Мария-Антуанетта остановилась рядом с ними и ласково улыбнулась девушке, когда та встала после глубокого реверанса.— Вам нравится мой прием, мисс Корт? — спросила она.— Я еще никогда в жизни не видела ничего более прекрасного, чем эти сады, мадам, — ответила Аме.— Я придумала все декорации, а идея с огнем позади храма — целиком моя, — проговорила королева.— Эта идея вполне достойна вас, мадам, — раздался тихий низкий голос Акселя Ферзена.Мария-Антуанетта обернулась, чтобы взглянуть на графа, и в ту же секунду в их глазах появилось особое выражение, которое немедленно выдало их тайну даже скорее, чем если бы они заявили о ней в полный голос. Аме тихо вздохнула. Девушка тут же поняла, что эти двое любят друг друга. Но это ничуть не смутило ее, она даже не удивилась своему открытию. Аме лишь отметила про себя в тот момент, что темнота и мрак, которые, как она чувствовала, угрожали Ее Величеству в тот вечер, когда они впервые встретились в Версале, теперь рассеялись.Эти несколько часов сегодняшнего вечера дали королеве счастье и любовь, которая была слишком сильна, чтобы ее можно было отвергнуть.С немалым усилием Мария-Антуанетта отвела взгляд от лица молодого шведа.— Сегодня вечером у меня такое ощущение, что мы все должны стать поэтами, — проговорила она. — Если бы у меня хватило способностей, я обязательно написала бы поэму об этом удивительном вечере, и уверена, эти стихи были бы ничуть не хуже тех, которые наводняют Париж.В голосе Марии-Антуанетты чувствовались нотки горечи, и Аме тут же поняла, что Ее Величество имеет в виду памфлеты, которые ежедневно попадают в руки французских граждан и которые иногда находят даже здесь, в Версале. Злобные, отвратительные и непристойные, они оскорбляли королеву, обвиняя в разврате.— Прошу вас, не думайте об этих вещах, мадам, — поспешно проговорил Аксель Ферзен, не стараясь сделать вид, будто то, о чем говорит Мария-Антуанетта, — пустяк, не имеющий никакого значения. — Я не поэт, но в этот чудесный вечер постоянно повторяю две строчки, которые запечатлелись в моей памяти:Вера, любовь и надежда,Вы вновь едины, как прежде.От охвативших графа чувств, голос его, когда он читал эти строчки, звучал очень тихо.— Как чудесно! — воскликнула Мария-Антуанетта. — Обещаю, что на всю жизнь запомню эти слова. Более того, я вышью эти строчки на календаре, который подарю вам, и вы всегда сможете иметь их перед глазами.Сказав эти слова, Ее Величество поняла, что проявила нескромность, и поэтому, быстро обернувшись к Аме, добавила:— А вы, мадемуазель, вспомните эти строки после того, как вернетесь к себе на родину, в Англию? Будете ли вспоминать этот вечер, который провели в садах столицы Франции?— Я запомню их навсегда, мадам, — с чувством сказала девушка. — Ведь вера, надежда и любовь — это то, о чем каждый из нас просит в этой жизни, это все, о чем каждый из нас может мечтать.Мария-Антуанетта удивленно взглянула на Аме.— Вы еще очень молоды, чтобы произносить такие слова, да еще с такой уверенностью. Ведь вера обычно приходит после страданий, а любовь — когда ее менее всего ждешь.— Но надежда, по крайней мере, с нами всегда, — спокойно ответила Аме, — с рождения до могилы.— Надежда — да, надеяться мы можем всегда, — согласилась с девушкой Мария-Антуанетта. В ее голосе слышались нотки отчаяния, но затем настроение королевы, видимо, изменилось. — Пойдемте, — весело пригласила она их, — давайте отправимся к храму любви и посмотрим, достаточно ли хвороста во рвах позади него, чтобы огонь пылал до наступления зари. Было бы очень досадно, и это послужило бы плохим предзнаменованием, если огонь любви погаснет.Смеясь, Мария-Антуанетта повела девушку к храму любви, ласково держа ее за руку, а стоявшие поблизости придворные тут же начали перешептываться о том, что при королевском дворе, по-видимому, появилась новая фаворитка.Герцог Мелинкортский уже готов был последовать за Аме, но с ним заговорил английский посол, и он был вынужден хотя бы из вежливости ответить на его приветствие.— Если это возможно, мне хотелось бы поговорить с вашей светлостью наедине там, где нас никто не смог бы подслушать, — сказал посол.Герцог огляделся.— Давайте прогуляемся с вами по террасе, — предложил он послу. — Там есть скамейка, на которой мы можем устроиться, причем никто не сможет приблизиться к ней так, чтобы мы его не заметили.— Хорошо!Посол двинулся в том направлении, и двое мужчин устроились там, где они могли бы наблюдать за гостями, разгуливающими под деревьями, в то время как сами они оставались незамеченными.— Что-нибудь случилось? — спросил герцог Мелинкортский у своего собеседника, который, очевидно, не знал, как приступить к разговору.— Если вы не против, то я был бы весьма рад услышать ваши объяснения по поводу того, что же на самом деле произошло на приеме у принцессы де Фремон прошлым вечером. Вы, ваша светлость, должны понимать, что сейчас весь Париж наводнен самыми невероятными слухами относительно этого происшествия.— Ничего другого мы и не могли ожидать, — резко проговорил герцог, и, опустив множество малозначимых подробностей, он в точности рассказал послу обо всем, что произошло накануне во дворце кардинала.— По всей видимости, мисс Корт на редкость отважная молодая девушка! — воскликнул посол, выслушав рассказ герцога.— Видите ли, она — очень религиозный человек, — ответил его светлость, — и вполне естественно, что происходившая на ее глазах сцена вызывала в ней чувство глубокого отвращения.— Но ведь она не католичка? — поинтересовался у герцога посол.— А почему вы спрашиваете об этом? — в свою очередь, задал он вопрос послу.Тот выглядел смущенным.— Я только подумал, что ваша светлость придерживается протестантского вероисповедания…— Моя подопечная — католичка, — отрывисто бросил герцог. — Очевидно, у вас кто-то уже интересовался на сей счет. А я не вижу причин, почему этот факт следовало бы скрывать от кого бы то ни было.— Нет, нет, разумеется, нет никаких причин, — поспешно согласился с ним посол. — Я только опасаюсь, что к вашей светлости может возникнуть множество всяческих вопросов, причем большинство из них наверняка будет инспирировано герцогом де Шартре.— А почему это происшествие может чем-то заинтересовать герцога? — спросил Себастьян.— Вам лучше, чем кому-либо другому, должен быть известен ответ, — проговорил посол. — Этот человек использует буквально каждую возможность, даже самую незначительную, лишь бы доставить как можно больше неприятностей королевскому двору. На улицах Парижа уже появился памфлет, в котором изображается некая английская девушка, закутанная в «Юнион Джек», которая изрекает всяческие непристойности и гадости, причем не только в адрес кардинала, но также и в адрес королевы и всей королевской семьи.— Какой позор! — гневно проговорил герцог Мелинкортский, — И что же, неужели нет никакой возможности помешать распространению этих пасквилей?Посол вместо ответа лишь беспомощно развел руками, выражая безнадежность.— В этом случае даже власти бессильны что-либо сделать, — ответил он. — Они даже понятия не имеют, где может печататься эта грязная клевета. Разумеется, следует подозревать Пале-Рояль, но дело осложняется тем, что эти пасквили можно встретить практически повсеместно. И хуже всего, что их читают не только босяки, но и вполне приличные люди. Их просматривают и герцогини, лежа в ванне, и принцессы в момент утреннего туалета. Говорят даже, что один такой пасквиль нашла королева, как-то выйдя на балкон, а другой обнаружил король, развернув салфетку за обедом. И вы, ваша светлость, должны понять, что у нас нет никакой возможности хоть в малой степени воспрепятствовать распространению этих злостных памфлетов.— В таком случае нам остается одно: просто не замечать их, — проговорил герцог.— Думаю, вряд ли кто-нибудь мог бы предложить лучшее решение вопроса, — согласился с ним посол.Герцог Мелинкортский заметил, что посол на какое-то мгновение заколебался, и понял, что разговор еще не окончен.— Вы хотите еще о чем-то попросить меня? — пришел он на помощь послу.— Надеюсь, что ваша светлость простит меня, если посчитает, что мой вопрос звучит слишком дерзко, — проговорил тот, — но, ради бога, скажите, как вы умудрились за столь недолгое пребывание во Франции заиметь такого могущественного и непримиримого врага, как Филипп де Шартре.— Вы считаете, что он мой враг? — спросил герцог.— Можете в этом ни секунды не сомневаться, — ответил посол. — Неужели вам не известно, что его соглядатаи неусыпно следят за вами, куда бы вы ни пошли и что бы ни делали? Днем и ночью они находятся возле вашего особняка. Кроме того, мне достоверно известно о том, что у герцога де Шартре есть подкупленные люди в вашем собственном доме, которые сообщают ему о каждом слове, сказанном вами, ваша светлость. Я совершенно уверен, что и на этом приеме у королевы присутствуют по меньшей мере два человека, которые завтра же утром сообщат герцогу Филиппу о том, что сегодня у нас с вами состоялась беседа с глазу на глаз. Полагаю, что вряд ли кто-нибудь может услышать, о чем мы с вами говорим, хотя не мог бы поручиться за то, что даже каменные плиты у нас под ногами не являются штатными осведомителями герцога де Шартре.— Дорогой мой, да вы никак собираетесь напугать меня, — шутливо проговорил герцог.Но лицо посла осталось серьезным.— В настоящее время во Франции происходят довольно странные события, — проговорил он. — Причем истинный смысл происходящего я даже не пытаюсь объяснить. К настоящему времени любовь здешних людей к своей королеве претерпела существенные изменения: они стали ненавидеть ее.Королева стала олицетворением страданий, лишений и беззакония, творящегося в стране. И что более всего тревожит меня, так это единство ее врагов, которое крепнет с каждым днем.Герцог Мелинкортский смахнул воображаемую пылинку со своего камзола.— Так чего вы, в конце концов, опасаетесь? — спросил он у посла. — Революции против монархии?— Я молю бога, ваша светлость, чтобы все это не закончилось столь серьезно для этой страны, — ответил тот, — и все-таки здесь все чувствуют, что живут словно на вулкане. Я был бы очень признателен, если бы вы по возвращении в Англию передали премьер-министру от меня секретный меморандум. Обстановка здесь такова, что я не могу положиться даже на своих собственных курьеров.— Ну разумеется, я рад услужить вам чем могу, — ответил послу герцог Мелинкортский. — А теперь мне пора отправляться на поиски моей подопечной.— Я видел, как они с королевой направились к храму любви, но потом Ее Величество остановилась около фонтана вместе с принцессой де Фремон.Герцог посмотрел и около террасы заметил леди Изабеллу, которая кокетничала с двумя молодыми людьми, очарованными ее красотой; кавалеры соперничали друг с другом в надежде заслужить ее благосклонность. Хьюго стоял в стороне со смущенным видом и, без сомнения, был раздосадован наблюдаемым зрелищем.Герцог учтиво пожелал послу доброй ночи и направился через лужайку в сторону кузена.— Где Аме? — спросил он у Хьюго.— Я думал, что она с вами, — ответил тот.— Королева пригласила ее с собой осмотреть храм любви, — сказал герцог, — и с тех пор я ее не видел.— В такой толчее невозможно кого-нибудь отыскать, — посетовал Хьюго. — Давайте и мы отправимся к храму любви. Вполне вероятно, что там мы и найдем Аме.Насколько помню, она бурно восторгалась красотой этого храма.— Да, — согласился герцог, — этот огонь позади здания создает весьма эффектное зрелище, но я, наверное, не ошибусь, если скажу, что в Париже сегодня будут негодовать по поводу столь экзотического сожжения такого моря дров.— Я еще ни разу в жизни не встречал людей, которые так охотно жаловались бы по любой причине! — воскликнул Хьюго. — Для них все и всегда происходит не так, как надо — либо все делается слишком обыденно, либо слишком экстравагантно. И мне кажется безнадежным делом найти золотую середину, когда француз согласился бы, что теперь все хорошо.— Сомневаюсь, что им вообще известны эти слова, — поддержал его герцог Мелинкортский. — Такие понятия, как «золотая середина»и «уход от крайностей», созданы англичанами для описания английского образа жизни.Хьюго рассмеялся:— Себастьян, мы еще сделаем из вас политического деятеля. Нечасто мне доводится слышать высказывания, столь выдержанные в духе вигов , как ваши.Его светлость даже не улыбнулся. К этому моменту они с Хьюго уже находились в непосредственной близости от храма любви, и герцог Мелинкортский стал оглядываться, пытаясь среди множества людей отыскать, если повезет, Аме. Было уже довольно поздно, и большинство молодых людей уже разбились на пары и теперь искали уединения. Повсюду были слышны тихий смех и вздохи, одна рука искала другую руку, в глазах читался призыв, и в притворной обиде надувались губы.Из тени деревьев доносились шорохи, смех или тихий крик, и было совершенно очевидно, что любовники всеми способами пытались укрыться в темноте, чтобы ощутить близость друг друга и уместить в эту прощальную минуту целую вечность.Там было так много божественно прекрасных женщин, их обнаженных плеч, которые словно розовые жемчужины выступали из платьев девственной белизны, что мужчинам было немудрено подпасть под их чары, однако герцог Мелинкортский искал лишь одно лицо. Но Аме ему обнаружить так и не удалось. После этого он вместе с Хьюго оставил храм любви и направился туда, где в этот момент придворные собирались вокруг Марии-Антуанетты. Щеки королевы зарделись от румянца, голос звучал весело, несколько поодаль от Ее Величества стоял граф Аксель Ферзен, красивое лицо которого, как всегда, было непроницаемым и серьезным.В такой ситуации, когда вокруг королевы столпилось великое множество людей, герцогу Мелинкортскому было непросто привлечь к себе ее внимание, к счастью, ему удалось подойти к ней поближе, она повернулась и вопросительно посмотрела на него, его светлость отвесил ей глубокий поклон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44