— Отдайте ей корову!
Мужчины снова зашумели. Элленхарда хорошо понимала, что не дает им покоя: сейчас они отпустят «эту девчонку», а она потом будет рассказывать всем и каждому, как побила нескольких гирканских воинов, одного за другим. Как же! Никто не позволит ей уйти просто так.
Нет. Женщина должна быть побеждена. Иначе этим храбрым мужчинам не знать покоя до конца дней своих. В конце концов, они вообще могут позабыть все условия их договора — просто навалятся гуртом, скрутят ей руки… и доказывай потом что-то, кричи о «честном поединке»! Да кто же эдакой нелепице поверит!
Для того, чтобы предотвратить подобный поворот событий, и была предусмотрена вторая часть хитроумного замысла Элленхарды.
Неожиданно перед противниками появился второй всадник. Это был рослый, широкоплечий чернокожий воин в пыльной одежде. Его черные вьющиеся волосы выбивались из-под наполовину размотанного тюрбана, налитые кровью глаза горели яростным огнем, толстые губы были искусаны.
Он явно проделал долгий путь. Он был взбешен. Он кричал еще издалека, что должен догнать эту разбойницу и отомстить ей. Он умолял гирканцев оставить ее в живых — чтобы можно было поквитаться.
Ах, как любопытны бывают воины! Как жадно смотрели они за развитием событий! И все-то казалось им интересным и важным. Да, следует запомнить все увиденное, чтобы потом рассказывать и пересказывать: и как этот всадник настиг девчонку, и как угрожал ей, и как смотрела она на него ледяными глазами…
В конце концов, как и предвидела Элленхарда, мужчины сговорились между собой против женщины. По этому уговору незнакомец, если одолеет девчонку, забирает целых две коровы в знак вечной дружбы. Что до двух поражений, котррые Элленхарда успела нанести гирканцам — что ж, об этом ведь никто не узнает. А вздумай Элленхарда похваляться своими победами — так ей, пожалуй, и не поверят…
Может быть, кто-нибудь из следивших за третьим поединком Элленхарды и видел, что здесь все подстроено заранее: и премудрые финты и выпады из-под локтя, и ловкие ретирады, и быстрые атаки. Может быть. Во всяком случае, бой Тассилона с Элленхардой выглядел чрезвычайно эффектно.
И Тассилон, разумеется, победил.
Они оба, конечно, знали, что Тассилон победит. Более того: сама Элленхарда все это и придумала. Но как она побледнела, когда увидела острие его меча у себя под горлом! Какое бешенство засверкало в ее глазах! Теперь даже Тассилон усомнился — а было ли впрямь все это проделано но ее воле? Не оскорбил ли он ее, упаси Бэлит от такого несчастья?
Конечно, оскорбил! В углах ее рта закипела пена, когда она принялась шипеть:
— Ты был третьим, с кем я сегодня вышла на бой! Можешь похваляться своей победой над женщиной, которую двое твоих предшественников вымотали поединками и предоставили тебе усталой!
Тассилон отступил, не обращая внимания на злые выкрики Элленхарды.
— Я забираю коров, — обратился он к гирканцам.
— Ты это заслужил, — благодарно отозвался тот воин, что бился с Элленхардой вторым. Девчонка сущий демон. Кто знает, может быть, ей помогают духи… Или же вселился в ее юное тело какой-нибудь бесприютный демон, который и помог ей одержать те две победы?
— Просто она хороший боец, — сказал предусмотрительный Тассилон. — Говоря по правде, в молодецких забавах она давно превзошла своих братьев…
— Почему же ты гнался за ней? Грозил убить, а теперь защищаешь!
— Она украла у нас целое стадо… Тассилон рассказал замечательную историю о том, как Элленхарда подкралась к этому самому стаду, как выпустила из мешка целую стаю тушканчиков и принялась свистеть в деревянную дуделку и верещать нечеловеческим голосом, как пастухи вдруг оказались посреди целого моря этих самых тушканчиков и нешуточно перепугались: известно ведь, что Небесный Стрелок, громовержец, ненавидит мелких грызунов и, едва завидев, начинает метать в них огненные стрелы… в общем, люди разбежались, а Элленхарде только того и надобно: вылетела из темноты и погнала стадо прочь.
Стадо, конечно, вернули, но за оскорбление решили отплатить… Впрочем, не оскорбление и было — шалость.
Но шалость обидная…
Впрочем, не такая уж обидная…
В принципе, не след девице заниматься проказами, какие только молодцам пристойны, да и то в юном, нерассуждающем возрасте…
С другой стороны, чем девица хуже…
Слово за слово — восстановился мир, и вот уже Тассилон с Элленхардой, позабыв взаимные обиды, сидят у костра вместе с гирканцами, попивают кислое кобылье молоко и обмениваются новостями и сплетнями.
Хорошо в степи…

* * *
Здешнего вождя звали Салимбеном. Был он молод, красив и удачлив. Правду говорят, нрав вождя и его удача всегда сказываются на судьбе целого народа. Вот и гирканцы, встреченные на берегу озера Вилайет, при более близком знакомстве показались пришельцам людьми приветливыми и смешливыми, с короткой памятью на неудачи.
А что молол вождь этих кочевников — так на то существуют советчики. В наследство от отца достался Салимбену умудренный годами Трифельс. Как тень, всегда за плечом молодого вождя старый советник.
Салимбен еще не отыграл свое, не насытился молодостью. Приветливо встретил своих людей и незнакомцев, которых те привели. Разговаривая с вождем, Элленхарда назвала своих предков до шестнадцатого колена и о каждом рассказала что-нибудь важное: перечислила их победы, назвала имена покоренных врагов; она знала и прозванья их жен, и число юрт, бывших в их становищах. Салимбен слушал, благосклонно улыбаясь, а под конец молвил так:
— Клянусь Четырьмя Ветрами и их небесными конями, красавица, следовало усадить тебя не на женской, а на мужской половине, чтобы над головою у тебя висели мечи и колчаны, а не бурдюки да платья! Ты, как я погляжу, и сама могла бы сделаться славным вождем для своего народа!
Элленхарда бесстрастно смотрела на него немигающими глазами.
— Благодарю тебя за приветственное слово! Тассилон все это время молчал. Широко махнув рукой, Салимбен молвил:
— Будьте же вы оба моими гостями. — И обратясь к служанкам, добавил: — А с этой госпожой обходитесь так, словно она — воин!
девушки переглянулись и прыснули, никакой почтительности! Слишком молод повелитель, слишком беспечен. Наверняка успел уже удостоить каждую из этих девчонок своей ласки… что, впрочем, никак не может считаться предосудительным.
Бурдюк с дурманящим молочным напитком переходил из рук в руки, голова уже туманилась и становилась тяжелой, когда Тассилон встретился глазами с Трифельсом — советником молодого вождя.
Трифельс не был пьян. Он смотрел на гостей холодно, изучающе. Тассилон почувствовал, как в животе у него растет кусок льда. Старик что-то заподозрил…
А Трифельс как ни в чем не бывало протянул Тассилону кусок мяса:
— Попробуй вот это, — предложил он.
Тассилон взял. Мясо было жестким, круто посоленным, нашпигованным чесноком и еще какими-то резко пахнущими пряностями.
Трифельс поднялся и на нетвердых ногах направился к выходу из юрты. Вслед ему полетели смешливые замечания, однако старый советник не обратил на это никакого внимания.
Помедлив, Тассилон последовал за ним.
Ночь была холодной, над головой ярко горели крупные звезды. Трифельс ждал, смутно выделяясь в темноте.
— Твоя подруга складно говорила сегодня перед нами, — бесцеремонно заговорил старик.
— Она не подруга мне, — ответил Тассилон, — а госпожа и жена моя.
— Я так и понял, — кивнул Трифельс. Он задрал голову к небесам и вздохнул. — Ох, великие боги! Когда же у людей откроются глаза, чтобы они могли замечать очевидное!
— У иных — никогда! — огрызнулся Тассилон. — Иначе ты заметил бы нечто вполне очевидное: ни я, ни моя супруга ничего дурного против твоего народа не замышляем!
Трифельс вдруг рассмеялся.
— А это я, представь себе, как раз и заметил! И то, что она говорила о своих предках, — тоже правда. Кое-что из рассказанного ею я слыхал и прежде… Да, она знатного рода… Но как же вышло, что столь высокородная и прекрасная госпожа путешествует одна?
— Со мной, — напомнил Тассилон. Трифельс смерил его глазами.
— Ты согреваешь ее по ночам и кормишь днем, — сказал старый советник двух вождей, умершего и ныне здравствующего. — Но это еще не означает, что она не одна… Кто выдумал всю эту историю с коровами?
— Она…
Тоска вдруг охватила Тассилона. Неужели старик прав?!
Может быть, Элленхарде и впрямь не нужен спутник-мужчина? Согревать ее по ночам, кормить днем…
Что ж, в конце концов, пусть так. Ему для счастья, кажется, большего и не нужно. Трифельс призадумался.
— Я присматриваю жену моему вождю, — пояснил он. — Твоя спутница вполне подошла бы ему…
— Нет! — вскрикнул Тассилон. Трифельс удивленно поднял брови.
— Почему же нет? Знатное происхождение, умение держать себя, красота… Лучшей жены не сыскать. Я знаю, на кого заглядывается Салимбен, — на дочь нашего соседа, да только этот брак мне не по душе.
— Почему?
— Потому что красота иной раз оборачивается проклятием. Не один мой вождь мечтает об этой девушке. Может начаться война, а нет ничего хуже войны между соседями. Если то, что я слышал о племени Элленхарды, — правда, то тебе это тоже должно быть известно. Не оттого ли и шрамы на ее щеках?
— Я не отдам, — хрипло проговорил Тассилон. — Я не отдам тебе мою Элленхарду.
Трифельс еще раз вздохнул.
— Боюсь, мой вождь и сам ее не захочет… Тассилон схватил Трифельса за полу халата.
— Прошу тебя, позволь нам уйти! Мы не станем тревожить ни тебя, ни твой народ! Дай нам одну корову вместо двух обещанных — и позволь уйти! Клянусь, ты никогда больше о нас не услышишь!
Старый советник опустился на землю, скрестив ноги, и жестом пригласил Тассилона последовать его примеру.
— Вот что я скажу тебе, — заговорил он спокойно. — Вы можете уйти, и мы позабудем о вашем существовании, но ответь мне наконец правду: от кого вы бежите?
— От злой судьбы… — нелепо ответил Тассилон.
Старик с досадой ударил кулаком по земле.
— Послушай меня! Сегодня ты показал мне все краски лжи, от белоснежной, когда ложь рядится в одежды правды, до самой черной, когда ложь обнажена и сверкает своей опаленной шкурой! Если я начну доискиваться, где ты не солгал, то не закончу и до самого своего смертного часа! Отвечай — или клянусь богами, я выпущу тебе кишки!
Тут Тассилон с удивлением обнаружил, что Трифельс готов привести свою угрозу в исполнение: в руке он держал длинный кинжал, и острие этого самого кинжала было направлено как раз Тассилону в живот.
— Хорошо, — пробормотал он, — какую правду ты хочешь?
— У правды только один цвет, — отозвался старик. — Отвечай: почему вы скитаетесь по степи, точно безродные бродяги?

Глава четвертая
ВОЗВРАЩЕНИЕ «ГРИФА»

В своей полной приключений жизни Конан предпочитал путешествовать в одиночку. Спутники — за редким исключением — его обременяли. И давно уже не случалось ему обзавестись таким компаньоном, который не просто отягощал бы ему дорогу, но стал самой настоящей головной болью. Расколдованный принц Бертен упорно продолжал считать себя грифом и держался соответственно.
Конан отказался наконец от идеи объяснить парию, кто он такой. Пустая трата времени, как выяснилось. Поэтому киммериец перестал с ним разговаривать и просто тащил его за собой, безмолвно (а иногда и вслух) проклиная глупость самонадеянного юнца. Сунулся, не подумав, в логово Велизария! Знал ведь о колдуне…
Велизарий, конечно, хитер. Распустил слухи о подчиненном ему маге, а сам упорно сохранял личину обычного воина. Ну, может быть, достаточно свирепого, беспощадного к побежденным, но все-таки вполне земного человека, которого возможно одолеть храбростью и силой. А оказалось — вот что… Разве мага одолеешь обычной храбростью? Тут нужно нечто большее.
Как раз по плечу таким героям, как киммериец Конан. Но уж никак не всяким Бертенам из Хоарезма. Глупо влип мальчишка.
Конан тащил с собой принца на веревке, потому что добровольно «гриф» идти отказывался. То и дело он останавливался, топтался на месте, тянул шею и бил себя по бокам руками в тщетных попытках взлететь. Конан, бранясь, дергал его за веревку и несколько раз ронял таким образом в пыль.
Клокоча и ворча: «сон, сон, сон…», Бертен следовал за своим освободителем.
Когда впереди на дороге показалось небольшое облако пыли, Конан плюнул в сердцах: еще какие-то люди! Надо бы поскорее миновать их…
Но миновать путников не удалось. Еще издалека Конан узнал нескольких человек из замка Велизария.
Воин с раскосыми глазами — несомненно, гирканец, лучник, — его киммериец приметил еще с первого раза, когда наблюдал за замком. При нем здоровенный верзила, северянин — может быть, из Асгарда, — наверняка приятель и соратник. Киммерийцу не раз доводилось видеть, как сходятся между собой противоположности. Ему и самому не раз доводилось водить дружбу с людьми, совершенно на него не похожими: с кхитайцами, теми же гирканцами.
И чем больше размышлял Конан об этих двух воинах, тем меньше нравилась ему мысль о возможной схватке с ними. Будь Конан один, без обременяющей его нагрузки в лице сумасшедшего принца, — тогда еще можно было бы попытаться. Но с Бертеном на шее…
Третий путник оказался женщиной. Конан не стал придавать ей большого значения — даже с этого расстояния он видел, что она — не воин, просто подруга одного из солдат. Вероятно, северянина, он все-таки симпатичнее.
Те, на телеге, тоже заметили всадника. Гирканец потянулся за луком, северянин только плечами повел — он в любое мгновение мог выхватить свой огромный меч. Конан пустил лошадь рысью и догнал телегу.
— Привет вам, — сказал он, сверкая белозубой улыбкой.
«Гриф», почуяв знакомый запах велизариева замка, забеспокоился, закрутил головой, затоптался на месте и испустил несколько пронзительных криков.
— И тебе привет, — отозвался гирканец.
Конан мгновенно понял свою ошибку: гирканец в этой парочке старший, и женщина, конечно же, принадлежит ему. Не может женщина принадлежать не старшему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38