Затем, крепко зажав в кулаке пряжки, она поспешила покинуть дом. Когда Рене ушла, Аме оставалось только сидеть и слушать всхлипывания ребенка. В этот раз маленький Жан, по-видимому, не имел ни малейшего намерения спать, и девушке, как она ни старалась, никак не удавалось утихомирить младенца.Он был болен, да к тому же еще и голоден, и решил, что об этом должен знать каждый. Да и в самом деле, ведь у него не было иной возможности выразить свой протест против тех условий, в которых его содержат родители.Пока девушка успокаивала и качала ребенка, мысли ее были заняты теми сведениями, которые она почерпнула из разговора с Рене. Итак, это именно герцог де Шартре организовал и осуществил ее похищение! Она могла бы предположить, что его действия являлись местью герцогу Мелинкортскому за то, что тот в свое время ускользнул от него.Филипп де Шартре был слишком опасным человеком, было абсолютно ясно, что мстительность этого вельможи не имела границ. Аме вспомнила о том памфлете, который только что прочитала, и ей стало плохо. Человек, который считает для себя возможным писать в такой ужасной манере о собственной королеве, скорее всего, не остановится ни перед чем. Девушку охватил такой ужас, какого она не испытывала еще ни разу в жизни.Во что выльется ненависть герцога де Шартре в будущем? Ее охватила тоска по герцогу Мелинкортскому, и это чувство, казалось, жгло все ее существо словно огнем.Она вспомнила о его силе и смелости, когда они в дремучем лесу столкнулись лицом к лицу с Германом Глобером.Потом она мысленно вернулась к тому, как они бежали из замка герцога де Шартре, как в гостинице в Шантильи герцог Мелинкортский перехитрил тех священников, которые были отправлены кардиналом де Роганом на ее розыски. До сих пор он всегда являлся вовремя, чтобы спасти ее от грозившей беды.А теперь она осталась совершенно одна, и его нет рядом. Девушка закрыла лицо руками. Что ждет ее? Она обязательно должна держаться смело, потому что именно этого ждал бы от нее герцог Мелинкортский, окажись он здесь. А потом у нее мелькнула мысль, что не бывает таких обстоятельств, когда совершенно невозможно убежать, да и его светлость может узнать, где она находится, и освободить ее. Аме вдруг вспомнила слова графа Акселя Ферзена, которые услышала прошлым вечером:Вера, любовь и надежда,Вы вновь едины, как прежде.И все три слова сейчас переполняли сердце девушки.Ее вера в господа, ее любовь к герцогу Мелинкортскому и ее надежда на счастье. Да и как бы они могли оставить девушку в момент серьезного испытания?Ее неотступно мучила мысль: а не является ли то, что произошло, наказанием ей за побег из монастыря и отказ выполнить приказ кардинала? Потом, обдумав свое положение, она поняла: чтобы ни случилось с ней в будущем, она всю оставшуюся жизнь будет благодарить судьбу за то, что ей выпало счастье встретить герцога Мелинкортского и познать любовь. Пусть даже она умрет сегодня, пусть должна будет провести остаток отпущенных ей дней жизни в тюрьме, все равно, какие бы беды ей ни грозили, она никогда не отречется от той любви, которая захватила всю ее душу.Любовь в понимании девушки была чистым и светлым чувством, она должна быть совершенно бескорыстной и ничего не требовать взамен. И поэтому она ничего не желала для себя, кроме возможности любить и верно служить тому человеку, которому было отдано ее сердце с первой встречи.— Спасибо тебе, господи, спасибо… Благодарю тебя, — шептала Аме. Когда девушка молилась, душу ее охватывало неземное чувство, она обращалась к богу, говорила с ним, забывая о том, где находится; и сейчас она забыла о грязи и холоде, о плачущем младенце и о своих закованных в кандалы ногах. Там, где в это мгновение витала ее душа, обретали только свет, мир, который пронизывал все остальные понятия, и любовь, частью которой является всякая иная любовь.На землю ее вернула Рене, которая поспешно вбежала в Дом, — бледные щеки разрумянились, темные глаза женщины лихорадочно блестели от возбуждения.— Двести франков! — объявила она наполненным благоговением голосом. — Я получила за пряжки двести франков!— Очень рада за вас, — поздравила ее девушка. — А лекарства вы купили?— Да, я купила все, что вы говорили, и еще цыпленка.Продавец отдал мне дешево, потому что он оказался не очень жирным.— Хорошо, тогда ставьте цыпленка варить, а все лекарства несите сюда, чтобы я могла приготовить снадобье. Мне еще потребуется горячая вода и две-три чашки.Как же долго пришлось объяснять и тяжело было заставить Рене понять, что чашки обязательно должны быть чистыми, а вода — кипяченой. Однако в конце концов Аме добилась успеха и, потребовав еще и чистую ложку, она собственноручно дала лекарства маленькому Жану.Будучи смешанным с душистой апельсиновой водой, лекарство было сладким, и малыш пил его жадно, немедленно прекратив свой плач, как только его губ коснулась первая капля.— Смотрите-ка, как ему понравилась эта микстура! — обрадованно воскликнула Рене. — Знаете, ведь у него никогда еще не было такой вкусной пищи.— Это не еда, Рене, — строго предупредила ее девушка. — И вы должны будете давать ему эту микстуру только в том случае, если он заболеет. Ни в какое другое время не давайте ребенку лекарства. Вы понимаете?Как и предполагала Аме, после дюжины ложек лекарства малыш крепко уснул. Спал он абсолютно спокойно, и Рене снова и снова повторяла, что все это не иначе, как чудо.— Как только ребенок проснется, первое, что он захочет бульон из цыпленка, — сказала ей девушка и попыталась рассказать ей, как следует правильно готовить цыпленка, посоветовала варить бульон на медленном огне, чтобы в жидкости остались все ценные вещества.Это показалось ей самым трудным делом из всех, которыми она занималась когда-либо прежде, потому что, оставаясь прикованной к стене, девушка могла только давать указания, что и как делать, а Рене оказалась на редкость бестолковой и нерадивой ученицей, и это при том, что она, как и все француженки, обладала природным даром вкусно готовить.Когда Рене покупала цыпленка, она не забыла раздобыть заодно и лука, немного чеснока и несколько крошечных грибов.— Если бы только у нас каждый день была пища вроде этой! — воскликнула Рене, присев около камина. — Но что я могу купить на су, кроме куска хлеба?— Вы обязательно храните те деньги, которые оставлены на питание для маленького Жана, — продолжала наставлять женщину Аме. — Ни в коем случае не тратьте их ни на что другое. Обещаю, что ни за что не скажу вашему супругу о том, что у вас есть эти деньги. Потому что они принадлежат только малышу. Запомните, я отдала свои пряжки ему, а не вам.Аме вовсе не хотела подстрекать Рене ко лжи, но в то же время она прекрасно понимала, что Франсуа принадлежал к тому типу мужчин, которые стараются принести в свой дом как можно меньше. Девушка сделала это заключение на основании того, что ей удалось подслушать в ходе беседы Франсуа с тем человеком, который помогал ему в похищении; ведь он тогда положил в свой карман какую-то сумму денег, но, когда позже уходил на целый день из дома, не оставил своей жене ничего, кроме куска хлеба.Маленький Жан проснулся, выпил немного куриного бульона, после чего снова уснул. Кожа его на ощупь стала прохладней, из чего следовало, что, как и предполагала Аме, травы своим действием постепенно способствовали выздоровлению.— Кто бы мог подумать, что какая-нибудь аристократка, вроде вас, может столько знать о детях, — проговорила Рене.— Далеко не все аристократы — негодяи, — ответила ей девушка. — Некоторые из них очень порядочные люди. И если бы это было не так, Франция никогда не стала бы такой великой державой, какой она является на сегодняшний день.— Но ведь мы, французы, сейчас голодаем, — не согласилась с ней Рене.И абсолютно бесполезно было пытаться убедить эту женщину в чем-либо ином, так как она воспринимала только то, что приносило ей невзгоды, видела только свои собственные беды; а единственным человеком, от которого, по ее представлению, можно было ждать помощи, если вообще следовало надеяться на помощь, был герцог Филипп де Шартре.Когда Франсуа вернулся домой, уже стемнело. Жан спал, и Рене понесла его по приставной лестнице наверх, в кровать из лохмотьев и соломы, в которой спали она и ее муж. Аме наотрез отказалась от всякой еды, кроме куска хлеба, который запила глотком вина из бутылки, оставленной Франсуа за завтраком, причем скорее из опасения пить грязную воду, которая вытекала из насоса, стоявшего посреди улицы, чем из желания ощутить вкус вина.Своему мужу на ужин Рене припасла ломоть хлеба и кусок колбасы, который она приобрела в лавке, расположенной через несколько домов от их жилища.— Я всегда должна иметь в доме немного какой-нибудь еды, иначе Франсуа может не на шутку разозлиться, — объяснила она девушке, — но я ни за что не дам ему съесть цыпленка, который предназначается моему маленькому Жану. Его я сохраню, чтобы утром покормить ребенка.Однако Франсуа, очевидно, уже успел где-то поужинать еще до прихода домой. Скорее всего, за ужином он еще и немного выпил; и, хотя пьяным он не был, вино сделало его жизнерадостным и не в меру разговорчивым.— Убери эту дрянь от меня, — проговорил он, отодвигая от себя колбасу. — Сегодня ночью мне предстоит одна работенка. Посмотри-ка лучше, что я принес. Не правда ли, они забавные, а?Он вытащил толстую пачку памфлетов из своего кармана и бросил ее на стол. Потом он вытащил из пачки один лист и бросил его девушке. У Аме не было ни малейшего желания даже смотреть на него, но затем она решила, что отказаться было бы грубостью с ее стороны. Но когда девушка взяла этот листок в руки и посмотрела, что на нем изображено, Аме непроизвольно вздрогнула и почувствовала, как к лицу ее прилила кровь, а сердце забилось так, что она чуть не задохнулась.С листка, который был еще влажным после печати, на нее смотрела грубая карикатура на нее, где она изображалась завернутой в английский национальный флаг.Бесстыдная, порочная и унизительная пачкотня; не было никаких сомнений в личности тех людей, которые были изображены на карикатуре вокруг нее. Не составляло ни малейшего труда узнать королеву, кардинала, герцога Мелинкортского, шведского короля и графа Акселя Ферзена.Придя в состояние неописуемой ярости, Аме после нескольких мгновений неловкого молчания скомкала этот памфлет и швырнула его на пол.— И как только люди осмеливаются печатать такую клевету! — воскликнула она, вскочив на ноги. — Все это несправедливо, безнравственно и лживо. Взгляните на меня, неужели вы верите в то, что я могла бы делать подобные вещи, а?Она смело взглянула в глаза Франсуа, когда тот навис над ней, и он не смог выдержать ее взгляда, наполненного негодованием.— А кого это волнует? — спросил он, пожав плечами.— Вам должно быть стыдно; человек вроде вас, имеющий жену и ребенка, разносит повсюду такую грязь, — горячилась Аме. — Неужели в вас не осталось ни капли благопристойности, самоуважения, что вы должны зарабатывать себе на жизнь таким образом?— Послушай-ка ее, — проговорил Франсуа, обращаясь к Рене, и ткнул пальцем себе за плечо. — У аристократов всегда много чего найдется сказать, если кто-либо прижмет их посильнее. Сегодня вечером она покричит от души!— Что ты имеешь в виду? — спросила Рене.— Только то, что ее существование на этом свете завершается. Мне уже отдан приказ.Он сделал рукой характерный жест, и внезапно гнев Аме улетучился и она почувствовала страшный озноб.— Какой приказ? — спросила Рене.— Бросить ее в реку. А знаешь ли ты, что она будет держать в руках, когда ее вытащат оттуда?— Неужели ты хочешь сказать, что должен утопить эту девушку? — спросила Рене.— Я, кажется, сказал, что должен бросить ее в реку, разве не так? — возразил ей Франсуа. — И если она умрет до того, как попадет в реку, то не будет считаться, что я утопил ее.— Я тебе уже говорила, еще в прошлый раз, что больше не потерплю этого! — закричала Рене.— А кого заботит, что ты болтаешь? — спросил Франсуа, но уже более миролюбиво. Вино делало его более добрым.— Ну так вот, я не желаю иметь ничего общего с убийцей, и тебе это хорошо известно, — угрюмо ответила Рене. — Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко и найдешь свой конец на гильотине ; сам тогда убедишься, права лия была!— Пусть сначала попробуют поймать меня, — похвастался Франсуа. — Вот потому-то всегда и посылают за мной, когда намечается какое-нибудь дельце. Самоубийство; когда ее вытащат из реки, она будет похожа на обычную самоубийцу. А знаешь почему? В этом-то и заключается весь смысл шутки.— В чем же? — спросила Рене.— Она совершит самоубийство из-за этого памфлета.«Бедная дамочка, — скажут они, — она так сильно расстроилась из-за прочитанного в памфлете, что потом пошла и бросилась в реку». Сама бросилась! Ну что, разве это не самая забавная шутка из всех, что ты слышала в последнее время?Франсуа откинулся на спинку стула, и его грубый хохот прокатился по комнате, многократно отражаясь от стен. Глава 11 Хьюго, завтракая, как всегда, в семь утра, немедленно встал из-за стола, когда в комнату вошла леди Изабелла. Лицо ее было очень бледным, а вокруг глаз обозначились темные круги.— Как я могу спать? — проговорила она в ответ на вопрос, который прочитала в глазах Хьюго. — Я лежала и никак не могла заснуть, все время думая, что же такое могло случиться с нашей девочкой, а когда я позвонила горничной, та сообщила мне, что вы находитесь внизу, а Себастьяна не было дома всю ночь. Где он может быть?— У меня нет даже самого отдаленного предположения, — ответил Хьюго. — А почему бы вам не сесть сюда, за стол, и не позавтракать со мной?Изабелла вздрогнула от этого предложения.— Я не смогу проглотить ни кусочка, но, если хотите, можете предложить мне чашку кофе.Хьюго позвонил и распорядился, чтобы лакей принес свежий кофе. Изабелла беспокойно прошлась по комнате и подошла к окну. На ней был надет мягкий муслиновый халат, а кружевная белая накидка вокруг плеч подчеркивала белизну ее чистой кожи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44