сильная рука подхватила его сзади под горло и резко выпрямила, вдавливая кадык в гортань и перекрывая кислород.
— Ни с места! — резко послышалось из-за спины, и ухо Сергея обдало чье-то теплое дыхание. — Мы из КГБ! Не дергайся, мудак, башку развалю!
Да, именно это ему кричали, неоднократно называя пугающую аббревиатуру, а теперь, вдобавок к страшному названию, в висок уперлось что-то твердое, холодное, пахнущее смертью. Но задыхающийся человек инстинктивно старается глотнуть воздух любой ценой, при этом другие опасности отходят на задний план.
Сергей резко согнулся, выпятив зад, как это делают девки в «Пентхаузе».
Одновременно схватил руку с пахнущим смертью предметом и бросил его обладателя через себя. Пистолет непонятно как очутился в его ладони.
— Все, валим!!
Раздались короткие щелчки, и несколько стволов бездонными черными зрачками глянули ему в лицо, заглянув в самую душу, в то глубоко потаенное место, где даже у самого смелого человека живет страх. Он отчетливо понял, что переступил некую черту и сейчас его по-настоящему убьют.
— На пол, сука, КГБ, стреляю!! — окрик был страшен и убедителен.
Курлов выпустил оружие и вслед за звякнувшим «пээмом» повалился лицом вниз на истоптанный бетон площадки. Сейчас он отчетливо понял, что действительно влип в очень скверную историю.
— Год и место рождения?
— Семьдесят первый, Тиходонск.
— Образование?
— Десять классов.
— Какую школу окончил, в каком году?
— Двадцать седьмую, в восемьдесят восьмом.
Сергей не знал, где находится. Везли его в машине с зашторенными стеклами, высадили в безликом внутреннем дворе, провели через подъезд черного хода, сквозь пустынный казенный вестибюль и, наконец, посадили в маленькой комнате с матовым окном, напротив молодого крепкого мужчины, заполняющего какую-то невиданную ранее анкету. Болело разбитое лицо, ныли ребра слева… Да и справа тоже.
Казалось, на всем теле не осталось ни одного неповрежденного участка.
— Адрес прописки и фактический?
— Магистральный, восемьдесят четыре, квартира тридцать два.
— Чем занимаешься?
— Учусь…
— Где ты учишься? Отвечай как положено!
Допрашивающий старался скрывать раздражение, но иногда срывался. Одетый в дешевый костюм конторского клерка, он как брат-близнец походил на человека, в которого Сергей угодил камнем. Правда, у того пиджак был сильно забрызган кровью, а обмотанная бинтами голова напоминала подушку. Придя в себя, он попытался взять реванш и, когда Курлова запихивали в машину, заехал несколько раз ему в живот, но пресс не пробил, а потом свои же и оттащили. Но вряд ли этим кончится, еще отыграется… А может, по-другому сделают: накрутят пару статей и посадят…
Сергей тяжело вздохнул, чувствуя, как отдалось в груди и пояснице.
— Университет, журфак, второй курс.
— Журналист, е-мое. Тебя, коня, в угольную тачку впрягать надо! В армии служил?
— Нет. Отсрочка по учебе. И потом — у нас военная кафедра…
— Ясно. Армия рабоче-крестьянская, пусть и служат в ней дети рабочих и крестьян… А ты будешь пьянствовать, с девочками гулять да органам госбезопасности палки в колеса ставить… Так?
— Да ничего я не ставил… Откуда я знал…
— Объяснять все будешь попозже — следователю, потом суду, потом другим зекам. А сейчас рассказывай: родители, родственники, друзья… Фамилии, адреса, места работы…
Через полчаса объемистый бланк был заполнен и допрашивающий вышел. Его место занял другой крепыш, тоже похожий на своего предшественника. Да что у них тут — близнец на близнеце? Присмотревшись, Курлов понял, в чем дело. Эффект похожести создавали стандартные костюмы, стандартные короткие прически, стандартные фигуры, одинаковые манеры держаться, ходить, говорить, уверенные, цепкие взгляды…
Новый крепыш бесцеремонно разглядывал задержанного, контролируя каждое его движение.
— А что теперь со мной будет? — спросил Сергей, хотя еще секунду назад не собирался этого делать. Но будничное упоминание о следователе, суде, а главное, «других зеках» всерьез обеспокоило. Ему вовсе не хотелось становиться одним из них.
Стандартизированный страж как будто не слышал вопроса.
— Что будет-то? — повторил Курлов. Голос прозвучал испуганно и жалко. Охранник чуть заметно улыбнулся. Сергей стал противен сам себе и замолчал, решив не унижаться, что бы с ним ни делали. Пусть хоть расстреляют!
Как раз в этот момент на втором этаже в кабинете начальника отдела контрразведки и решалась его судьба. Решалась она быстро и между делом, потому что никому не известный Сергей Курлов был случайной фигурой в операции «Капкан», никакого интереса он не представлял и являлся, грубо говоря, мусором, случайно попавшим в блестяще сработавший механизм оперативной комбинации. А от мусора надо избавляться.
Это понимали все и в первую очередь руководивший «Капканом» майор Смирнов.
Сегодня ночью его кабинет являлся штабом редкого для Тиходонска спецмероприятия, а он сам был мозгом, направляющим действия десятков оперативных сотрудников и сил поддерживающего персонала. В таких делах нельзя заранее предсказать, чем все закончится: в игре две стороны, и та, вторая, играет в полную силу, ибо слишком многое стоит на карте. Сколько раз тщательно подготовленные задержания заканчивались провалом!
То «объект» в последнюю минуту избавился от уликовых материалов, то в момент захвата проглотил «ампулу избавления», то заподозрил неладное и не вышел к тайнику… Но сегодня все прошло отлично, по сравнению с конечным результатом мелочи, о которых рассказывает Мамонтов, в счет не идут…
Пик напряжения остался позади, и пульс вошел в норму. Смирнов уже доложил генералу о срыве тайниковой закладки и о задержании с вешдоками агента иноразведки, подготовил шифротелеграмму в Москву и возбужденно расхаживал по просторному, хорошо обставленному кабинету. Сейчас он не думал о последствиях сегодняшнего успеха, а успех был немалым — в периферийных управлениях десятками лет не видят живого шпиона, не говоря уже о том, чтобы поймать его с поличным!
Начальник контрразведки несомненно заслужил боевой орден, внеочередное звание, вполне возможно — и более высокую должность. Но сейчас он просто быстро шагал от сейфа к окну и обратно, отходя от стресса и разгоняя скопившийся в крови адреналин.
— Если бы не этот бык, все прошло бы вообще по маслу! А так — у Дьякова голова пробита, наверняка сотрясение мозга, Зимину нос сломал, Тропарину — челюсть, Коливатова чуть без наследства не оставил…
Кроме хозяина, в кабинете находился старший лейтенант Мамонтов — в порванном на колене черном трико, со ссадиной на скуле, пахнущий разгоряченным телом, запредельной энергией и злостью. Он был возбужден не меньше Смирнова — в конце концов майор руководил из кабинета, а он непосредственно командовал группой захвата. Правда, в отличие от начальника, Мамонтов дал выход эмоциям и изрядно поизрасходовал свой адреналин, но все равно не мог усидеть в кресле и постоянно вскакивал, морщась от боли в поврежденной ноге.
— Да ты сиди, — начальник отдела в очередной раз махнул рукой, и старлей в очередной раз плюхнулся в кресло.
— А когда он Иванова через себя кинул и его пистолет схватил, я уже решил, что без трупа не обойдется… Еще бы полсекунды…
Мамонтов снова вскочил и нервно потер щеку.
— Или четверть… Еле сдержал палец! Еле-еле! Но он, видно, понял и лег…
Видно, почувствовал…
— Значит, повезло ему.
— И мне тоже… Обоим повезло…
— Да? — остро глянул майор. — Тогда и мне тоже… Все меньше отписываться!
Он нервно рассмеялся, но тут же оборвал смех.
— Сейчас передадим его милиции, пусть отвечает и за голову, и за челюсть, за все! Лет пять схлопочет! А ребят всех поощрим…
Смирнов подошел к подчиненному и отечески похлопал по плечу. Запах хорошего одеколона смешался с запахом боевого пота.
— И тебя я на капитана представлю. Завтра же! Молодец, твой Холмс отлично сработал! Выпиши ему премию — сто рублей… Нет, сто пятьдесят! Молодчина, догадался слепок с ключа снять, мало того, вычислил тайник! Присмотрись к нему хорошенько — закончит учебу, надо к нам брать, в кадры…
— Я уже об этом думал…
Дверь в кабинет открылась, и старлей прервался на полуслове.
— Разрешите, товарищ майор? — на пороге стоял сотрудник, опрашивавший Курлова несколько минут назад. — Я проверил задержанного по учетам…
Он взглянул на Мамонтова и замялся. Конспирации в этом учреждении придавалось большое значение. Каждый должен знать только то, что его касается.
— Говори, — кивнул майор.
— Он проходит как близкая связь Родиона Байдака. Кличка Фюрер. Лидер фашистов.
Смирнов вытянул губы трубочкой, будто выпускал сигаретный дым. Майор никогда не курил, и откуда у него взялась такая привычка, можно было только гадать.
— Вот так, значит, да? — задумчиво проговорил он, посмотрел на Мамонтова, потом подошел к окну. За стеклом яркие ртутные фонари освещали пустынный Магистральный проспект. Было около часу ночи.
— Это меняет дело, — Смирнов снова посмотрел на Мамонтова, сделал жест, который должен был означать: «Ничего не поделаешь — дело выше личных обид», и сел за свой стол.
— Тогда отдавай его идеологам, пусть берут на связь и используют по своей линии.
А если заупрямится — передать в милицию никогда не поздно. Вон Константин Иванович проследит, — шеф напоследок решил подсластить пилюлю.
Мамонтов потрогал ушибленную ногу.
— Это точно. Я очень тщательно прослежу…
* * *
— Имя, фамилия, год и место рождения?
Сергей ответил. Нехотя, будто преодолевая себя. У него сильно разболелась голова и заложило левое ухо. Больше всего на свете хотелось выпить стакан водки и лечь спать.
— Адрес? С кем проживаешь?
Действие пошло по второму кругу, будто заело иголку проигрывателя на заезженной пластинке.
— Образование? Род занятий? В армии служил?
Вопросы были те же самые, хотя задавал их другой человек. Он выпадал из принятого здесь стандарта: худощавый, сутулый, вытянутое треугольное лицо, застывшее в унылой фимасе.
«Капитан Агеев», — буркнул он, войдя в комнату, и тут же нацелился тускло блестящей ручкой в лист бумаги. Похоже, сам Курлов его совершенно не интересовал, интересовало только то, что он скажет.
— Значит, не захотел отдать Родине воинский долг? — капитан понимающе и скорбно покивал головой. — Пусть в рабоче-крестьянской армии служат дети рабочих и крестьян? Так, да?
«Натуральный Кафка, — подумал Сергей. Он не мог похвастать чрезмерной начитанностью, но „Замок“ входил в учебную программу. — А потом придет следующий и будет задавать те же вопросы и так же реагировать на них, потом еще один, и так без конца…»
— А почему не захотел послужить? — продолжал развивать тему капитан. У него были неопределенного цвета волосы и глаза, морщинистый лоб и большие, оттопыренные в верхней части уши. С одинаковым успехом ему можно было дать и тридцать два, и сорок четыре года. — Может, есть какие-то идейные соображения?
— Портянки нюхать не захотел. Это идея?
— Может быть, может быть… А в семье как относились к службе? Отец одобрил твое решение? Какова вообще идейная атмосфера в семье?
— Это наше сугубо внутреннее дело, — сказал Сергей. — Еще вопросы есть?
Он чувствовал, что кафкианская машина дознания медленно, но верно затягивает его в свое липкое, душное, отвратительно пахнущее нутро, и решил изменить тактику.
Если вести себя уверенно и грубо, они присмиреют. В конце концов, отец действительно не последний человек в городе. А он совершенно безвинно попал в дурацкую ситуацию и по ошибке поколотил этих оглоедов!
Капитан отодвинул лист бумаги. Оказывается, он не записал ни слова, лишь черкал ручкой для виду, каракули какие-то выводил. Сейчас Сергей рассмотрел, что это были не просто каракули, — на листке, распялив в стороны полные ноги, расположилась голая дама со стрижкой «каре». Кажется, она стимулировала себя пальцем.
— Пикассо, — сказал Сергей.
Капитан тяжело вздохнул.
— У тебя, парень, начинается полоса крупных неприятностей, — объявил он, пропустив реплику мимо ушей.
— Расстреляете, — дерзко предположил Сергей.
— Вряд ли. Хотя статья расстрельная, но не настолько ты влез в это дело… Лет восемь-десять получишь. Показательный процесс, радио, телевидение, статьи в газетах. И отец с работы вылетит.
— Какая расстрельная статья?! — вскинулся Курлов. — Чего на пушку берете!
— Обыкновенная, шестьдесят четвертая. Измена Родине в форме шпионажа. Я потому и расспрашиваю — как в семье с идеологией…
Лицо у капитана сделалось мягкое, жалостливое. Сергей заставил себя широко улыбнуться в ответ. Получилось не очень Натурально, потому что губы были разбиты в лапшу и над левым глазом наросло безобразное мясо.
— Не пудрите мне мозги, товарищ капитан, — сказал Сергей. — Какой шпионаж? Какая измена Родине? Я тихомирно гулял с подругой, она пошла пописать, а тут ваши и налетели из темноты… Маски бандитские, да и рожи не лучше. Откуда мы знаем — кто, откуда, зачем… Антонину хватать стали, на землю валить, я заступился. А что мне оставалось? Ну давайте я извинюсь перед ними! Только пусть и передо мной извинятся — все бебихи отбили…
— Тебе кричали «КГБ», — негромко перебил капитан. — Раз пять.
— Там много чего кричали, сплошной гвалт стоял. До меня и не дошло, я вижу — девку валят, платье задрано до подбородка… Будешь тут разбирать — чего кричат…
— А пистолет? — вкрадчиво спросил Агеев. — Зачем пистолет схватил?
— Да случайно вышло! Я его сразу и бросил!
— Получается, у тебя сплошные случайности.
— Получается, так, — буркнул Курлов.
— Только к нам случайно не попадают, — сочувственно сказал капитан. И снова сделал жалостливое лицо. — Ты это понимаешь?
Сергей понял одно — что его пугают. И ему действительно стало страшно. Откуда-то из-за стенки доносился тупой ритмичный звук и крики; возможно, там слушали рэп, возможно — кого-то избивали. Часы на руке капитана показывали шесть минут третьего ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10