После этого девочку увели из палаты, а через час мать скончалась. Было ей всего тридцать лет. «Отец сказал, что она умерла, – вспоминает Мадонна, – но я все равно ждала, что она вернется, и мы никогда об этом не говорили… Я только раз видела, как плачет отец». Впоследствии Мадонна пришла к выводу, что развитию смертельной болезни могла способствовать работа матери на рентгеновской установке. Элси Фортин вспоминает, что ее дочь Мадонна была «красивой девушкой. Все ее любили. Они с Тони хорошо жили. По-моему, они никогда не ссорились».
После смерти матери в семье осталась только одна Мадонна, и она решила не давать никому забыть об этом, в первую очередь отцу. «Как и все девчонки, я любила отца и не хотела его терять. Я потеряла мать, но я и наследовала матери: отец будет моим». Зависимость Мадонны от отца находилась на грани наваждения. Она по-прежнему требовала к себе больше внимания, чем любой другой из детей Чикконе, и по ночам заползала в кровать к отцу, трясясь от страха. Только после этого она засыпала, освободившись от навязчивого кошмара, в котором кто-то приходит ее убивать. «Я засыпала, – объясняла позднее она в документальном фильме „Правда или вызов“ ('Truth or dare'), снятом в 1991 году, – после того, как он маня трахал. Шутка». Мадонна не собиралась делить привязанности отца ни с кем – даже с братьями и сестрами. "Я все время повторяла: «Если ты умрешь, я лягу к тебе в гроб и пусть нас закопают», на что отец отвечал: «Не говори так. Это просто отвратительно».
Увещеваний отца было мало, чтобы удержать Мадонну от мыслей о смерти. Она на два года впала в ипохондрию, убедив себя в том, что у нее как у матери, рак. Дом стал для нее убежищем. Стоило ей на минуту куда-нибудь выйти из дома, кроме как в школу и в церковь, и ее тут же охватывал ужас, начиналась рвота. Как она позже заметила, «было – хуже некуда». Отец по-прежнему оставался для нее единственным смыслом существования. Чтобы сохранить привязанность Папочки, Мадонна научилась использовать всякие женские штучки. «Я знала, как обвести его вокруг пальца. Я знала, как добиться своего, не говоря ему: „Нет, этого я делать не буду“, и вовсю пользовалась своими возможностями». Одним из способов было забраться к отцу на колени и кокетничать с ним напропалую. «Я заигрывала со всеми: с дядями, с дедом, с отцом – со всеми. Я всегда осознавала свою женскую привлекательность».
Успехи в учении открывали ей еще один путь к отцовскому сердцу. Воспитательница Мадонны из детского сада прихода церкви св. Фредерика, Джозефина Энн Карпентер, сделала на ее личном деле пометку для учительницы первого класса сестры Нормы: «12.01.63. Умерла мать. Нуждается в повышенном внимании и любви». Судя по успехам девочки в учебе, сестре Норме не о чем было беспокоиться. Тони Чикконе выдавал детям по полдоллара за каждую отличную оценку в табеле. Мадонна всегда получала больше всех. «В нашей семье был силен дух соревнования, а я всегда стремилась завладеть вниманием отца и поэтому изо всех сил старалась лучше учиться. Я была круглой отличницей, и за это все меня ненавидели. Япросто старалась быть для отца единственным светом в окошке. Думаю, все в семье это прекрасно понимали. И я вроде как выделялась среди них». В значительной мере Мадонна делала это умышленно. «Она была действительно хорошенькой, – вспоминает бабушка Элси Фортин, – и до чего же нравилось привлекать внимание! Ей нравилось, когда в семье на нее обращают внимание, и она обычно этого добивалась. Я всегда жалела Паулу. Бывало скажет кто-нибудь: „Какая Мадонна хорошенькая!“ А Паула стоит тут же рядом».
Возможно, именно из-за стремления выделиться Мадонна росла, «не чувствуя особой привязанности ни к кому из домашних, чужаком в родном доме». Сильная и агрессивная Паула стала девчонкой-сорванцом, может быть, в ответ на то, что сестре удалось завладеть вниманием отца. Поэтому Паула объединилась с братьями, чтобы, по словам Мадонны, «мучить» ее. Одна из их излюбленных штучек заключалась в следующем: добывали бельевые прищепки и вешали щупленькую Мадонну за трусики на веревки в заднем дворе. «Или еще: раскладывали меня на земле и плевали мне в рот», – вспоминает она. Но Мадонна была не из тех, кто позволяет над собой безнаказанно издеваться. Она стала семейной ябедой и постоянно стучала на своих братьев и сестер. «Я была неженкой, – заявила она, – но я была шумной неженкой». Уже тогда, если мне что не нравилось, я доводила это до всеобщего сведения". Ближайшей подругой Мадонны в Понтиаке была Мойра Макфарлин, Мать которой Ванда была лучшей подругой Мадонны Чикконе. Макфарлины жили по соседству, через два дома. Девочки часто устраивали на заднем дворе представления, собирая с терпеливых соседей по десять центов за вход. Одним из любимых нарядов было свадебное платье, которое они извлекали из шкафа Ванды. «Мы ссорились, кому быть звездой представления», – вспоминает Мойра. Со смертью матери Мадонна, как вспоминает Макфарлин, очень изменилась. «Я помню, как ей было плохо, когда умерла ее мать, – рассказывает Мойра, – но, наверное, поэтому она и стала сильнее, ведь для нее это был тяжелый удар. Она, вероятно, не добилась бы того, чего добилась, если бы не смерть мамы». Мадонна с этом согласна: «После смерти матери я чувствовала себя особенно одинокой, мне жутко чего-то хотелось. Ощущение пустоты не давало мне успокоиться, все время куда-то гнало»
После кончины жены Тони Чикконе за три года сменил несколько домохозяек: ни одна не смогла вынести неисправных детей Чикконе. Наконец в 1966 году он нанял блондинку атлетического телосложения Джоан Густафсон, чтобы та попробовала управиться с его отпрысками. Шесть месяцев спустя он женился на ней. Мадонна, переставшая быть у Папочки одной-единственной, была убита. Она льнула к нему все три года после безвременной смерти матери, а теперь ее вытеснила чуть ли не посторонняя женщина. «Отец заставлял нас называть ее „мамочкой“, – вспоминает Мадонна, -а я не могла, не хотела так ее называть». В девять лет она внезапно обнаружила, что на нее легло бремя воспитания младших сестер и брата. «Необходимость заниматься воспитанием младших сестер не вызывала у меня такого протеста, как то, что у меня больше нет мамы и что разбиты мои идеальные представления о нашей семье». Да и Джоан, по словам Мадонны, была не готова иметь дело с «кучей детей, которые совсем не желали признавать ее власть. Всем было тяжело, все обижались и возмущались».
Разница между матерью Мадонны и Джоан бросалась в глаза каждому, кто знал обеих. Даже во время болезненного и изматывающего курса химиотерапии Мадонна Чикконе «всегда улыбалась», как рассказывает отец Мойры Патрик Макфарлин: «Если надо было оставить у нее в доме детишек, то с этим никогда не возникало проблем». Джоан он считает «более педантичной, но ей приходилось много работать, чтобы дети были ухоженными. Мы всегда шутили, что Тони женился на святых». Маленькая Мадонна таким пониманием не отличалась. Она чувствовала себя преданной, брошенной отцом и замкнулась в себе. «Вот тогда я сказала: ну и ладно, никто мне не нужен, – позже признавалась она. Больше никому не позволю разбить мне сердце. Не собираюсь я больше от кого-то зависеть. Я могу сама со всем справиться, быть самостоятельной и никому не принадлежать». Последующие двадцать пять лет Мадонна держала данное себе обещание. Если сердца должны разбиваться, то пусть это будут чужие сердца. А разбивать их будет она.

Глава 3

«Самым жестоким временем в моей жизни были подростковые годы».
Пока Мадонна привыкала к новым внутрисемейным обстоятельствам, Чикконе переселились в Рочестер, штат Мичиган, тем самым повысив свой общественный престиж. Это был процветающий городок неподалеку от богатого пригорода Детройта Блумфилд-Хиллз. К 1990-м годам Рочестер станет растущим конгломератом с весьма фешенебельной застройкой с преобладанием особнячков в различных стилях, от кирпичных георгианских домиков с колоннами образца первой половины 19 века, со сверкающими деловыми кварталами, торговыми улицами, площадками для гольфа – и все это в окружении покатых холмов и обширных сельскохозяйственных угодий. Впрочем, в середине 60-х годов, когда туда переехали Чикконе, Рочестер еще не потерял очарования маленького городка. Все улицы одного из старейших в Рочестере жилого района, в котором они поселились, носили имена штатов. Дом Чикконе находился в квартале, образованном пересечением Оклахома-стрит и Техас-стрит. Это был двухэтажный дом из кирпича и дерева с зелеными ставнями, голубой входной дверью, редкий изгородью и тележным колесом на газоне. Вряд ли это были те нищие улицы, которые, как в последствии заявила Мадонна, сформировали ее несгибаемый характер. Сегодня дом по Оклахома-стрит 2036 имеет примерно тот же вид, что и во времена ее детства: те же детские вырезки на окнах, те же качели в саду. Только в 1991 году все это принадлежит детскому саду, который в семейном доме Чикконе содержит мачеха Мадонны Джоан. Ну а если вернуться к концу 60-х-началу 70-хгодов, мы увидим, что дети Чикконе продолжали жить по заведенному ранее порядку: c восходом солнца надевали школьную форму и отправлялись в церковь на молитву. Только теперь уже не требовался автобус, чтобы из церкви добраться в школу. Церковь Сент-Эндрю – модернистское сооружение с парящей, крытой медью крышей, напоминающей крыло чайки, – располагалась через автостоянку от одноэтажной кирпичной церковной школы, похожей на бункер. «То было идеальное место для воспитания молодого поколения, – говорит один из соседей. О преступлениях тут, можно сказать, и не знали: дома не запирались. В таком месте Кливеры бы чувствовали себя как дома. Конечно, в это же время в Детройте бушевали рассовые волнения, но с равным успехом они могли происходить на другой планете. Большой мир не имел к нам касательства». Идиллистическая обстановка для беззаботного детства? Как и ее ровесники, Мадонна каталась на велосипеде по усыпанным гравием дорожкам своего квартала и часами просиживала за такими не слишком серьезными играми, как «Монополия» и «Загадка». Но чем больше ей приходилось заниматься младшими братьями и сестрами, тем сильнее росли ее злость и обида. Вполне объяснимо и то, что с появлением на свет Дженифер и Марио – сводных сестры и брата – углубились ее чувство горечи и осознание самой себя как главной жертвы в семейной мелодраме Чикконе. Мадонне приходилось стирать пеленки и сидеть с детьми, и она постепенно начала считать себя эдакой современной Золушкой, а Джоан – злой мачехой. «Мне, должна я сказать, было обидно– подружки гуляли и веселились, а на меня навесили взрослые обязанности. Именно тогда, наверное, у меня появилось желание заняться чем-то другим и разделаться со всем этим». Она и вправду «спала и видела, как бы удрать».
Справедливости ради нужно сказать, что не меньшую роль в судьбе Мадонны почти наверняка сыграл помешанный на работе отец. Тони Чикконе считал, что праздно проведенное время – убитое время, что каждая минута бодрствования должна быть заполнена учебой, работой по дому или молитвой. Телевизор был под запретом. «Пока мы не подросли, жизнь у нас была очень строго регламентирована, – говорит Мадонна. – Отец не любил, чтобы мы сидели без дела. Если нам на надо было готовить уроки, он находил для нас какую-нибудь работу по дому. Он считал, что мы всегда должны быть при деле и толково использовать время. В этом он был очень тверд. Требование „держать дух и тело в постоянной готовности“, – признается Мадонна, – определенно повлияло на мой образ жизни, когда я выросла».
Особым пристрастием к музыке семья Чикконе не отличалась, но тем не менее каждый из детей по настоянию Тони выбрал себе какой-нибудь инструмент и ежедневно занимался музыкой. Мадонна брала уроки на фортепиано, но «терпеть их не могла». В конце концов она уговорила отца отдать ее в местную театральную студию" одно из таких заведений, где учат балету, джазовым танцам, чечетке и работе с капельмейстерским жезлом". Здесь Мадонна преуспевала. Особенно возмущало Мадонну желание родителей, чтобы она ничем не отличалась от остальных. Когда, например, ей не надо было надевать мрачную школьную форму, она носила такие же, как у сестер, платья, сшитые мачехой из ткани, купленной в недорогом универмаге. «В сестрах я больше всего ненавидела одинаковые платья, которые мачеха упорно нам покупала, – вспоминает она. – Я шла на все, чтобы не быть на них похожей». Для этого она вплетала ленты в свои достигавшие до плеч темные волосы, носила носки кричащих расцветок и умопомрачительные розовые свитера – одним словом, все, что, на ее взгляд, позволяло ей выделиться из толпы. Однажды на Пасху Мадонна ехала вместе со всем семейством на машине в церковь и беспрерывно ныла насчет ядовито-зеленых одежд, в которые заставили облачиться ее и сестер. «Я что-то бормотала, – вспоминает Мадонна в журнале „Роллинг Стоун“, -…и мачеха мне врезала». Ядовито-зеленое платье было закапано кровью." В детстве у меня часто шла кровь из носа… Но хоть мне и было больно, я ликовала. Во-первых, мне больше не придется носить это платье, во-вторых, не надо было идти в церковь". Мадонна присоединилась к скаутскому отряду « Домовые» («Я съела у них все печенье»), а потом переметнулась к «Девушкам лагерного костра», потому что «форма у них была поприличней». Но большинство своих наградных значков она заработала на спортплощадке. Под школьной форменной юбкой она носила панталончики яркого цвета и большинство перемен болталась вверх тормашками на перекладине в окружении подглядывавших девятилетних мальчишек. В конце концов она бросила «Девушек лагерного костра» после того, как ее застукали на попытке установить контакты с отрядом бойскаутов." Я отправилась с мальчишками в поход, – признается она, – и нажила неприятности. В результате мачеха надавала мне пощечин". Тони Чикконе не давал воли гневу на неприличное поведение дочери – до концерта детской самодеятельности в приходской школе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46