Поэтому юридические меры, запрещающие здесь торговлю, натолкнулись бы на общее недовольство.
Политика Вадоса, обеспечивающая стабильность его режима, заключалась в том, что, устраняя всякого рода помехи на пути претворения в жизнь своих планов и намерений, президент делает что-то и для общественного блага. И в данном случае утешительный пластырь должен был быть не таким уж маленьким.
Базарная площадь являла собой довольно красочное зрелище, но зловоние здесь было столь стойким, а рынок столь оглушающе шумным, что в домах по соседству жила одна беднота.
– И такое здесь происходит каждый день? – спросил я Энжерса.
– Да, кроме воскресенья, – подтвердил он. – У этих людей нет чувства времени. Да и делать-то им особенно нечего. Для них не важно, просидят ли они два часа или двенадцать, пока не продадут все, что притащили с собой. Только посмотрите – сколько мух!
– Ну что ж, теперь познакомимся со вторым объектом в вашем списке, – предложил я.
Следующее «позорное пятно» Вадоса находилось под центральной станцией монорельсовой дороги.
Сьюдад-де-Вадос имел первоклассную монорельсовую сеть с радиальными ответвлениями, так называемую систему «паук». Слабым местом этого в целом удачного решения была громадная центральная пересадочная станция. Но поскольку в Вадосе начинали, как говорится, с нуля, то для этой станции выделили свободный участок. В результате под бетонными платформами образовалась площадка размером с четверть гектара, скрытая от солнечных лучей.
– Происшедшее можно объяснить лишь алчностью, «золотой лихорадкой», – категорично заявил Энжерс. – Наглядный пример того, во что превратился бы Сьюдад-де-Вадос, доведись Диасу настоять на своем. Владелец этой территории ранее возглавлял объединение по эксплуатации монорельса. Используя привилегии гражданина Вадоса, он добился разрешения на аренду участка под зданием центральной станции. Никто не усмотрел в его прошении чего-либо предосудительного. Предполагали, что он сдаст участок в аренду под складские помещения или что-либо в этом роде, ну и никаких ограничений на использование земли наложено не было. И вот что произошло. Он настелил под платформой полы, наделал стенных перегородок и стал сдавать эти клетушки… эти «ячейки» своим знакомым и родным. Тем самым он обеспечил себя так, что оставил работу. Теперь он тратит все свое время вот на это… – Движением руки Энжерс указал вниз.
Стоя наверху, мы могли заглянуть под стальные опоры и бетонные столбы, поддерживающие платформу. Оттуда несло таким смрадом, что захватывало дух.
– Кстати, здесь обитает и Хуан Тесоль. – Слова Энжерса тонули в доносившемся снизу детском плаче, мычании и хрюканье животных, скрипе до неузнаваемости заигранной пластинки.
– Просто невероятно, что люди могут жить в таких условиях, – подавленно сказал я.
Энжерс невесело улыбнулся.
– Местным ничего лучше и не надо, а, возможно, по сравнению с тем, в каких условиях они привыкли жить, это для них своего рода прогресс. Смотрите, какой чести мы удостоились – к нам идет сам владелец этого муравейника!
Толстый негр выползал из глубин «подземелья». Подъем был крутым, ступени скользкими. Наконец он уцепился за ограждение перрона и выбрался наружу, потом вытер лицо большим пестрым платком, сунул его в карман потертых джинсов и крикнул:
– Вы снова здесь, сеньор Энжерс?
– Да, Сигейрас, я пришел снова, – сказал Энжерс, не стараясь скрыть своего отвращения. – И скоро мы выкорчуем вашу паршивую конюшню.
Сигейрас хихикнул.
– Вы уже не раз пытались это сделать, сеньор, но ничего не вышло! Если вы урежете мои гражданские права, что же останется от ваших? Это вам не шутка!
– Он имеет в виду решение суда, принятое в его пользу несколько месяцев назад, – шепнул мне Энжерс и громко продолжил: – Но граждане обязаны соблюдать правила городской застройки, не правда ли, сеньор Сигейрас?
– Да, сеньор. Я охотно отдам вам маленький темный закуток. Но куда же переселятся мои квартиросъемщики? Им нужна крыша над головой. А вы ее можете предоставить? Нет, ну так это вынужден делать я!
– У них же был кров там, откуда они пришли, – энергично запротестовал Энжерс.
– Да, сеньор Энжерс! Был, был! Но, когда начался голод от того, что воду с их полей отвели в город и пойма реки высохла, что же им еще оставалось делать, как не податься сюда? Каждый вечер и каждое утро я посылаю молитвы деве Марии и святому Иосифу, чтобы для этих людей построили новые дома и дали им работу…
– Старый лицемер, – тихо пробормотал Энжерс.
Сигейрас помолчал, а затем продолжил:
– Вы говорили о городской застройке, сеньор Энжерс. Я слышал, как вы говорили! Значит ли это, что мои молитвы услышаны?
– Вы бы лучше помолились, чтобы некоторые из ваших квартиросъемщиков побыстрее отправились в мир иной и дали возможность другим въехать в квартиры с более высокой оплатой, – ответил Энжерс ледяным тоном. – Вот со мной сеньор Хаклют, который намерен провести здесь новую дорогу. Или еще что-то, – менее решительно добавил он, посмотрев на меня.
Сигейрас приблизился ко мне и потряс перед моим лицом сжатыми кулаками. Опасаясь, как бы он в гневе не кинулся на меня, я сделал шаг назад и едва не потерял равновесие.
– Приезжают тут всякие из-за океана, чтобы отнять у моих бедных людишек крышу над головой! Зарабатываете себе на жизнь тем, что отбираете кров у других! Плевал я на вас. Я втопчу вас всех в грязь, сеньор Энжерс, клянусь прахом моего покойного отца!
Последнюю свою угрозу он обрушил уже на моего спутника.
– Если вы допустите это, если вы лишите моих людей их единственного пристанища, то, клянусь, я их всех… всех вместе с коровами, ослами и со всем их скарбом приведу в вашу роскошную квартиру. Тогда уж смотрите сами!
– Нечего тратить время на этого старого истеричного идиота, – с досадой сказал Энжерс и повернулся, чтобы уйти.
Я немного задержался, затем решил все же присоединиться к Энжерсу, но Сигейрас с силой схватил меня за рукав.
– Вы зарабатываете себе на жизнь тем, что отнимаете жилье у других, – повторил он сиплым голосом. – Я же отказался от заработка, чтобы дать людям кров. Кто из нас благороднее? А?!
Затем он исчез, скатившись в свою преисподнюю.
Энжерс уже ждал у машины, вытирая лоб носовым платком.
– Сожалею о случившемся, – сказал он сдавленным голосом. – Я предупредил бы вас, если бы знал, что мы его встретим. Но не расстраивайтесь. Он всегда так себя ведет.
Я пожал плечами и сел в машину. Когда мы возвращались в город по главной улице, я заметил мужчину в красочном пончо. Я был уверен, что именно его видел вчера на Пласа-дель-Сур. Понурив голову, Хуан Тесоль возвращался домой. «Интересно, – подумал я, – удалось ли ему набрать тысячу доларо?»
– Странно, что такой человек, как Сигейрас, мог так низко пасть, – промолвил Энжерс. – Думаю, тут дело в генах… Я еще хорошо помню его вполне респектабельным человеком.
– А что же сейчас? – спросил я холодно.
Энжерс с интересом посмотрел на меня.
– Вы же сами видели что.
Поняв наконец, что за моими словами кроется большее, чем просто праздный вопрос, он недовольно кивнул.
Затем мы посетили три поселка барачного типа, похожие на трущобы Сигейраса. Хотя на первый взгляд все они выглядели почти одинаковыми, каждый из них все же имел и что-то свое, видимо связанное с тем, что обитатели их были выходцами из разных районов страны.
– Мне не совсем понятно, чем вы сейчас занимаетесь, – признался Энжерс, глядя, как я строю в своем блокноте графики и диаграммы.
Мы как раз остановились на обочине, откуда хорошо был виден один из барачных поселков.
– Милое признание из уст дорожного инженера, – не без сарказма заметил я. – От общения с вашими коллегами у меня порой бывает ощущение, что необходимо испрашивать разрешение даже на то, можно ли дышать в том или ином месте.
Энжерс покраснел.
– Попрошу без выпадов.
– Это не выпад. В нашем деле играют роль и знания, и интуиция, и разум, и даже склад ума. Объяснить это трудно. Как по направлению и силе течения и составу ила можно определить, каким путем река пойдет дальше и какие формы она примет, так и в общих чертах можно сформулировать закономерности движения транспорта, которые – особенно в случае незапланированной застройки города или населенного пункта – влекут за собой неизбежные последствия.
Я вырвал использованный лист из блокнота и скомкал его.
– Не получилось? – спросил Энжерс.
– Да не в том дело. Мне кажется, вы вовсе не заинтересованы в решении проблемы.
Энжерс поднял на меня светло-карие глаза.
– Мы перебрали все возможные варианты, – неодобрительно сказал он. – Поэтому мы и пригласили специалиста.
– И все же, это очевидно. Выделите деньги на строительство нового красивого и чистого жилья, и пусть эти люди живут в нем.
– Да, на первый взгляд все вроде бы ясно, – согласился Энжерс с покорностью человека, который не в первый раз слышит и опровергает такой аргумент. – Однако учтите, нам приходится разбираться не только с крестьянами. Подумайте, что произойдет, когда родственники узнают, что правительство вдруг разместило их кузена Педро и его семью из четырнадцати голов в новостройке. Я повторяю, голов, потому что они наверняка притащат с собой всю свою домашнюю живность, весь скот. Вы знаете, сколько «голов» набежит завтра же? Нет, так мы только обострим проблему.
– Что ж, – пожал я плечами, – если такой подход лишь усложнит положение, я попытаюсь найти паллиатив. Отравить людям жизнь нетрудно. Я могу выкорчевать их рынок, и они вынуждены будут ходить от двери к двери, чтобы распродать своих кур или зелень. Я могу построить на месте их хибар что-то новое, чистое. Но ведь люди эти обречены, черт побери! Новые невзгоды, которые надо сносить, как, скажем, засуху или голод, лягут на их плечи. Самое большее, на что вы можете надеяться, – сделать их существование настолько невыносимым, что они снова вернутся в свои деревни. Но если там, в деревне, одновременно с их приходом не будет предпринято что-то, что улучшит их положение, они тут же потянутся обратно. И так будет повторяться снова и снова.
– Да, конечно, Хаклют… Но, откровенно говоря, нас вполне удовлетворили бы и полумеры, – сказал Энжерс и подмигнул мне. – Мы занимаемся и другими аспектами проблемы, но это – долгосрочная программа. Я имею в виду ооновских специалистов, которые знакомят сельское население с основами санитарии и гигиены, учат уходу за грудными детьми. Есть и группы из Вадоса, в них вошли энтузиасты, подвизающиеся на ниве народного просвещения. Они стремятся ликвидировать неграмотность. Еще одно поколение – и местные жители могут считаться уже достаточно цивилизованными. Мы же, граждане Вадоса, затратившие столько пота и крови при его создании, выступаем против того, чтобы темный, необразованный люд испортил и изгадил то, что стоило нам громадных усилий.
Я счел лучшим не развивать эту тему дальше.
– Мое дело предупредить вас. – Я повернулся и пошел к машине. – Думаю, вы познакомили меня со всем необходимым. Остальное я, видимо, смогу почерпнуть из справочников, а также карты города. Следующую неделю я хотел бы иметь свободной. Я не могу пока с точностью сказать, чем буду заниматься, вероятнее всего, простаивать на перекрестке, ездить по городу на монорельсе.
– Да-да, берите инициативу в свои руки, – помедлив, согласился Энжерс.
Я постарался скрыть улыбку. Как большинство людей с техническим образованием, он привык заниматься конкретными вещами. Поэтому, когда мы уже приближались к центру, я постарался подробнее расспросить его о деталях.
– Давайте еще раз разберемся с рынком, от которого вы хотите избавиться, – сказал я. – Насколько я понял, одна из причин появления рынка после завершения строительства города состоит в том, что жители бараков усвоили манеру уличных торговцев. Дополнительный фактор, способствующий его дальнейшему процветанию, – недостаточно интенсивное движение на прилегающих улицах. Следовательно, надо разработать такой транспортный поток, функциональность которого устроила бы население. Тогда люди сами поймут, что рынок является помехой, препятствующей линейному движению транспорта. Полгода трений – и все возрастающая заинтересованность жителей в устранении рынка заставит муниципалитет заняться юридической стороной вопроса, и при поддержке общественности проблема будет разрешена.
Энжерс кивал, с деланным восхищением глядя на меня.
– Удивляюсь, как абстрактные факторы, которыми оперирует специалист по транспорту, анализируя ситуацию, могут приводить к таким результатам, – воскликнул он.
– Все зависит от подхода. Мы подвержены влиянию многих факторов, часто этого не сознавая. В некоторых случаях давление может определять наше поведение и поступки в той мере, какая не соответствует его значению. Суть проблемы здесь в следующем: новый сквозной транспортный поток должен как-то влиться в главную магистраль в районе рынка.
В раздумье смотрел я в окно машины. Мы пересекли Пласа-дель-Эст и ехали мимо величественного собора. У входа стояла многодетная крестьянская семья. Задрав головы, люди глядели на сияющий на солнце крест над куполом. Могли ли они поверить, что в этом благородном храме обитает тот же всевышний, что и в крохотной глиняной церквушке в их деревне?
Дом, домашний очаг – вот главная беда Вадоса. Во всяком случае, главная проблема.
Двадцать тысяч человек не могли считать город своим родным домом, хотя и жили в нем. Просто город не признал их, в собственной стране они жили как чужеземцы.
– Где вас лучше высадить? – спросил Энжерс.
– Где-нибудь поблизости.
– Значит, на следующей неделе мы вас вообще не увидим?
– Я буду появляться у вас по утрам, чтобы осведомиться о новостях и уточнить вопросы, которые могут возникнуть. Не беспокойтесь обо мне. Я со всем справлюсь сам.
Энжерс кивнул, глядя мимо меня.
– Когда именно вы будете приходить?
– После того, вероятно, как закончится утренний час пик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39