стеллаж в ванную комнату напольный
Выше этажом прежде была еще одна спальня, но маркиз переоборудовал ее в ванную комнату и гардеробную.
В холле было темно.
Открыв дверь гостиной, маркиз увидел, что и там погашен свет.
Он вошел, и тотчас из спальни наверху до него донеслись голоса и негромкий смех.
Минуту маркиз стоял неподвижно, словно окаменев. К нему вернулось то ледяное спокойствие, с которого начался этот вечер.
Размеренно ступая, он вышел из особняка, тихо закрыл за собой дверь и вернулся к своей карете.
Кучер уже успел вывести лошадей обратно на дорогу.
Когда лакей слез с козел, чтобы распахнуть перед маркизом дверь, тот коротко при» казал:
— Домой!
Он был обманут женщиной — и не один, а два раза!
И он дал себе клятву, что такое больше не повторится.
Никогда в жизни с ним не случалось ничего подобного. Он едва мог поверить в то, что именно с ним обошлись столь предательски — и не только Дафна Бертон, но и его собственная любовница!
Он не сомневался в своей предельной щедрости по отношению к Долли, которая, на его взгляд, была к нему искренне привязана.
Ее измена оказалась не менее унизительной, чем мысль о том, что Бертон мог застать его обнаженным в постели со своей женой!
— Да будут прокляты они обе! — чуть слышно пробормотал он. — И да будут прокляты все женщины — эти вероломные предательницы!
По пути домой маркиз поклялся, что больше никогда не поверит ни единому слову, сказанному женщиной.
Когда карета остановилась у входа, ночной лакей открыл ему дверь, и он молча прошел в дом.
Поднявшись в спальню, маркиз вызвал камердинера.
Казалось, тот удивлен столь раннему возвращению своего господина, однако он был слишком тактичен, чтобы позволить себе какие-нибудь замечания по этому поводу.
Он помог маркизу раздеться, затем перекинул его вечерний костюм через руку и направился к двери, пожелав его милости доброй ночи.
Маркиз ничего ему не ответил. Он тотчас задул свечи и лежал в темноте, безжалостно погружаясь в глубину своих разочарований. Но в то же время он не допускал мысли, чтобы поделиться с кем бы то ни было изматывающими душу чувствами.
Завтра его секретарь расплатится с Долли и предложит ей как можно скорее освободить дом в Сент-Джеймс Вуд.
Маркиз с сожалением подумал, что из-за этого не сможет побывать на последнем перед закрытием представлении «Гэйети». Иначе друзья, которые будут ожидать его появления с Долли в «Романо», начнут задавать неуместные вопросы.
Уилли тоже будет любопытно знать, что происходило в тот вечер, когда его друг отправился обедать к Дафне Бертон, хотя он и не станет расспрашивать об этом.
Поскольку маркиз все еще не успокоился после того насыщенного событиями вечера, ему не хотелось никому ничего объяснять. А еще меньше ему хотелось, дабы окружающие заподозрили, что он потерпел непривычное для него поражение. Он сознавал, как невыносимо было бы для него стать объектом сочувствия.
Более того — ему не хотелось, чтобы лорд Броуро и Долли посвятили кого-нибудь в эту историю.
Сами они, конечно, поймут, в чем дело.
Кучер лорда Броуро обязательно расскажет своему господину о том, что маркиз приехал, вошел в дом и сразу же покинул его. И когда Долли получит известие о своей отставке, окончательно развеются все их сомнения.
Маркиз подосадовал на то, что подарил ей во вторник браслет, который стоил немалых денег и намного превосходил все ее украшения.
Дальнейшие раздумья привели его к мысли о необходимости уехать.
Единственным решением всех его проблем мог стать немедленный отъезд: это избавит его от нежелательных вопросов и предположений, будто две женщины выставили его дураком.
Любой намек на истинное положение дел мог вызвать сплетни.
Они обошли бы весь Лондон и, уж конечно, позабавили бы короля. Его Величество обожал сплетни, особенно если в них присутствовала женщина. А в этом случае их было даже две!
«Мне придется уехать», — подумал маркиз.
И тут ему пришла в голову счастливая мысль.
Когда король последний раз гостил у маркиза в его родовом поместье, он заметил, осматривая картинную галерею:
— Я вижу, Кейнстон, у вас маловато голландцев. Помнится, в Букингемском дворце вы всегда восхищались теми, что купил Георг Четвертый. Я всегда с благодарностью вспоминаю его: ведь у него хватило ума купить эти картины в то время, когда ими никто не интересовался.
— Вы совершенно правы, Сир, — ответил маркиз. — И я намерен подыскать несколько картин голландских живописцев.
— Они не так декоративны, как французы, — молвил король, — и это в большей степени относится к их женщинам. Но они всегда в цене, и я был неизменным поклонником Кейпа.
— Я тоже, Сир, — кивнул маркиз.
Теперь он вспомнил этот разговор и решил, что боги услышали его как раз в ту минуту, когда он особенно нуждался в их содействии.
Можно было не сомневаться, что в Амстердаме сейчас проходят какие-нибудь аукционы. Поэтому никого не удивит, если он отправится туда ради того, чтобы пополнить свое собрание картин.
Он с облегчением вздохнул. В последний миг, когда уже казалось, что он идет ко дну, ему брошен спасательный круг.
Завтра же он покинет Лондон.
Глава 2
Лила вышла из дома и, подняв голову, залюбовалась игрой солнца в листве деревьев.
— Какая чудесная погода, няня! — радостно воскликнула она.
— Днем будет жарко, — заметила старушка, считавшая своим долгом во всем находить недостатки.
Лила ее не слушала.
Она думала о том, как здорово очутиться в Голландии и видеть вокруг красоты Гааги.
Дома из красного кирпича с чудными шпилями каждый раз по-новому тешили взгляд.
Но самое большое удовольствие доставляло ей предвкушение встречи с великими полотнами в музее «Маурицхейс».
Она шла по улице и вдруг почти бессознательно высказала вслух мысль, которая тревожила ее больше всего:
— Я уверена, отчим меня здесь не найдет!
— Надеюсь, мисс Лила! — ответила няня.
Лила невольно вздрогнула.
Каждый вечер она горячо молила Бога: хоть бы отчим не догадался, что она переправилась на противоположный берег Северного моря и находится в Голландии!
Она еще не забыла того потрясения, которое ожидало ее по возвращении домой месяц назад после почти трехлетнего отсутствия.
Уезжая из пансиона во Флоренции, она раздевалась, что скоро снова увидит Англию. Радовалась, в то же время зная, что вновь почувствует, как сердце обливается кровью из-за безвременной смерти матери.
Тем не менее в долгожданном свидании с родиной Лила надеялась увидеть и определенные плюсы.
Увы! Ей было приуготовано горькое разочарование.
Отец Лилы погиб в последний год англо-бурской войны, и тогда мир ее матери рухнул.
Бедняжка безоглядно любила своего красавца мужа. Это была страстная любовь с первого взгляда — на всю жизнь.
А что здесь удивительного? Капитан Гарри Кавендиш поражал не только необычайной красотой; он обладал также обаянием, что признавали в равной степени и мужчины, и женщины.
Как только Милдред Уорд увидела его, остальные офицеры полка показались ей невыразительными и скучными.
Она произвела на Гарри столь же сильное впечатление. Стоило им лишь встретиться, и казалось, будто их любовь освещает все вокруг.
Так что их брак был предрешен — вопрос для обоих заключался только во времени.
Но ничто в этом мире не бывает абсолютно гладко.
Родители с обеих сторон поинтересовались, на какие средства они собираются жить.
Помимо офицерского жалованья, Гарри получал от отца скромное содержание, а приданое Милдред было столь мизерным, что его едва хватало на булавки.
Тем не менее Гарри отмел все возражения и предостережения.
Поженившись, они были так счастливы, что не замечали отсутствия роскоши, а порой — даже обычного комфорта.
Они поселились в небольшом домике в провинции и находили блаженство друг в друге, в своем ребенке и в своих лошадях.
А потом началась англо-бурская война, и Гарри, числившегося в запасе, немедленно призвали в действующую армию.
Как и следовало ожидать, он отличился в боях, был удостоен благодарностей в рапортах, а затем получил «Крест Виктории» — высшую награду за отвагу.
Милдред очень гордилась мужем и вместе с тем отчаянно тревожилась: ведь ему постоянно грозила опасность.
Ее страх оказался небезосновательным — всего несколько месяцев спустя Гарри погиб.
Прошла не одна неделя, прежде чем убитая горем вдова осознала, что со смертью Гарри они с Лилой потеряли не только мужа и отца, но и средства к существованию.
Не желая становиться обузой для родных, Милдред пыталась что-нибудь придумать, и в это время на горизонте появился сэр Роберт Лоусон.
Этот немолодой человек (ему было уже около сорока) овдовел десять лет назад и последние годы весьма неопределенно подумывал о женитьбе.
Однажды, встретив Милдред Кавендиш, он сразу понял — она воплощает в себе все, что он ценит в женщинах. К тому же она обладала неоспоримой красотой.
Ему понадобилось шесть месяцев, чтобы убедить ее выйти за него замуж.
Лишь когда Милдред пришлось сделать выбор между браком с очень состоятельным сэром Робертом и обращением за помощью к небогатым родственникам, она согласилась стать его женой.
Ей казалось, любовь к Гарри сделает невозможной ее близость с другим мужчиной.
Однако сэр Роберт был богат и весьма щедр, а она считала своим долгом обеспечить Лилу и не желала быть кому-то в тягость…
Они поселились в комфортабельном доме в Оксфордшире.
Лила, которой к тому времени исполнилось четырнадцать лет, до самозабвения увлеклась великолепными лошадьми своего отчима.
Если бы леди Лоусон нужна была некая компенсация за ту жертву, на которую она пошла, то ею стали озаренное радостью лицо Лилы, столь удивительно похожее на ее собственное, и сияющие восторгом глаза дочери после каждой верховой прогулки.
— Сегодня я прыгнула еще выше, чем раньше, мама! — весело объявляла она.
Обнимая ее, мать говорила нежно:
— Представляю, как гордился бы тобой папа. Он был превосходным наездником, часто побеждал в скачках с препятствиями и стипль-чезах.
Но, несмотря на комфорт, которым окружил их сэр Роберт, ей постоянно вспоминался скромный домик, где они были безмерно счастливы…
И все-таки жить прошлым невозможно, поэтому Милдред изо всех сил старалась угодить сэру Роберту: ведь он ею гордился.
Он получал огромное удовольствие от званых обедов, когда она восседала на месте хозяйки дома, поверх нарядного платья надев украшения, которыми он готов был ее увешивать.
Однако Милдред очень не нравились некоторые гости сэра Роберта.
Не сразу ей удалось убедить мужа приглашать к себе наиболее уважаемых жителей графства, тем паче что многие обитали по соседству с ними.
А еще они ездили в Лондон, где встречались с представителями мира политики. Благодаря этим контактам сэр Роберт начал интересоваться вопросами, о которых прежде ничего не знал.
Когда Лиле исполнилось пятнадцать, мать предложила сэру Роберту отправить ее в аристократический пансион для благородных девиц во Флоренции.
— Мы начнем вывозить ее в свет в 1902 году, — сказала она, — и мне хотелось бы, чтоб она получила хорошее образование и была умнее, нежели прочие светские девушки.
Он со смехом ответил:
— Большинство мужчин не будут интересоваться умом такой красавицы, как Лила. Она как две капли воды похожа на тебя.
— И все-таки мне хочется, чтоб она была умненькой, — упрямо твердила леди Лоусоп.
Сэр Роберт добродушно согласился и внес немалую сумму в бюджет одного из престижнейших пансионов, принимавших на обучение юных аристократок со всей Европы.
Расставаясь с матерью, Лила плакала.
— Если б ты могла поехать со мной, мама! — причитала она. — Вместе было бы так приятно посещать картинные галереи, о которых ты мне рассказывала!
— Знаю, милая, — утешала ее мать. — Но твой отчим проявил неимоверную щедрость, заплатив за твое образование. Сейчас мне было бы неловко просить у него что-то еще.
Лила поняла, что имеет в виду мама.
Сэр Роберт души в ней не чаял. Он не желал, чтобы она расставалась с ним хотя бы на час.
Бывало, когда Милдред и Лила просто отправлялись за покупками и немного задерживались, сэр Роберт не скрывал своего недовольства.
Будучи вовсе не глупой. Лила понимала: за молчанием отчима скрывается досада из-за ее присутствия в те минуты, которые он мог бы провести вдвоем с женой. Ради матери она старалась быть тактичной, но это удавалось ей не всегда.
Лишь оставаясь вдвоем с матерью, когда их никто не мог услышать, Лила внимала рассказам о ее родном отце и чувствовала, что Милдред по-прежнему всем сердцем оплакивает потерю того единственного мужчины, которого любила.
Она доставала его медаль и нежно прикасалась к ней; в эту минуту на ее лице появлялось выражение, ясно говорившее о том, что никто и никогда не сможет ей заменить Гарри Кавендиша.
Хотя мать не признавалась Лиле в своих чувствах, девочка догадывалась: она мечтает о смерти, чтобы снова быть с любимым. Эта мысль пришла Лиле в голову, когда она уезжала во Флоренцию.
Она обняла Милдред и сказала:
— Мама, обещай, что через год я приеду на каникулы. Мне будет невыносимо так долго не видеться с тобой.
— Знаю, сокровище мое, — ответила мать. — Я постараюсь уговорить сэра Роберта свозить меня во Флоренцию, хоть он и не любит итальянцев.
— Постарайся, мама! Пожалуйста, постарайся! — взмолилась девочка.
Она решила учиться как можно лучше, чтобы доставить матери удовольствие. И была счастлива, когда сэр Роберт и леди Лоусон приехали во Флоренцию на уик-энд. Они направлялись в Рим, где у сэра Роберта была деловая встреча.
Отчим улыбался и осыпал Лилу подарками, но девочка почувствовала его ревность при виде радостной встречи Милдред с дочерью.
— Когда я смогу вернуться домой, мама? — спросила Лила, прощаясь с Милдред.
— На следующий год, после окончания летнего семестра, — ответила мать. — Тебе будет почти семнадцать, и ты поможешь мне подготовить программу твоего выхода в свет. Сэр Роберт уже обещал, что он будет блестящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
В холле было темно.
Открыв дверь гостиной, маркиз увидел, что и там погашен свет.
Он вошел, и тотчас из спальни наверху до него донеслись голоса и негромкий смех.
Минуту маркиз стоял неподвижно, словно окаменев. К нему вернулось то ледяное спокойствие, с которого начался этот вечер.
Размеренно ступая, он вышел из особняка, тихо закрыл за собой дверь и вернулся к своей карете.
Кучер уже успел вывести лошадей обратно на дорогу.
Когда лакей слез с козел, чтобы распахнуть перед маркизом дверь, тот коротко при» казал:
— Домой!
Он был обманут женщиной — и не один, а два раза!
И он дал себе клятву, что такое больше не повторится.
Никогда в жизни с ним не случалось ничего подобного. Он едва мог поверить в то, что именно с ним обошлись столь предательски — и не только Дафна Бертон, но и его собственная любовница!
Он не сомневался в своей предельной щедрости по отношению к Долли, которая, на его взгляд, была к нему искренне привязана.
Ее измена оказалась не менее унизительной, чем мысль о том, что Бертон мог застать его обнаженным в постели со своей женой!
— Да будут прокляты они обе! — чуть слышно пробормотал он. — И да будут прокляты все женщины — эти вероломные предательницы!
По пути домой маркиз поклялся, что больше никогда не поверит ни единому слову, сказанному женщиной.
Когда карета остановилась у входа, ночной лакей открыл ему дверь, и он молча прошел в дом.
Поднявшись в спальню, маркиз вызвал камердинера.
Казалось, тот удивлен столь раннему возвращению своего господина, однако он был слишком тактичен, чтобы позволить себе какие-нибудь замечания по этому поводу.
Он помог маркизу раздеться, затем перекинул его вечерний костюм через руку и направился к двери, пожелав его милости доброй ночи.
Маркиз ничего ему не ответил. Он тотчас задул свечи и лежал в темноте, безжалостно погружаясь в глубину своих разочарований. Но в то же время он не допускал мысли, чтобы поделиться с кем бы то ни было изматывающими душу чувствами.
Завтра его секретарь расплатится с Долли и предложит ей как можно скорее освободить дом в Сент-Джеймс Вуд.
Маркиз с сожалением подумал, что из-за этого не сможет побывать на последнем перед закрытием представлении «Гэйети». Иначе друзья, которые будут ожидать его появления с Долли в «Романо», начнут задавать неуместные вопросы.
Уилли тоже будет любопытно знать, что происходило в тот вечер, когда его друг отправился обедать к Дафне Бертон, хотя он и не станет расспрашивать об этом.
Поскольку маркиз все еще не успокоился после того насыщенного событиями вечера, ему не хотелось никому ничего объяснять. А еще меньше ему хотелось, дабы окружающие заподозрили, что он потерпел непривычное для него поражение. Он сознавал, как невыносимо было бы для него стать объектом сочувствия.
Более того — ему не хотелось, чтобы лорд Броуро и Долли посвятили кого-нибудь в эту историю.
Сами они, конечно, поймут, в чем дело.
Кучер лорда Броуро обязательно расскажет своему господину о том, что маркиз приехал, вошел в дом и сразу же покинул его. И когда Долли получит известие о своей отставке, окончательно развеются все их сомнения.
Маркиз подосадовал на то, что подарил ей во вторник браслет, который стоил немалых денег и намного превосходил все ее украшения.
Дальнейшие раздумья привели его к мысли о необходимости уехать.
Единственным решением всех его проблем мог стать немедленный отъезд: это избавит его от нежелательных вопросов и предположений, будто две женщины выставили его дураком.
Любой намек на истинное положение дел мог вызвать сплетни.
Они обошли бы весь Лондон и, уж конечно, позабавили бы короля. Его Величество обожал сплетни, особенно если в них присутствовала женщина. А в этом случае их было даже две!
«Мне придется уехать», — подумал маркиз.
И тут ему пришла в голову счастливая мысль.
Когда король последний раз гостил у маркиза в его родовом поместье, он заметил, осматривая картинную галерею:
— Я вижу, Кейнстон, у вас маловато голландцев. Помнится, в Букингемском дворце вы всегда восхищались теми, что купил Георг Четвертый. Я всегда с благодарностью вспоминаю его: ведь у него хватило ума купить эти картины в то время, когда ими никто не интересовался.
— Вы совершенно правы, Сир, — ответил маркиз. — И я намерен подыскать несколько картин голландских живописцев.
— Они не так декоративны, как французы, — молвил король, — и это в большей степени относится к их женщинам. Но они всегда в цене, и я был неизменным поклонником Кейпа.
— Я тоже, Сир, — кивнул маркиз.
Теперь он вспомнил этот разговор и решил, что боги услышали его как раз в ту минуту, когда он особенно нуждался в их содействии.
Можно было не сомневаться, что в Амстердаме сейчас проходят какие-нибудь аукционы. Поэтому никого не удивит, если он отправится туда ради того, чтобы пополнить свое собрание картин.
Он с облегчением вздохнул. В последний миг, когда уже казалось, что он идет ко дну, ему брошен спасательный круг.
Завтра же он покинет Лондон.
Глава 2
Лила вышла из дома и, подняв голову, залюбовалась игрой солнца в листве деревьев.
— Какая чудесная погода, няня! — радостно воскликнула она.
— Днем будет жарко, — заметила старушка, считавшая своим долгом во всем находить недостатки.
Лила ее не слушала.
Она думала о том, как здорово очутиться в Голландии и видеть вокруг красоты Гааги.
Дома из красного кирпича с чудными шпилями каждый раз по-новому тешили взгляд.
Но самое большое удовольствие доставляло ей предвкушение встречи с великими полотнами в музее «Маурицхейс».
Она шла по улице и вдруг почти бессознательно высказала вслух мысль, которая тревожила ее больше всего:
— Я уверена, отчим меня здесь не найдет!
— Надеюсь, мисс Лила! — ответила няня.
Лила невольно вздрогнула.
Каждый вечер она горячо молила Бога: хоть бы отчим не догадался, что она переправилась на противоположный берег Северного моря и находится в Голландии!
Она еще не забыла того потрясения, которое ожидало ее по возвращении домой месяц назад после почти трехлетнего отсутствия.
Уезжая из пансиона во Флоренции, она раздевалась, что скоро снова увидит Англию. Радовалась, в то же время зная, что вновь почувствует, как сердце обливается кровью из-за безвременной смерти матери.
Тем не менее в долгожданном свидании с родиной Лила надеялась увидеть и определенные плюсы.
Увы! Ей было приуготовано горькое разочарование.
Отец Лилы погиб в последний год англо-бурской войны, и тогда мир ее матери рухнул.
Бедняжка безоглядно любила своего красавца мужа. Это была страстная любовь с первого взгляда — на всю жизнь.
А что здесь удивительного? Капитан Гарри Кавендиш поражал не только необычайной красотой; он обладал также обаянием, что признавали в равной степени и мужчины, и женщины.
Как только Милдред Уорд увидела его, остальные офицеры полка показались ей невыразительными и скучными.
Она произвела на Гарри столь же сильное впечатление. Стоило им лишь встретиться, и казалось, будто их любовь освещает все вокруг.
Так что их брак был предрешен — вопрос для обоих заключался только во времени.
Но ничто в этом мире не бывает абсолютно гладко.
Родители с обеих сторон поинтересовались, на какие средства они собираются жить.
Помимо офицерского жалованья, Гарри получал от отца скромное содержание, а приданое Милдред было столь мизерным, что его едва хватало на булавки.
Тем не менее Гарри отмел все возражения и предостережения.
Поженившись, они были так счастливы, что не замечали отсутствия роскоши, а порой — даже обычного комфорта.
Они поселились в небольшом домике в провинции и находили блаженство друг в друге, в своем ребенке и в своих лошадях.
А потом началась англо-бурская война, и Гарри, числившегося в запасе, немедленно призвали в действующую армию.
Как и следовало ожидать, он отличился в боях, был удостоен благодарностей в рапортах, а затем получил «Крест Виктории» — высшую награду за отвагу.
Милдред очень гордилась мужем и вместе с тем отчаянно тревожилась: ведь ему постоянно грозила опасность.
Ее страх оказался небезосновательным — всего несколько месяцев спустя Гарри погиб.
Прошла не одна неделя, прежде чем убитая горем вдова осознала, что со смертью Гарри они с Лилой потеряли не только мужа и отца, но и средства к существованию.
Не желая становиться обузой для родных, Милдред пыталась что-нибудь придумать, и в это время на горизонте появился сэр Роберт Лоусон.
Этот немолодой человек (ему было уже около сорока) овдовел десять лет назад и последние годы весьма неопределенно подумывал о женитьбе.
Однажды, встретив Милдред Кавендиш, он сразу понял — она воплощает в себе все, что он ценит в женщинах. К тому же она обладала неоспоримой красотой.
Ему понадобилось шесть месяцев, чтобы убедить ее выйти за него замуж.
Лишь когда Милдред пришлось сделать выбор между браком с очень состоятельным сэром Робертом и обращением за помощью к небогатым родственникам, она согласилась стать его женой.
Ей казалось, любовь к Гарри сделает невозможной ее близость с другим мужчиной.
Однако сэр Роберт был богат и весьма щедр, а она считала своим долгом обеспечить Лилу и не желала быть кому-то в тягость…
Они поселились в комфортабельном доме в Оксфордшире.
Лила, которой к тому времени исполнилось четырнадцать лет, до самозабвения увлеклась великолепными лошадьми своего отчима.
Если бы леди Лоусон нужна была некая компенсация за ту жертву, на которую она пошла, то ею стали озаренное радостью лицо Лилы, столь удивительно похожее на ее собственное, и сияющие восторгом глаза дочери после каждой верховой прогулки.
— Сегодня я прыгнула еще выше, чем раньше, мама! — весело объявляла она.
Обнимая ее, мать говорила нежно:
— Представляю, как гордился бы тобой папа. Он был превосходным наездником, часто побеждал в скачках с препятствиями и стипль-чезах.
Но, несмотря на комфорт, которым окружил их сэр Роберт, ей постоянно вспоминался скромный домик, где они были безмерно счастливы…
И все-таки жить прошлым невозможно, поэтому Милдред изо всех сил старалась угодить сэру Роберту: ведь он ею гордился.
Он получал огромное удовольствие от званых обедов, когда она восседала на месте хозяйки дома, поверх нарядного платья надев украшения, которыми он готов был ее увешивать.
Однако Милдред очень не нравились некоторые гости сэра Роберта.
Не сразу ей удалось убедить мужа приглашать к себе наиболее уважаемых жителей графства, тем паче что многие обитали по соседству с ними.
А еще они ездили в Лондон, где встречались с представителями мира политики. Благодаря этим контактам сэр Роберт начал интересоваться вопросами, о которых прежде ничего не знал.
Когда Лиле исполнилось пятнадцать, мать предложила сэру Роберту отправить ее в аристократический пансион для благородных девиц во Флоренции.
— Мы начнем вывозить ее в свет в 1902 году, — сказала она, — и мне хотелось бы, чтоб она получила хорошее образование и была умнее, нежели прочие светские девушки.
Он со смехом ответил:
— Большинство мужчин не будут интересоваться умом такой красавицы, как Лила. Она как две капли воды похожа на тебя.
— И все-таки мне хочется, чтоб она была умненькой, — упрямо твердила леди Лоусоп.
Сэр Роберт добродушно согласился и внес немалую сумму в бюджет одного из престижнейших пансионов, принимавших на обучение юных аристократок со всей Европы.
Расставаясь с матерью, Лила плакала.
— Если б ты могла поехать со мной, мама! — причитала она. — Вместе было бы так приятно посещать картинные галереи, о которых ты мне рассказывала!
— Знаю, милая, — утешала ее мать. — Но твой отчим проявил неимоверную щедрость, заплатив за твое образование. Сейчас мне было бы неловко просить у него что-то еще.
Лила поняла, что имеет в виду мама.
Сэр Роберт души в ней не чаял. Он не желал, чтобы она расставалась с ним хотя бы на час.
Бывало, когда Милдред и Лила просто отправлялись за покупками и немного задерживались, сэр Роберт не скрывал своего недовольства.
Будучи вовсе не глупой. Лила понимала: за молчанием отчима скрывается досада из-за ее присутствия в те минуты, которые он мог бы провести вдвоем с женой. Ради матери она старалась быть тактичной, но это удавалось ей не всегда.
Лишь оставаясь вдвоем с матерью, когда их никто не мог услышать, Лила внимала рассказам о ее родном отце и чувствовала, что Милдред по-прежнему всем сердцем оплакивает потерю того единственного мужчины, которого любила.
Она доставала его медаль и нежно прикасалась к ней; в эту минуту на ее лице появлялось выражение, ясно говорившее о том, что никто и никогда не сможет ей заменить Гарри Кавендиша.
Хотя мать не признавалась Лиле в своих чувствах, девочка догадывалась: она мечтает о смерти, чтобы снова быть с любимым. Эта мысль пришла Лиле в голову, когда она уезжала во Флоренцию.
Она обняла Милдред и сказала:
— Мама, обещай, что через год я приеду на каникулы. Мне будет невыносимо так долго не видеться с тобой.
— Знаю, сокровище мое, — ответила мать. — Я постараюсь уговорить сэра Роберта свозить меня во Флоренцию, хоть он и не любит итальянцев.
— Постарайся, мама! Пожалуйста, постарайся! — взмолилась девочка.
Она решила учиться как можно лучше, чтобы доставить матери удовольствие. И была счастлива, когда сэр Роберт и леди Лоусон приехали во Флоренцию на уик-энд. Они направлялись в Рим, где у сэра Роберта была деловая встреча.
Отчим улыбался и осыпал Лилу подарками, но девочка почувствовала его ревность при виде радостной встречи Милдред с дочерью.
— Когда я смогу вернуться домой, мама? — спросила Лила, прощаясь с Милдред.
— На следующий год, после окончания летнего семестра, — ответила мать. — Тебе будет почти семнадцать, и ты поможешь мне подготовить программу твоего выхода в свет. Сэр Роберт уже обещал, что он будет блестящим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18