Зарид знала эти слова наизусть, как и все Перегрины.

Когда в черном сольются и белый, и красный,
Когда черное с золотом станет одним,
А единственный с красным союз заключит,
Тогда ты узнаешь…

Это была знаменитая загадка, над которой бились несколько поколений Говардов и Перегринов, еще задолго до того, как вспыхнула вражда между семьями. Но никому не посчастливилось пролить свет на таинственный смысл этих строк. Сама Зарид, когда была поменьше, долгие ночи проводила без сна, пытаясь найти ключ к разгадке. Порой ей представлялось, что если удастся расшифровать эту белиберду, это поможет родным избежать гибели. Но шли годы, у Зарид на глазах один за другим умирали братья, отец, мать, и Зарид стала просто одержима идеей решить эту загадку. Ей казалось, что миссия спасения семьи возложена именно на ее хрупкие плечи. Может, того, чего братья не могли сделать с оружием в руках, ей удастся достичь иным способом.
Стиснув лист бумаги в руке, Зарид выскочила из комнаты. За ее спиной дверь сама собой закрылась, и слышно было, как щелкнул замок. Зарид не хотелось думать о том, как это могло получиться.
– Это ветер, – прошептала она и помчалась по коридору подальше от этого обиталища потусторонних сил.
Неспроста все это. Наверное, от того, получится ли у нее разгадать эту головоломку, зависят перемены в ее судьбе. Может статься, она сможет снова завоевать любовь мужа.

Глава 16

Тирль с хрустом откусил от яблока, поглядывая на длинную вереницу слуг своего брата. Хотя, вероятно, теперь ему следует считать их своими слугами, поскольку брат вот-вот испустит дух. Тирль знал, что должен чувствовать боль утраты от предстоящей кончины близкого человека, но не мог же он скорбеть против своей воли. Он был уверен в том, что брат пал жертвой собственной ненависти. Даже на смертном одре Оливер Говард только и твердил о том, как ненавидит Перегринов.
– Они сразу же попытаются наложить лапу на все, что досталось мне с таким трудом, – хрипел Оливер днем и ночью. – Тебе понадобится много сил, чтобы выстоять в борьбе с ними. Не подпускай их ни на шаг к тому, чем мы владеем, ведь я уже никогда не смогу позаботиться о том, чтобы они держались подальше от нашего добра.
В ответ на это Тирль предпочитал помалкивать. Такое впечатление, что все на свете сговорились считать его рохлей. Собственный брат не слишком уверен в его способности должным образом управлять имением Говардов. А уж Перегрины всегда потешались над ею мягкотелостью. Даже собственная жена…
Нет, эту мысль не стой г дальше развивать. Вот уже в течение трех месяцев, которые прошли с тех пор, как он покинул дом Перегринов, он предпринимал титанические усилия, чтобы выбросить из головы женщину, на которой имел глупость жениться. Несколько недель он провалялся в постели. Сильный жар и страшная боль во всем геле – результат побоев, нанесенных ему Перегринами без всякой причины, – едва не свели его в могилу.
В тот день, три месяца назад, сразу после того, как его подвергли таким жестоким пыткам, во время невыносимо долгой, мучительной скачки обратно в замок, образ жены неотступно преследовал его. Ему хотелось верить, что ее до глубины души возмутило то, как надругались над ним ее братья. Он знал, что временами она не доверяла ему, временами его не понимала, но был уверен в том, что она успела его узнать достаточно хорошо, чтобы унизительное обвинение в похищении ребенка показалось ей лживым и нелепым. Ее никто не сможет убедить в том, что он пал так низко.
Но когда он наконец добрался до места, спешился и заглянул в глаза Зарид, то у него не осталось даже тени сомнения – она поверила всем этим злобным наветам. Поверила, и стала одним из его обвинителей. Она жила с ним под одной крышей, проводила с ним вместе большую часть времени, но при этом знала его так плохо, что считала способным на гнусное преступление. Она думала, что он женился на ней только затем, чтобы еще сильнее раздуть пламя вражды между двумя семьями. В ее глазах он прочел, что ненависть заглушила в ее сердце ту любовь, которую она начала питать к нему.
Шло время, но Тирль, терзаемый и физической болью, и душевной, не забывал обиды, нанесенной ему Перегринами, и не прощал ее. Он бросился на выручку к ребенку, когда увидел, что на него собираются напасть, просто повинуясь какому-то неосознанному порыву. Этот поступок обернулся для него большими неприятностями, но в конечном счете, как позже догадался Тирль, спас ему жизнь. Тогда он действовал инстинктивно, не колеблясь и не задумываясь о том, что Перегрины так же отвратительны ему, как тем – Говарды.
Он отвечал на вопросы Лианы только потому, что впервые видел Перегрина, чье лицо не было перекошено злобой. Он видел, как она бросилась между ним и своим мужем.
А Зарид выступила вперед много позже, уже после того, как его невиновность была полностью доказана. Она заявила, что готова вернуться к нему. Да, теперь, когда он оправдан, когда выяснилось, что он не тот злодей, каким его выставляли, она готова была броситься ему на шею. Но теперь ему это не нужно. Она не верила в него, когда ей достаточно было только взглянуть на него, чтобы понять: он невиновен; она не верила, когда он говорил, что любит ее. Зато с готовностью поддержала наговоры своих братьев и разделила их ненависть. И во имя этой ненависти предала их любовь.
Тирль нашел в себе силы сесть на лошадь и продержаться в седле достаточно долго, пока не добрался до лагеря людей своего брата. Они доставили его домой в телеге, в полубессознательном состоянии, а там жена Оливера, Жанна, нянчилась с ним до тех пор, пока окончательно не выходила.
Хотя он чувствовал, что еще не полностью выздоровел. Ему нужны были для восстановления сил теплые солнечные лучи, свежий воздух, физические упражнения и еды побольше, потому что за время болезни он здорово похудел. Жанна уверяла, что всего через пару недель он будет как новенький. Но Тирль-то знал, что от пережитого потрясения, ему не оправиться никогда. Рана, которая осталась в душе, не заживет. И как же его, болвана, угораздило влюбиться в эту девчонку. И как можно было быть таким наивным глупцом, чтобы жениться на ней. Он надеялся, что любовь для нее имеет большее значение, чем ненависть. Боже, как он ошибался. В этой схватке ненависть одержала легкую победу, а любовь потерпела сокрушительное поражение.
Вот о чем он думал, привалившись к стене и нежась в лучах ласкового солнышка. И вдруг что-то знакомое почудилось в облике одного из прислужников брата; в том, как он орудовал шпагой, было нечто необычное. Этот подросток, как видно, не отличался особой силой, но был ловким и проворным малым. Это позволяло ему удачно парировать большинство нацеленных на него выпадов.
Внезапно Тирль выпрямился. Теперь он понял, что его насторожило. Никакой это не мальчик Это его собственная жена!
Его первым импульсивным желанием было повалить ее на землю и хорошенько оттаскать за волосы. Потом он оказался во власти другого желания – оставить все как есть. Но если кто-то из свиты дознается, что в их ряды затесалась девчонка – младшее отродье Перегринов, ей несдобровать Достаточно одного слова Оливера – и ее сразу же прикол ча:.
Он снова прислонился спиной к стене. Как ей удалось пробраться в замок Говардов? И как удалось так долго сохранять в тайне свой пол" Ведь ей приходилось жить в мужском обществе, и, вполне вероятно, спать в одной постели с юношами.
И снова он с трудом подавил в себе порыв отдубасить ее как следует. Черт бы побрал ее и все ее проклятое семейство!
Он наблюдал, как Зарид уворачивалась от клинков своих противников. Но были моменты, когда ей угрожала реальная опасность, и тогда сердце Тирля уходило в пятки. Когда один из юношей сильным ударом выбил шпагу из ее рук, да так, что оружие отлетело далеко в сторону, Тирль уже почти готов был вмешаться, но все же огромным усилием воли заставил себя сидеть спокойно. Он с отвращением посмотрел на яблоко, которое сжимал в кулаке: от избытка эмоций он расплющил плод в лепешку.
Тем временем Зарид уклонилась от удара и побежала поднимать шпагу. Наклонившись, чтобы подхватить оружие, она исподлобья взглянула на Тирля и лукаво улыбнулась. Да она прекрасно знала, что он наблюдает за ней, и от ее внимания не укрылось, какое впечатление произвело на него ее появление.
Тирль резко отвернулся. Еще не хватало, чтобы она вообразила, будто он за нее волнуется. Он даже не помышлял о том, чтобы беспокоиться. Много чести. Ему совершенно наплевать, что может произойти с ней или с любым другим членом ее семейки.
Но звон стали за спиной заставил его немедленно обернуться. Оказалось, что мальчишка поверг Зарид на землю и приставил острие шпаги к ее горлу. На его губах играла торжествующая улыбка, как будто он собирался сейчас же проткнуть своего соперника насквозь.
Этого Тирль уже не мог вынести. В мгновение ока он вскочил на ноги, подлетел к мальчишке и, встряхнув его основательно, оторвал от Зарид. А потом сделал ему знак убраться прочь.
Зарид все еще лежала на земле и, глядя на Тирля снизу вверх, улыбалась.
– Я вижу, ты уже совсем поправился, – мягко сказала она.
– Вопреки стараниям твоих родственничков, – буркнул он, не отрывая от нее взгляда, пытаясь пробудить в себе воспоминания о ярости, которая бушевала в сердце, когда он покидал замок Перегринов, об оскорблении, которое нанесла ему она, его жена. Но сейчас он был в состоянии думать только о том, как она хороша. В эту минуту для него больше не существовало никого и ничего. Он заметил, что в пылу борьбы она испачкала щеку.
– Я здесь для того, чтобы остаться с тобой навсегда. – Зарид смотрела на него, и в ее глазах светилась безмерная любовь. – Я так скучала по тебе. Я.., я не могу без тебя жить.
С его языка уже было готово сорваться, что он тоже безумно тосковал. Тосковал по ее смеху, по ее любознательности. Ему не хватало ее жизнерадостности и непосредственности. Он бы все отдал за то, чтобы она была с ним рядом, когда он боролся с недугом. Он хотел бы, чтобы она постоянно твердила ему, что, не будь он таким слабаком и неженкой, он давно бы уже поднялся на ноги. Из Жанны получилась отменная сиделка, она вообще была славная женщина, но Оливер много лет тому назад сломил ее дух. Поэтому косвенной причиной того, что его выздоровление несколько затянулось, можно считать унылую обстановку, в которой оно протекало.
– Меня это совершенно не касается, – вместо этого сказал Тирль с изрядной долей высокомерия.
Зарид продолжала улыбаться.
Как же люди могут быть настолько слепы, чтобы не распознать в ней женщину с первого же взгляда. Он задавал себе этот вопрос по меньшей мере тысячу раз. Она ведь прямо-таки лучилась женственностью.
Зарид начала было подниматься, но он наступил ногой ей на грудь.
– Мне стоит только довести до сведения брата, кто ты на самом деле, и твоя песенка спета, – сказал он проникновенно.
Она потянулась к его лодыжке. Тирль и так старался как можно меньше давить на ее тело, а теперь вообще ютов был отдернуть ногу.
– А я не прочь проверить, смеешься ли ты по-прежнему, когда тебе щекочут пятки.
– Не смеюсь, – отрезал он. – Тебе нечего здесь больше делать. Видеть тебя не желаю. Ты мне не нужна.
– Зато ты мне просто необходим. Ты даже себе не представляешь, как я была несчастна все эти месяцы.
– В тот день, когда твои братцы чуть не вышибли из меня дух, по тебе это было не очень-то заметно. Ты поверила, что я похитил мальчика. Ты думала, что я способен причинить вред ребенку.
– На нас люди смотрят, – сказала Зарид и сделала попытку привстать, но Тирль опять придавил ее к земле Она вздохнула, заложила руки за голову и откинулась на спину.
– Да, я действительно решила, что вина целиком лежит на тебе. Но можешь ли ты упрекать меня за это? Сам посуди: абсолютно все говорило за то, что именно тебе выгодно удрать, прихватив в собой малыша.
– Но ведь мы так долго жили с тобой вместе. И ты, оказывается, за это время узнала меня так плохо, что позволила себе во мне усомниться.
– А как может обычный человек, не ясновидец, точно знать, что у другого на уме?
– Но ты должна была знать это. Должна…
– А ты должен был взять меня с собой, когда уезжал. Или у тебя тоже не хватило проницательности, чтобы понять, что тогда творилось в мое душе? – Она почти кричала.
Тирль поднял голову и огляделся кругом. Все, кто находился в это время поблизости, – все, от мала до велика, кто занимался чем-нибудь во дворике – сгрудились вокруг Тирля и Зарид и наблюдали за происходящим. На их лицах были написаны недоумение и страх. Тирль знал, что не пройдет и нескольких минут, как сведения о том, что тут творится что-то непонятое, достигнут ушей брата.
Тирль убрал ногу с груди Зарид и бросил на нее быстрый взгляд.
– Пошли со мной.
Она встала, отряхнулась и одарила его долгим страстным взглядом.
– С превеликим удовольствием. – наконец ответила она очень игриво, Он постарался сделать вид, что пропустил ее реплику мимо ушей, повел ее в главное жилое строение. Чтобы попасть в его спальню, нужно было преодолеть два лестничных пролета Тирль шагал впереди Зарид, поэтому не видел, как у нее отвисла челюсть при виде великолепною убранства замка Говардов. Здесь все кричало о богатстве. Ей уже приходилось видеть что-то подобное в поместье Маршаллов, но то выглядело просто конюшней по сравнению с роскошью, которая представилась ее взору сейчас. От начищенных до блеска золотых и серебряных сосудов исходило ровное сияние, на стенах висели дорогие гобелены, а столы были покрыты тончайшими кружевными скатертями.
Они добрались до комнаты Тирля, вошли, и он заперла ними дверь.
– А теперь ты расскажешь мне, что тебе здесь понадобилось. Не иначе как твой братец подослал тебя, чтобы ты попыталась склонить меня закрепить за ним право владения нашим имуществом. Он уже прознал, что мой браг при смерти? Так ведь? Говори же!
И тут он потерял дар речи, потому что Зарид начала срывать с себя одежду. Она собиралась побеседовать с ним по душам, объяснить, что явилась сюда по собственной воле, потому что хотела быть с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72