Внезапно Энжерс остановился, словно что-то вспомнив.
– Хочу спросить вас еще кое о чем. Не доводилось ли вам встречаться с женщиной по имени Мария Посадор? Она часто появляется в вашем отеле и его окрестностях.
Я с удивлением кивнул.
Энжерс ответил мне своей обычной холодной улыбкой.
– Тогда позвольте дать совет. Это не совсем подходящее для вас знакомство.
– Что вы имеете в виду?
– Лучше было бы, чтобы вас не видели в ее обществе. Я уже советовал вам соблюдать нейтралитет в вашей работе.
Я не подал виду, но типично английский менторский тон Энжерса произвел на меня крайне неприятное впечатление.
– А в чем дело? – резко спросил я.
– Видите ли… – Он подтолкнул меня к крутящимся дверям. – Сеньора Посадор известна своими взглядами, порой отличными от позиции президента. Это длинная история, не стоит ею вас обременять. Но одно вам следует учесть: если вас будут видеть вместе, вы утратите репутацию беспристрастного стороннего специалиста.
– Я буду иметь это в виду, но и вы примите к сведению, что если хотите добиться от меня непредубежденности, доверьтесь мне и не спешите с выводами. Вы что же считаете, если сеньора Посадор мне симпатичнее вас, я буду действовать по ее указке?
– Мой дорогой, – озабоченно воскликнул Энжерс. – Считайте только, что я вас предупредил.
– Оставим этот разговор, – сказал я.
В напряженном молчании мы проследовали в кабинет Сейксаса.
Встав из-за стола, Сейксас приветствовал нас поднятием обеих рук. Это был тучный брюнет с круглым красным лицом, на котором блестели капельки пота. В углу мясистого рта он держал толстую черную сигару с роскошным красно-золотым ярлыком. Небесно-голубой костюм дополняла белая рубашка с ярким галстуком, на котором красовались ананасы. Помимо обычных письменных принадлежностей на столе стоял кувшин, до половины наполненный жидкостью со льдом. На стене поверх свернутой карты висел огромный календарь с фотографией обнаженной толстушки.
– Так это вы, Хаклют? – уточнил он, несколько растягивая слова. – Садитесь! Садитесь! Хотите выпить? Сигару?
От напитка мы оба отказались. Похоже, это был ликер с джином, разбавленный водой. Сигару я взял и, к своему удивлению, нашел ее мягкой, хотя была она чернее угля.
– Бразильские, естественно, – с удовольствием отметил Сейксас и глубоко затянулся. – Ну, что вы думаете о Вадосе, Хаклют? Я имею в виду город, а не президента.
– Впечатляет, – сказал я, краешком глаза наблюдая за Энжерсом.
Было очевидно, что он с трудом выносил Сейксаса. Последний же был настолько толстокож, что явно ничего не замечал. Меня это немного позабавило.
– Еще бы, – с удовлетворением подтвердил Сейксас. – Необыкновенный город. И вы его еще больше возвысите.
Он зашелся смехом, зажмурив глаза. Пепел от сигары сыпался на его режущий глаза галстук.
– Перейдем-ка к делу, а то Энжерс совсем скис от скуки.
Сейксас поудобнее устроился в кресле, выставив вперед свой необъятных размеров живот. Сигару он лихо перебросил в противоположный угол рта движением, явно заимствованным из какой-нибудь пошлой голливудской киноленты времен его юности, повествующей о жизни промышленных магнатов.
– Собственно говоря, все легко можно объяснить. Восемь лет назад в доках Пуэрто-Хоакина разразился сильный пожар. Взорвался один из танкеров. Сами докеры оказались еще на высоте, а городская пожарная команда и ломаного гроша не стоила. Погибло около четырехсот человек. Дома полыхали, словно факелы. Представляете? Конечно, были проведены восстановительные работы, построены новые здания. Однако качество строительства там не сравнимо с Вадосом. Просто дешевка. После случившегося премьер собрал заседание кабинета министров и сказал, что подобное может произойти и у нас. Он обложил высоким налогом всех владельцев танкеров. Крупные нефтяные компании хоть и постонали, но уступили. На эти средства и был создан фонд помощи на случай стихийных бедствий. Сейчас фонд насчитывает около восьми миллионов доларо, решение об их использовании принимает лично президент. По мере необходимости вам выдадут из этого фонда четыре миллиона доларо.
Он выдвинул ящик письменного стола и стал рыться в нем, извлек оттуда книгу в пестрой суперобложке, затем пустую бутылку из-под джина, которую тут же бросил в корзину для бумаг, потом на столе появилась грязная сорочка. Наконец он добрался до толстой стопки бумаг и постучал ею по столу, что-то довольно бормоча.
– Сейчас найдем, – приговаривал он. – Вот!
Сейксас протянул мне наконец нужный лист. Пальцы его были унизаны драгоценными перстнями.
– Посмотрите. Это официальное разрешение, – произнес он. – Вы будете получать двадцать тысяч плюс оплата необходимых расходов. До десяти тысяч вы можете тратить на научно-исследовательскую работу, использование ЭВМ и тому подобное. Разработка проекта – дело ваше. Смету на расходы вы составили?
– Да, в соответствии с договором.
– Великолепно. Не выношу предварительные сметы для строительных проектов. Это – смесь цифр, непредвиденных обстоятельств, неявок на работу из-за болезни и бог знает чего еще! Хотите, я познакомлю вас с фирмами, которые будут сотрудничать с вами?
– Это не к спеху. Меня не волнует, кто будет это делать, куда как важнее, что делать.
– Да, да, – произнес Сейксас и внимательно посмотрел на меня. – Да, – повторил он еще раз, опустив глаза.
Затем мы потратили минут двадцать на наиболее важные цифры и показатели. Он попросил принести данные о последних строительных проектах, чтобы я мог составить себе представление о расценках.
Энжерс сидел в стороне, нетерпеливо ожидая, когда мы закончим. Я был изрядно удивлен, обнаружив у Сейксаса за внешне непривлекательной внешностью острый как лезвие ум. Так оно должно было и быть. Вадос – не тот человек, который потерпел бы в своем любимом муниципалитете домашних воров.
К концу беседы Сейксас сиял.
– Желаю вам удачи и успехов, Хаклют, – сказал он. – Лично я считаю, что мы ухлопаем на все это слишком много денег. Можно было бы выдворить этих подонков за полдня штыками. Но ведь они снова вернутся сюда. Значит, это не такое уж расточительство. До встречи!
Энжерс поднялся с явным облегчением, с отсутствующим взглядом пожал Сейксасу руку и быстро вышел.
– Оригинал, не правда ли? – произнес он, как только мы оказались за дверью. – Я имею в виду… Да вы ведь и сами видели. В столе пустые бутылки, грязное белье. Но надо отдать ему должное: он достаточно умен и расторопен. Ведь он из местных, – после некоторого раздумья добавил Энжерс.
– И прекрасно говорит по-английски.
– Представьте, он мне рассказывал, что учился языку по фильмам.
Когда мы оказались на улице, Энжерс осмотрелся по сторонам.
– Нам здесь не так далеко. Пройдемся пешком или вызвать такси?
Я уже знал, что полицейское управление находится за Дворцом правосудия.
– Мне хотелось бы пройтись пешком, если не возражаете. Так лучше узнаешь город, – ответил я.
Какое-то время мы шли молча.
– Почему мне один из первых визитов надо нанести именно шефу полиции? – спросил я немного погодя.
– Да на то много причин, – мгновенно ответил Энжерс. – Возможно, он произведет на вас странное впечатление. В нашем вопросе у него не однозначная позиция. Люди, поселившиеся в бараках, для него – бельмо на глазу. В городе участились кражи. И нередко многие из тех, кого разыскивает полиция, прежде чем сбежать в горы, скрываются там у своих родственников. Поэтому О’Рурк, как и все мы, желает как можно скорее избавиться от этого отребья. С другой стороны, у него много общего с Диасом: он человек из народа, не получивший никакого образования, начисто лишенный внутренней культуры. Но, насколько мне известно, именно поэтому Вадос и считает его весьма подходящим для должности шефа полиции. Он более, чем кто-либо другой, способен проникнуть в психологию местных преступников. Кроме того, он органически не переносит таких… таких людей, как я, например, – граждан иностранного происхождения.
– А что представляет собой полиция в целом?
Энжерс пожал плечами.
– По нашим понятиям – продажна и разложилась, а по здешним, латиноамериканским, – весьма усердна, как меня в том постоянно уверяют. Правда, после прихода к власти Вадос провел основательную чистку, избавившись от самых отвратительных типов. Полицейские, берущие взятки или дающие ложные показания в корыстных целях, несут теперь строгие наказания. В случае, конечно, если пойманы с поличным. Убежден, что на самом деле таких поступков гораздо больше, чем нам известно.
– Мне тоже так кажется, – подтвердил я и рассказал о случае с полицейским, пытавшимся обобрать мальчика-нищего.
– А что вы хотите? – снисходительным тоном произнес Энжерс. – Этот полицейский сам ничем не отличается от нищего, кроме разве целых рук да зрячих глаз. Потребуется еще немало сил и времени, чтобы жители Вадоса соответствовали облику города. Некоторые из местных ничем не выше своих предков из каменного века. А мы хотим, чтобы они сразу превратились в цивилизованных граждан. Может, лет через двадцать это будет реально, но не сейчас.
Внешность, как и фамилия, капитана О’Рурка была типично ирландской несмотря на характерную для индейцев легкую угловатость скул. Колоритное толстогубое лицо, похожее на картофелину с наростами, обрамляла пышная копна каштановых волос. Мясистые пальцы были очень короткими, словно обрубленные. Неухоженные руки покрывали жесткие густые волосы. На нем были черные форменные брюки, черные сапоги и черная рубашка, узел его красного галстука болтался на дюйм ниже расстегнутой верхней пуговицы. На вешалке у стены висели фуражка с серебряной кокардой и автоматический пистолет в кожаной кобуре.
Многочисленные фотографии, изображавшие хозяина кабинета, висели на стене за его спиной в хронологическом порядке – от поблекшего снимка мальчика лет десяти на первом причастии до блистательного фото огромных размеров для прессы, где он был запечатлен в парадной форме рядом с президентом.
Остальные стены тоже были покрыты фотографиями, но эти снимки носили профессиональный характер – на них были самые разные преступники и их жертвы.
Без особой любезности капитан О’Рурк предложил нам сесть. И тембр его голоса, и манера держаться вызывали невольное чувство страха. Говорил он на каком-то испанском диалекте с преобладанием гортанных звуков.
– По-английски не изъясняюсь, – сказал он таким тоном, будто признавался в тяжкой вине.
Вероятно, так он это и воспринимал. Затем он быстро добавил еще что-то, чего я не понял, и посмотрел на Энжерса.
– Э… э… Несмотря на его имя, – недовольным тоном заявил Энжерс, – мне, видно, придется быть вашим переводчиком.
Такого рода беседа заняла довольно много времени и не слишком продвинула нас вперед. Речь шла о банальных вещах, на дурацкие вопросы приходилось отвечать прописными истинами, и через некоторое время я предоставил Энжерсу возможность говорить одному, а сам стал рассматривать фотографии на стенах.
Грубый возглас О’Рурка вернул меня к действительности. Я обернулся и встретился со взглядом его карих глаз. Энжерс выглядел смущенным.
– В чем дело? – спросил я.
– Я… э… я… рассказал ему о недостойном случае с полицейским, который сегодня утром обобрал нищего, и…
– И что?
– Подобные случаи не должны проходить безнаказанно, – ответил Энжерс тоном, не терпящим возражений.
– Раз уже вы ему рассказали об этом, ничего не поделаешь. Но что же он вам ответил?
Энжерс облизнул пересохшие губы и покосился на О’Рурка, который сидел нахмурившись.
– Я… я сам не все понимаю. То ли он хочет наказать виновного, поскольку тот обобрал своего – будто лучше было бы, если бы он обобрал вас, – то ли вы должны сознаться в полной необоснованности обвинения.
– Так ли уж это важно? – вяло заметил я. – Вероятно, такое здесь происходит сплошь и рядом. Только, ради бога, не переводите ему этого! Скажите… скажите, что мальчик получил свои деньги обратно и в Сьюдад-де-Вадосе не должно быть больше нищих.
Снова с заминками и паузами Энжерс перевел ему сказанное.
И тут, к моему великому удивлению, О’Рурк расплылся в широкой улыбке, встал из-за письменного стола и протянул мне руку с растопыренными пальцами-сардельками.
– Вы абсолютно правы, считает он, – пояснил Энжерс. – Он надеется, что населению города ваша деятельность принесет большую пользу.
– Я тоже надеюсь, – сказал я и поднялся, чтобы пожать руку О’Рурку. Я хотел уже уйти, но Энжерс удержал меня.
– Не спешите так. Теперь… э… э… нужно выяснить еще один вопрос.
Я снова присел, пока они что-то обсуждали. После этого аудиенция была закончена, и мы вышли на улицу. В эти послеобеденные часы воздух был особенно приятным.
– О чем это вы говорили в конце беседы?
Энжерс пожал плечами.
– Я ему сообщил, что вы делаете в ближайшие дни. У нас официально принято, что находящиеся больше месяца в стране иностранцы еженедельно отмечаются в полиции. Есть еще и другие формальности, но мы избавим вас от них. О’Рурк согласен. Вам нужно будет лишь ставить в известность полицию, когда вы покидаете отель. А так на сегодня все. Завтра мы с вами совершим поездку по городу, и я попытаюсь обрисовать вам круг наших проблем.
5
Первым «позорным пятном» в списке Энжерса значился дешевый рынок, возникший на окраине города в тихой жилой зоне, предназначенной для низкооплачиваемой части населения. Рынок находился между двумя магистралями, вливающимися в основную дорожную развязку.
Мелкие торговцы в период застройки города облюбовали себе на окраине место, понастроили там хибар и пооткрывали ларьков. Здесь они сбывали свои товары строительным рабочим. И так уж получилось, что лачуги стали частью района. Не будь барачных поселков, объяснил мне Энжерс, базарной площади, конечно, не существовало бы, так как главным образом незаконно поселившиеся в в них люди торговали здесь своим нехитрым припасом. Высокая стоимость жизни заставляет обитателей многих районов покупать тут дешевые овощи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39