении тайн превращения девочки в женщину.
Именно Ариадна лучше всех понимала смутное желание Сиренити иметь настоящую семью — как подспудное стремление на собственном опыте испытать ту тесную близость, что связывает мать, отца и ребенка.
— Когда ты с ним познакомишься, то сразу поймешь, что я имею в виду, — ответила Сиренити.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44