Его светлость чувствовал, что принцесса старается подобрать подходящие слова для того, чтобы попытаться передать ему те чувства, которые терзали ее в этот момент. Видя ее беспомощность, герцог ждал, когда принцесса снова заговорит. Дверь в гостиную неожиданно открылась, и в комнату поспешно вошла Аме. Девушка уже успела переодеться в свежее платье из белого муслина, талию стягивала широкая голубая лента; волосы девушки, вымытые и очищенные полностью от пудры, которой она посыпала их еще перед приемом у Ее Величества, теперь не были заплетены, а красно-золотистым каскадом свободно спадали на плечи.— Монсеньор, я очень торопилась, и теперь мы можем… — начала она оживленно с порога, но затем внезапно умолкла, увидев, что его светлость в гостиной был не один. — Простите, если помешала вам… — извинилась она.И в этот момент у принцессы де Фремон неожиданно вырвался сдавленный возглас. Герцог Мелинкортский обернулся и удивленно взглянул на свою гостью. Принцесса встала с кресла, одна рука ее судорожно сжимала горло, лицо было смертельно-бледным. Указывая другой. рукой на девушку, она спросила:— Кто вы?Аме подошла к ней.— Доброе утро, мадам, — вежливо поздоровалась она с принцессой де Фремон и сделала реверанс. — Не так давно я была у вас на вечере. Неужели вы не помните меня?— Кто вы? — повторила свой вопрос принцесса, и голос ее звучал на удивление странно.— Я — Аме.Ответ вырвался у девушки совершенно непроизвольно, не задумываясь, хотя герцог и Аме всегда соблюдали большую осторожность и старались, как правило, никому ни в коем случае не называть ее настоящего имени.— Аме!Принцесса де Фремон повторила имя девушки, а потом на глазах удивленных герцога и Аме медленно осела на пол, лишившись чувств. Глава 12 После того как герцог поднял принцессу с пола и отнес на диван, та открыла глаза и издала странный негромкий звук, словно крик застрял у нее в горле. Но, прежде чем она успела вымолвить хоть слово, девушка поднесла к ее губам бокал с коньяком.— Выпейте немного, мадам, — проговорила она.Принцесса беспрекословно подчинилась, отпила глоток, и обжигающий напиток вернул румянец на ее щеки. Затем слабым движением она отвела руку Аме с бокалом в сторону.— Достаточно, благодарю вас, — прошептала она. — Простите, это было глупо с моей стороны.На какое-то мгновение взгляд принцессы задержался на лице герцога, затем снова остановился на девушке, на лице женщины было выражение безмерного удивления и еще нечто такое, что можно было бы назвать нежностью, почти неописуемой словами.Аме пересекла комнату и поставила бокал на сервировочный столик, а потом вернулась к принцессе.— Боюсь, мадам, мое появление в гостиной расстроило вас, — проговорила она.— Это из-за ваших волос, — тихим голосом объяснила принцесса. — В тот раз, когда вы были у меня на обеде, они были напудрены. А сегодня… я узнала.— Что вы узнали? — спросил уже герцог Мелинкортский, и было в его голосе нечто такое, что убедило принцессу де Фремон — он и так знает ответ.Она слабым движением руки попыталась опровергнуть его подозрения.— Поверьте мне, ваша светлость, когда я собиралась нанести вам визит, то не имела ни малейшего понятия о том, что обнаружу в вашем доме. Я лишь хотела попросить у вас помощи.— Вам хотелось бы продолжить наш разговор с глазу на глаз? — спросил герцог.— Да, да, разумеется, мадам, — заговорила Аме, прежде чем принцесса успела ответить герцогу. — Я докидаю вас.— Нет, нет! — взволнованно остановила девушку, принцесса де Фремон. — Мне очень хочется, чтобы вы, присутствовали при моем разговоре с его светлостью. чтобы вы услышали все, что я собираюсь сказать герцогу. — Она протянула руку девушке. — Подойдите и сядьте рядом со мной, дитя мое, вы услышите от меня очень странную историю. И умоляю вас понять, что она значит для меня.— Естественно, я обязательно постараюсь, мадам, — вежливо заверила ее девушка.Подчиняясь желанию принцессы, она тем не менее взглянула на герцога Мелинкортского, и тот заметил, что девушка находится в полнейшем неведении относительно всего происходящего, но со свойственной ей мягкостью хотела бы молча согласиться со всем, о чем ее попросят.Принцесса достала из кармашка крошечный носовой платок из батиста и кружев и прижала его к губам.— Мне очень трудно приступить к рассказу, — начала она, судорожно вздохнув. — Я даже боюсь представить себе, что вы можете подумать обо мне, и в тоже время полностью отдаю себе отчет в том, что пришло время, когда должна рассказать всю правду.— Если вам трудно, мадам, то, может быть, не стоит рассказывать, — проговорила девушка. — Разумеется, его светлость окажет вам содействие, если вы доверитесь ему, потому что он приходит на помощь каждому, кто нуждается в поддержке; но если то, что вы должны будете рассказать ему, доставит вам боль, можете просто попросить герцога помочь вам, не особенно вдаваясь в подробные объяснения по поводу причин.Принцесса улыбнулась ее словам.— Нет, я хочу рассказать вам обоим все о себе, — ответила она, и, сплетя свои тонкие пальцы, принцесса де Фремон начала свой рассказ:— Когда я была еще совсем юной девушкой, меня обручили с младшим братом моего мужа. Семья де Фремон всегда была очень влиятельной и богатой, и все поэтому считали, что мне чрезвычайно повезло, что это — блестящая партия. Я происходила из знатной, но давно обедневшей фамилии; моя мама с детства была близкой подругой принцессы де Фремон, повзрослев, я и познакомилась с двумя молодыми принцами — Шарлем и Пьером.Я понимала, что независимо ни от чего должна буду выйти замуж за Пьера, — продолжала свой рассказ принцесса де Фремон, — но за шесть месяцев до свадьбы, без особых мучений, Пьер скоропостижно скончался: он никогда не отличался крепким здоровьем, в тот год выдалась суровая зима, и он заболел воспалением легких.Мои родители находились в полном отчаянии, — сказала принцесса, — сознавая, что все мои надежды рухнули, но затем произошло чудо. Дело в том, что старший брат Пьера, Шарль де Фремон, наследник огромного состояния и фамильного имения, попросил моей руки. Поначалу мои отец и мать едва могли поверить в это. Они думали, что мне уже не суждено добиться такого счастья.Мои родители понятия не имели о том, что Шарль де Фремон влюбился в меня еще до того, как брат умер, и когда я приходила в их замок, чтобы навестить больного жениха, его старший брат доставлял много неприятных минут, подчеркивая особое внимание ко мне.Я боялась Шарля, и, если сказать честно, тогда он мне совершенно не нравился, — объяснила принцесса де Фремон. — Он был намного старше меня, к тому времени уже овдовел; репутация у этого человека была безупречной, но его жесткий, а во многих отношениях даже грубый характер всегда приводил меня в замешательство при наших встречах, я стеснялась вымолвить слово в его присутствии. А тот факт, что я нравилась ему, лишь усиливал мою неприязнь. Но у меня была еще одна причина, вернее, тайна, я едва осмеливалась говорить о ней даже себе самой, — продолжала принцесса де Фремон. — Я была влюблена! Дело в том, что примерно в то же время я познакомилась с одним молодым англичанином, который с несколькими друзьями останавливался у наших соседей, так как находился на лечении после неудачной охоты на дикого кабана, где был ранен. Мы встретились с ним совершенно случайно, когда я пришла навестить хозяйку дома. Потом мы встречались еще много раз, но всегда тайно.Земли, на которых стоял замок наших соседей, где остановился тот англичанин со своими приятелями, граничили с имением моего отца, и мы всегда встречались с моим другом в маленьком лесочке на границе двух поместий, где люди почти не появлялись, и поэтому можно было не бояться, что нас кто-нибудь увидит, — объяснила принцесса де Фремон. — Мы с ним были очень, я бы сказала, безмерно, счастливы. Но сейчас я думаю, что мы с самого начала понимали — наша любовь обречена.Мы крепко обнимали друг друга, — рассказывала принцесса, — словно дети, зная, что каждый час, каждая секунда, проведенная вместе, была для нас бесценным даром, что счастье держать в объятиях любимого — радость, которой очень скоро мы оба должны будем лишиться. А потом, когда мои родители объявили о моей помолвке с Шарлем де Фремоном, мы буквально сошли с ума.Я рассказала Генри Бьюмону — так звали этого англичанина, — как ненавистен мне Шарль и как я боюсь его, — продолжала свой рассказ принцесса де Фремон. — Потеряв благоразумие', он стал умолять меня рассказать моим родителям всю правду, объяснить им, что я не могу стать женой Шарля де Фремона, потому что люблю его. Генри Бьюмона, и только за него могу выйти замуж.Генри не имел ни малейшего понятия о традициях и обычаях, которые царят во французском обществе, — сказала принцесса де Фремон. — Он никак не мог понять, почему я смертельно боялась сказать правду родителям.Генри даже на секунду не мог представить себе, что ни мольбы, ни протесты не могли бы даже в малейшей степени повлиять на решение моих родителей.Я пыталась рассказать ему все, объяснить мое положение в семье, — рассказывала принцесса. — Но когда мы были с Генри вдвоем, мне трудно было думать о чем-нибудь ином, кроме того, что он рядом, что я люблю его так сильно, что даже он не мог бы любить меня сильнее.И вот когда он наконец понял, что я не признаюсь своим родителям, когда я, стоя на коленях, молила не ходить к моему отцу, как он поначалу намеревался. Генри решил покончить со всеми трудностями, сказав, что единственным решением проблем было бы немедленное бегство.К тому времени он уже излечился от ран, — объяснила принцесса де Фремон, — и поэтому был готов вернуться на родину, в Англию. «Ты поедешь со мной, любимая, — сообщил он мне. — Мы обвенчаемся у первого же священника, которого встретим по дороге, и приедем в Англию как муж и жена. Я небогат, но моя семья принадлежит к старинному и славному роду; ведь я люблю тебя, люблю всем сердцем».Голос принцессы де Фремон замер в тишине. Глаза ее сияли, губы приоткрылись, и герцог с девушкой поняли, что в тот момент эта женщина вновь испытала удивительное счастье, как тогда, когда всем своим существом принадлежала любимому человеку.— И вы убежали, мадам! — воскликнула Аме. — Как удивительно, как отважно вы поступили!— Да, это было большой смелостью, — согласилась принцесса де Фремон. — Мой отец был очень трудным человеком, и жить с ним было нелегко. Он всегда наказывал нас железным прутом. Я не испытывала к нему никаких чувств, кроме ужаса, а моя мать никогда не осмеливалась сказать хоть слово против его воли. Однажды ночью, когда все слуги уже спали, я потихоньку спустилась по лестнице вниз. Затем через окно выбралась в сад и пробежала по лужайке к воротам, где меня уже ждал Генри.Он нанял экипаж, и мы немедленно тронулись в путь, — продолжала свой рассказ принцесса де Фремон. — Через пять или шесть миль мы добрались до какой-то маленькой деревушки. Это было небольшое бедное местечко, но Генри договорился с приходским священником, что тот обвенчает нас. Я и сейчас помню холод в той церкви, темноту внутри, которая рассеивалась лишь свечами на алтаре. Казалось, что мой голос эхом отражается от стен; меня охватил страх. Но рука Генри, которой он поддерживал меня, была крепкой и теплой.После венчания мы направились в другую деревню, которая располагалась примерно в трех милях от первой, — рассказывала принцесса де Фремон. — Там я и Генри провели первую ночь. То были самые счастливые и самые удивительные часы за всю мою жизнь. Я была женой любимого человека, человека, которого я сама выбрала себе в мужья. Мне и сейчас доставляет радость воспоминание о той ночи, когда ни один из нас так и не смог заснуть. Мы лежали обнявшись до тех пор, пока не рассвело и первые лучи солнца не проникли в комнату через окно; потом мы встали, оделись и постарались как можно скорее продолжить свой путь.Всю-дорогу мы смеялись от счастья, — вспоминала принцесса де Фремон. — Нам казалось, что мы были уже в безопасности, что нам все-таки удалось убежать. Мой отец нагнал нас где-то около полудня. Его отряду на чистокровных лошадях не составило никакого труда настичь наемный экипаж, хоть он был самым лучшим из тех, который мог нанять Генри. Отец настиг нас у пересечения дорог; я и сейчас помню ужас, охвативший меня, когда я увидела, как он вышел из кареты и направился к нам.То, что случилось потом, — сказала принцесса, — даже сейчас представляется мне каким-то чудовищным нагромождением боли и страдания. До сих пор у меня в ушах звучит грозный голос отца, орущего на Генри.Я помню, как Генри что-то ответил ему, после чего отец обнажил свою шпагу. Скорее всего, я кричала что-то. Но никто из них не обращал на меня ни малейшего внимания. Они начали драться на шпагах, и я вспомнила в тот момент, что мой отец всегда славился умением превосходно фехтовать. В ту же секунду я упала на колени прямо на обочине. Я пыталась молиться, кричала и умоляла, чтобы они прекратили дуэль, но все мои усилия были совершенно бесполезны — мне оставалось только, стоя на коленях, наблюдать, как человек, которого я любила, умирал от руки моего родного отца.Мне даже не разрешили прикоснуться к Генри, поцеловать на прощание, когда он лежал на траве с закрытыми глазами; на сорочке у него алело кровавое пятно, шпага валялась в стороне. Отец силой затолкал меня в свою карету, и мы двинулись по дороге к нашему поместью.Меня охватило безумие, — вспоминала принцесса де Фремон, — и отцу потребовалось немало сил, чтобы удержать меня в экипаже. Хотя сейчас я на самом деле не могла бы вспомнить, как все это тогда происходило — казалось, меня окутала тьма, а время милосердно смягчило боль, которая наверняка терзала тогда все мое существо.После тех событий я проболела несколько месяцев, и прежде чем мой разум очень медленно возвращался к реальности, мать узнала всю правду — я ждала ребенка.Сказав эти слова, принцесса де Фремон вскинула голову. Жест этот, безусловно, свидетельствовал о ее гордости, но был несколько наигранным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44