Вероятно, на Земле есть и другие поселения, кроме нашего, но они так далеко, что мы ничего о них не знаем. Мы пытались установить связь с Польшей и Бразилией, но смогли только обменяться координатами и именами. Нам необходимы языковые тексты или хотя бы словари польского и португальского языков.
Как бы то ни было, вы теперь знаете, где мы. Единственные тексты, которыми мы располагаем – это старые газеты. Большая часть информации в них устарела или просто неверна. Мы отчаянно нуждаемся в информации из вашей библиотеки.
Я уверен, что где-нибудь на этой планете мы найдем вход в большое хранилище данных, типа Библиотеки Конгресса (я знаю, что матрица любой библиотеки по размеру невелика, и таких копий по стране не меньше дюжины), но даже если мы сможем ее отыскать, при нашем уровне технологии делать с ней нечего.
Позвольте мне закончить личным наблюдением. Мы видели, как в девяносто седьмом улетал космический корабль. Это была быстрая работа; я имею представление о том, каким огромным был исходный проект, и подозреваю, что вы спешили, опасаясь новой войны, опасаясь Земли…
В нынешних обстоятельствах ваши страхи смехотворны, потому что земляне теперь – банда дикарей, блуждающих по загадочным развалинам развитой цивилизации. Мы выпали из контекста нашего прошлого. Контекст – это и есть личное наблюдение.
(Он указал жестом на радиотелескоп.)
Девочки и мальчики, наладившие эту штуку, бродили рядом с ней много лет, не имея представления, что это такое. Мне пришлось объяснить им это, а им – научиться читать книги; в том числе книги по электронике.
С моей болезнью долго не живут; что будет с моим маленьким народом, когда я умру? Какие очевидные вещи пройдут мимо их сознания необратимо просто потому, что среди живых не останется никого, кто помнит настоящую жизнь, жизнь перед войной?
Предположим, что произошло нечто ужасное, и Ново-Йорк погиб, тогда вы – единственные человеческие существа, связывающие Землю с ее прошлым. Вы можете восстановить контекст, если Земле суждено возродиться.
Не бойтесь нас. Психопаты, правительства маньяков, затеявшие войну, ушли в прошлое, стали воспоминаниями, да и воспоминаний о них не осталось. Это планета невинных детей. Они нуждаются в вашей помощи, чтобы выжить.
Надеюсь, я обращаюсь не в пустоту. Мы сделали все мыслимые поправки – на то, что ваша конечная цель все еще Эпсилон Эридана, что вы прослушиваете 21-сантиметровый канал, 1420 мегагерц. Что вы еще живы.
Марианна…. хм, что я могу сказать? Я надеюсь услышать твой голос через пару лет. (Смеется.) Надеюсь, ты получаешь удовольствие от путешествия. Жизнь здесь не так уж плоха, должен сказать. Я кажусь тебе, наверное, ужасно чужим.
(Теребит бороду.)
Ты помнишь меня молодым, а в моем представлении ты по-прежнему моя двадцатичетырехлетняя подружка, хотя дважды по столько лет минуло с тех пор. Насколько я понимаю, не дважды – с поправкой на относительное время.
У меня никогда не было своих детей, но нескольких сумел вырастить. Надеюсь, что и ты тоже. Все еще люблю тебя.

Глава 3
Четыре новеллы


Прайм

Десять лет после возобновления связи с Землей стали очень насыщенными для О’Хара и всего населения «Нового дома», но я вынужденно даю о них представление в сжатой форме. Когда я соотношу эту историю с другими машинными хрониками, то эти десять лет заслуживают столько же внимания, сколько и любые другие десять из жизни О’Хара. Кроме того, нужно принимать во внимание ограничения, налагаемые соображениями единства и целостности повествования.
В самом деле, люди могут рассказать несколько пересекающихся историй, покрывающих это десятилетие, и каждая будет содержать ценные хроникальные данные. Но впихнуть их в один рассказ топографически невозможно. Поэтому я изложу их в сокращенной форме, так чтобы каждая иллюстрировала записи из дневника О’Хара или аналогичные документы.


НОВЕЛЛА О ДЖОНЕ И ЕГО НЕСЧАСТЬЯХ

Джон Ожелби с удивлением обнаружил, что наслаждается ролью отца, или дяди, или даже дедушки. Он был на девятнадцать лет старше О’Хара, и, когда Сандра выпорхнула из яслей и вошла в их жизнь, ему уже исполнилось шестьдесят три.
Как и Дэниел, он считал, что Сандра – целиком творение О’Хара, а все остальные просто сочувствующие очевидцы, однако юная особа имела свою точку зрения на ситуацию.
Джон всегда вызывал любопытство у детей – они тянутся к необычному, а он казался героем волшебной сказки. Он рос, привыкая к любопытным взглядам и вопросам. Из Ирландии он эмигрировал в Ново-Йорк в поисках низкой гравитации для своей искалеченной спины. Врожденные дефекты были редкостью в Ново-Йорке, а вот увечья – наоборот, потому что космос безжалостен, и секундная небрежность оборачивается потерей ноги, руки, а то и головы. Так что дети часто спрашивали: что он сделал, чтобы быть таким?
В детстве он сам задавал себе тот же вопрос. Объяснения родителей, что Бог создал его горбатым, чтобы испытать его веру, не способствовали его расположению к Богу. Джон определился в своем отношении к религии задолго до того, как побывал в Тринити, Кембридже, в Кейпе и космосе.
Сандра не спрашивала, откуда у него горб; об этом позаботилась ее мать. По мере того как они знакомились, у нее находились другие вопросы: а можно ли это исправить? (Можно было, когда он был ребенком, но это стоило больших денег.) Почему его родители допустили, чтобы ребенок родился таким? (Аборты были запрещены там и тогда, где и когда он родился.) Были ли у него братья и сестры с искривленными спинами? (Нет, его отец использовал проверенный временем способ: ушел к другой женщине.) Не бывало ли такого, чтобы ему хотелось вообще не родиться? (Это с каждым иногда случается, если доведется прожить достаточно долго.)
Джон понятия не имел, как нужно вести себя с детьми. Собственное детство не давало ему оснований любить этих маленьких ублюдков. Всю свою жизнь он сторонился юных созданий, что требовало минимума усилий в Ново-Йорке и совсем никаких – на корабле, по крайней мере, пока они не угодили на фабрику младенцев. Когда Сандра подросла, он приготовил себя к периодическим вторжениям чужеродного существа в его упорядоченную жизнь. И – оказался не готов к налетевшему вихрю любви.
Это была взаимная симпатия – колдовство узнавания и открытий. Взрослые мужчины в жизни Сандры, ясельные папы, все были скроены на один лад: самоуверенные, бесконечно терпеливые, приветливые, но железно-настойчивые. Дядя Джон . был из другого теста. Он никогда не указывал, что нужно делать. Он мог ответить на вопрос другим вопросом или парадоксом. Он бывал саркастичным, насмешливым, грубовато-шутливым – но при этом серьезным.
Обычно, когда Сандра говорила со взрослыми, у них был немного отсутствующий вид, казалось, они думают о чем-то другом. Дядя Джон всегда целиком дарил ей свое внимание, как будто изучая ее, и говорил с ней осторожно, но без тени превосходства. Он был для нее настоящим – в отличие от всех остальных взрослых, включая даже мать.
Джон не пытался объяснить свой интерес к Сандре вне того очевидного факта, что она – генетический двойник женщины, которую он очень любил и которая спасла его от замкнутой, саморазрушительной жизни. Вдобавок ко всему в Сандре была ценность новизны, и Джон получал своеобразный опыт, так как ему никогда не приходилось видеть, как растут дети. Она казалась необычно живой и изобретательной, но Джон объяснял свое впечатление отсутствием сравнительных данных для анализа.
Они встречались без О’Хара каждый понедельник и среду после обеда. Джон муштровал ее по арифметике и играл в шашки или овари. Он пообещал, когда ей стукнет двенадцать, научить ее шахматам и узнал от О’Хара, что девочка потихоньку осваивает шахматы самостоятельно, чтобы сделать ему сюрприз.
Ей никогда не удавалось поймать его врасплох.

12 июля 2110 года (27 Гиппократа 2110).
У Джона вчера случился инсульт. Сигода позвонил мне, чтобы узнать, куда он пропал. Джон пропустил совещание и не отвечал на вызовы, хотя его консоль была занята. Я подумала, что он, скорее всего, включил ее, а потом лег подремать, забыв о совещании. Он часто не слышал зуммера, если спал.
Я была на нулевом уровне с инженерами, измерявшими территорию для новой площадки под игру в загубленный мяч, и сразу же спустилась в его комнату.
Джон лежал у входа в туалет, там, где упал… Глаза у него были открыты, но все, что он мог выговорить – это мое имя и «дерьмо». Я вызвала «скорую помощь» и дала ему воды, но он едва не захлебнулся. Он возбужденно шарил вокруг левой рукой, но немного успокоился к тому времени, когда появились медики. Оба сказали, что это смахивает на удар, но нужно посоветоваться с врачом. Они получили три диагностические записи, а дежурный врач подтвердил, что это цереброваскулярный удар, и велел доставить Джона в палату с низкой гравитацией. Я последовала за ними, держа левую руку Джона. Правая была безжизненной и холодной.
Его перенесли на кровать с датчиками и просканировали мозг. Мне показали снимок: пораженная область была огромной.
Выглядело это скверно. В старые времена он отправился бы прямиком в нанохирургическое отделение, где полчища крошечных роботов быстро вычистили бы участок, где произошло кровоизлияние. Но теперь никто не мог это сделать; мы не знали даже, как ввести и вывести этих роботов, что требовало огромной точности.
Его состояние не изменилось в течение последних двух дней. С одинаковой вероятностью необходимая хирургическая информация может поступить по связи из Ки-Уэста на следующей неделе или в следующем году. Его способности могут в большей или меньшей степени восстановиться и спонтанно, если мозг сумеет переключить кровоснабжение. Велика также возможность, что он получит второй удар и умрет.
Каждый час без каких-либо изменений делает спонтанное выздоровление все менее вероятным. Он по-прежнему не в состоянии пошевелить правой рукой или ногой, и правая часть лица неподвижна. Он все время повторяет те же два слова.
Врач – специалист по речи провела с ним пару часов, но он только молча смотрел на нее. Я заставила его прикоснуться к клавиатуре, но после половины строчки абракадабры он отключился. Он не может или не хочет читать.
Сандра безутешна. Она подходит к двери, но не решается войти, только плачет.
Сама я тоже готова разрыдаться, но сдерживаюсь в присутствии Джона. Я чувствую, что он видит мои усилия и одобряет это. Мы в какой-то степени поддерживаем связь. Большая часть медиков относится к нему как к любому другому живому организму, но они же не были замужем за ним двадцать четыре года. Он еще здесь или в какой-то степени здесь, всё если и не понимает, то воспринимает. Это так печально, так подло. Славное вознаграждение за целую жизнь мужественной борьбы с болезнью.
Дэниел, Эвелин и я дежурим около него по очереди. Врачи хотят, чтобы в течение нескольких дней кто-то из нас оставался около него постоянно – говорить с ним, когда он захочет, и сообщать о любых изменениях.
После двух недель, прошедших безо всяких перемен, О’Хара встала перед выбором – забрать Джона домой или перевести в отделение экстенсивной терапии, которое было фактически приютом. Там находилось несколько человек моложе Джона, не нуждавшихся в лечении, зато нуждавшихся в кормлении и уходе. Даже если бы отделение находилось на приемлемом по гравитации уровне, этот вариант все равно отпадал. О’Хара испытывала отвращение к этому переполненному и чересчур оживленному месту, где едко пахло застоявшейся мочой и желудочным соком. Бормотание и вскрики создавали постоянный звуковой фон.
Очевидный третий вариант – криптобиоз до того момента, когда нанохирургия снова станет возможной, – был слишком рискованным. Мозг – самый хрупкий орган, и именно он управляет процессом восстановления. Сильвина Хэйген сказала, что у Джона будет всего десять шансов из ста, не говоря уже о том, что мозг его может оказаться в таком состоянии, что нанохирургия будет бесполезной. Джону этого говорить не стали.
В конце концов Джона перевезли в его офис, временно превращенный в больничную палату. Ухаживать за ним было несложно, так как он сохранил контроль над дефекацией и был в состоянии есть сам. Около него укрепили «таблицу ответов», на которой были написаны числа – от 0 до 9, и ответы – «ДА, НЕТ, ВОЗМОЖНО». При нажатии любой клавиши раздавался зуммер. Семья распределила между собой обязанности по уходу.
О’Хара вызвалась дежурить чаще, чем Эвелин и Дэниел, что было вполне разумно, поскольку большую часть своей работы она могла делать с консоли Джона. Дэн теперь был больше занят, чем когда выполнял обязанности координатора. С тех пор как завязался диалог с Ки-Уэстом, он вернулся в свой отдел связи и целыми днями проводил совещания с разными специалистами, формулировавшими вопросы к землянам так, чтобы они могли найти ответы в своих старомодных книгах.
Сандра наконец преодолела печаль и страх и приходила к Джону играть в шашки. Все с облегчением удостоверились, что ему по силам азартная и интеллектуальная игра. Поначалу он категорически отказался играть в овари, потому что неподвижная левая рука не позволяла двигать фишки. Но Сандра скулила и ныла до тех пор, пока он не попытался. Таким образом, хитрая девчонка добилась куда большего успеха, чем физиотерапевт, в котором Джон видел опасного захватчика.
Конец истории о Джоне одновременно и начало, что не так уж редко случается в жизни. Все трое родственников были на работе, ближе всех – О’Хара, которой и пришлось бежать на звонок. Она чувствовала раздражение, потому что вынуждена была уйти с важного совещания с координатором Монтегю и представителями отдела образования. Она пообещала вернуться через несколько минут.
Когда рядом никого не было, Джон развлекал себя с помощью куба, перебирая каналы, пока не натыкался на что-нибудь забавное. Когда О’Хара вошла, на экране был документальный фрагмент о криптобиозе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39