— Но вы приняли мое приглашение, — несколько сухо напомнил ей маркиз.
— Но вы-то англичанин, — объяснила Вильма, — и я знала, что могу довериться вам.
— Но почему вы были так уверены в этом? — задал вопрос маркиз.
Немного подумав, она объяснила:
— Когда вы сталкиваетесь с людьми, у вас сразу же возникает какое-то ощущение, вызванное их присутствием, их внутренним миром. Не важно, что они говорят, важно, как вы их воспринимаете.
Маркиз был поражен.
— Именно в это всегда верил я, — произнес он, — но никогда не встречал женщину, которая облекла бы это в столь ясную и простую форму.
— Порой я встречала таких людей, что уже первые ощущения, связанные с ними, говорили мне — тут нечто неладное, нехорошее. Вот и когда граф только заговорил со мной, я уже почувствовала — от него исходит угроза, и он опасен.
— Постарайтесь держаться от него подальше, — предостерег ее маркиз. — Вам необходимо быть в «Ритце» завтра?
— Нет, нет, конечно, нет, — ответила Вильма.
— Значит, люстра в спальне номера графа была последней, — задумчиво произнес маркиз, словно отвечая своим мыслям.
— Да, самая последняя, — согласилась Вильма. — Господин Ритц сам сказал мне, что во всех комнатах теперь полный комплект и порядок.
— Значит, теперь вы вернетесь в Англию? — поинтересовался маркиз.
— Боюсь, что да, как только отцу станет лучше.
Ей удалось ловко перевести разговор на другую тему, поскольку она чувствовала себя очень неуютно под этим перекрестным допросом, и они снова заговорили о Нине и других владениях маркиза.
Когда в конце концов они покинули ресторан, на улице их ждала карета.
Верх ее был откинут, и маркиз спросил Вильму:
— Вы не замерзнете?
— Нет, что вы, сегодня очень теплая ночь.
От маркиза не укрылось восторженное выражение ее глаз.
Лошади тронулись, и вскоре карета выехала на набережную Сены.
В ночном небе Парижа уже сияли звезды, вдоль моста горели фонари, а темные воды реки отражали свет небесных и земных светил.
Наблюдая за Вильмой, маркиз снова с удивлением отметил, что девушка опять, казалось, забыла о его присутствии.
Ее так захватило увиденное зрелище, что она даже не старалась поддерживать беседу со своим спутником.
Ему было более привычно, когда женщины вели себя иначе. Оказываясь с ним в карете, они придвигались все ближе и ближе к нему, затем, как правило, касались своей рукой его руки и маняще поднимали к нему лицо.
Но Вильма смотрела на реку, на огни фонарей и на звезды.
Маркиз говорил себе, что такого с ним раньше не случалось, и никогда еще ему не было так хорошо.
Когда они достигли площади Согласия, маркиз попросил кучера остановиться, чтобы Вильма могла полюбоваться фонтанами, которые выбрасывали в ночное небо струи воды, переливавшиеся в свете фонарей всеми цветами радуги и опадавшие вниз сверкающими водопадами.
Величественный обелиск, привезенный из Египта, деревья, окружавшие площадь, создавали прекрасную и вместе С тем полную таинственности картину.
Ни маркиз, ни Вильма не проронили ни слова, пока наконец девушка не заговорила тихо и восхищенно:
— Это так прекрасно… так великолепно! Но мне кажется все это нереальным, как в сказке!
— То же самое я думал о вас, — откликнулся маркиз.
Она посмотрела на него, и, ему показалось, что звезды отражаются в ее глазах.
— Если бы я могла стать частью всего этого, — сказала она, — тогда я ничего больше не просила бы для себя в этой жизни, только возможности остаться в этой прекрасной сказке навсегда!
— Мне думается, вы так или иначе всегда будете жить в сказочном мире, — отозвался маркиз.
Он приказал кучеру трогать, и они дважды объехали вокруг площади Согласия, прежде чем направиться на Елисейские поля.
Карета медленно поднималась по Елисейским полям, пока не достигла Триумфальной арки, которую, как объяснил маркиз Вильме, задумал еще Наполеон Бонапарт, но ее торжественное открытие состоялось на тридцать лет позже, во времена царствования Луи Филиппа.
Только когда лошади повернули назад, Вильма выдохнула:
— Теперь я увидела Париж!
— Не весь, — поправил ее маркиз. — Есть еще много мест, которые я хочу показать вам.
— И мне бы хотелось многое увидеть, — согласилась она, — но я не должна посягать на ваше время. Уверена, у вас много других дел и встреч с намного более значительными людьми, чем я.
Она говорила искренне, и маркиз не уловил в ее словах притворства.
— Вряд ли я найду себе более интересное занятие, чем возможность показать вам Париж, — сказал он. — Завтра утром я отвезу вас покататься в Булонский лес, думаю, вам такая прогулка покажется занятной, а затем мы составим план на вторую половину дня. Перед нами широкий выбор различных удовольствий.
— Вы действительно… У вас и правда есть для этого свободное время? — спросила Вильма.
— Думаю, все можно устроить.
— Нy, если так, то я не могу представить себе ничего более восхитительного.
О, благодарю вас… еще раз благодарю вас? Мне кажется, я всю жизнь только и буду благодарить вас.
Маркиз подумал, что никогда еще никто не благодарил его с такой идущей от самого сердца искренностью.
Вряд ли девушка была бы ему более благодарна, получи она в подарок бриллиантовое ожерелье.
Когда они спускались от Триумфальной арки вниз по Елисейским полям, он спросил ее:
— Где вы остановились?
Вильма слегка запнулась, потом честно ответила:
— Номер двадцать пять в предместье Сент-Оноре.
Маркиз поднял брови:
— Да ведь это, кажется, дом одного из моих друзей?!
— Виконт сейчас в отъезде, — быстро сообразила Вильма.
— А вы с отцом исправляете электрическое освещение в его доме, — подметил маркиз.
Вильма не опровергла его предположение.
Она решила, что ей удалось сделать так, чтобы маркиз не подумал, будто они с отцом гостят в доме виконта.
— Теперь по крайней мере я знаю, куда могу заехать за вами завтра утром, — заметил маркиз, когда они подъехали к дому виконта. — Скажем в половине двенадцатого? Или для вас это слишком рано?
Вильма рассмеялась:
— Я всегда просыпаюсь рано. Честно говоря, я люблю кататься верхом до завтрака.
— Я тоже, — сказал маркиз. — Может быть, когда-нибудь в Англии мы сможем покататься верхом вместе.
Однако, сказав это, тут же засомневался.
Он мог себе представить, какая волна слухов прокатится в Лондоне, если он пригласит Вильму в Нин и будет ездить с ней на верховые прогулки до того, как она начнет работу по переделке его канделябров.
Девушка же в тот момент думала, как здорово было бы пригласить маркиза в их дом. И хотя лошади ее отца вряд ли сравнились бы с лошадьми маркиза, все же и в их конюшнях было два-три жеребца, верхом на которых он выглядел бы великолепно. Да и барьеры показались бы ему вполне достойными для состязания.
Но потом она сказала себе, что, как только они с отцом покинут Париж, она больше никогда не увидит маркиза Линворта, Она вспоминала теперь — он упоминался в разделе светской хроники как постоянный гость в том обществе, в которое ее родители не бывали приглашены, в первую очередь, конечно же, на балах, устраиваемых самим принцем Уэльским.
В числе присутствующих там всегда перечислялись признанные красавицы, без которых невозможно было и представить подобные приемы.
Те же балы, куда приглашалась Вильма, хотя и их пока было не так уж много в ее жизни, устраивались, как правило, вдовами высокопоставленных аристократов большей частью для своих внучек, ровесниц Вильмы.
Она могла предположить, что для сливок общества, к коим принадлежал и маркиз, посещение подобных мероприятий воспринималось как нечто на редкость скучное и утомительное.
Об их развлечениях Вильма читала только в газетах.
Вряд ли она когда-нибудь сможет посетить балы, устраиваемые графиней Уорвик.
И уж совсем невероятно, что ей могли бы прислать приглашение в Мальборо-хаус.
«После нашего возвращения в Англию я уже никогда не встречусь с маркизом», — сказала она себе.
Вслух же девушка произнесла:
— Если вы вполне уверены, что вы не заскучаете со мной, я с превеликим удовольствием поеду с вами завтра в Булонский лес.
— Тогда я с нетерпением буду ожидать нашей прогулки, — ответил ей маркиз.
Они приближались к дому виконта.
Неожиданно маркизу пришло в голову, что будь сейчас рядом с ним любая другая женщина, он непременно поцеловал бы ее на прощание, пожелав доброй ночи.
Он подумал, как, целуя Вильму, ощутит мягкость, нежность и невинность ее губ.
Из ее слов он давно сделал вывод: ее никто никогда еще не целовал.
И неожиданно для себя почувствовал, как страстно желает оказаться тем первым мужчиной, кто поцелует ее.
По девушка настолько была напугана эпизодом с графом, что дотронься он до нее теперь, это совсем лишит ее душевного равновесия и тогда она скорее всего исчезнет, и он никогда больше не увидит ее.
Пет, такого наказания за свой поцелуй он не желал.
Тем более что теперь, когда лошади уже остановились у дома виконта, он отчетливо осознавал — у него давно не было ничего лучше сегодняшнего.
Ни разу на протяжении всего вечера: ни когда они ехали в карете, ни когда ужинали в ресторане, не почувствовал он скуки.
Ни разу за все время не вспомнил ни о принцессе, ни о том мрачном будущем, ожидавшем его впереди.
«Юность очаровательна и обольстительна сама по себе»— такие слова слышал он однажды от одного старика.
То, чем порадовала его Вильма, и было как раз этим «очарованием юности».
Волнующим и чистым, как красота далеких звезд над площадью Согласия.
И совсем не похожим на удовольствие, доставленное ему прошлой ночью Лизеттой.
Карета остановилась, маркиз вышел из нее первым.
Протянув руку девушке и помогая ей сойти вниз, он задержал ее руку в своей и подумал, что действительно очень сильно хочет снова увидеть Вильму.
Ему не хотелось, чтобы она просто исчезла из его жизни.
Лакей позвонил, и заспанный слуга открыл дверь.
— Спокойной вам ночи, Вильма, — сказал маркиз.
— Спокойной ночи, милорд, — отозвалась она, — и еще раз спасибо вам за удивительный, чудесный вечер. Я никогда не смогу его забыть.
— Сказка еще не закончилась, — улыбнулся в ответ на ее слова маркиз. — Я буду здесь завтра в половине двенадцатого.
По ее светящимся глазам, обращенным к нему, он понял — именно эти слова она и хотела от него услышать.
Затем она вошла в дом, а маркиз вернулся в карету.
Когда карета тронулась, девушка остановилась в дверях и помахала ему рукой, при этом свет, падавший из открытой двери за ее спиной, освещал ее светлые волосы и казался ореолом над ее головой.
«Восхитительное зрелище», — думал маркиз всю дорогу домой.
Он не отказался бы иметь такую картину в своей галерее.
Вильма прошла в холл и, прежде чем подняться по лестнице, поблагодарила лакея.
Поднявшись наверх, она увидела Герберта, выходящего из комнаты ее отца.
— Папа не спит? — спросила она его.
Камердинер отрицательно покачал головой.
— Спит, как младенец. — ответил он. — Этот доктор Бланк — он делает чудеса своими руками.
— Полагаю, папа будет чувствовать себя лучше завтра, — сказала Вильма.
— Ну а вы-то как, хорошо провели время с друзьями-то, мисс Вильма? — поинтересовался Герберт.
И поскольку он знал девушку с детства, она понимала — его интерес искренен.
— Провела время замечательно… ну просто замечательно! — сказала она. — Завтра утром я собираюсь поехать на прогулку в Булонский лес, но было бы лучше, если бы вы не упоминали об этом в разговоре с папой, потому что он за меня волнуется.
— Его сиятельство разволнуется, только если подумает, вдруг как эти друзья ваши прознают, что он не так тверд в седле, как думал-то, — заметил Герберт.
Такое о своем хозяине мог позволить себе сказать только старый Герберт, так как с его стороны подобное высказывание не было ни наглостью, ни предательством.
Вильма расхохоталась.
— Мы должны сделать все, дабы папина гордость не пострадала, — сказала она уже серьезно, — и не забывать, что никто не должен знать наше настоящее имя.
Герберт презрительно фыркнул.
— Вам-то и ломать комедию! По мне — так все это ужасная глупость, но меня-то никто не спрашивает!
Вильма пошла к себе в комнату.
Она велела Марии не дожидаться ее возращения, поэтому разделась сама, без ее помощи.
Но когда, глядя в зеркало, Вильма расчесывала свои длинные волосы, она вдруг задалась вопросом, а не нанесли ли ей оскорбление.
Маркиз ни на мгновение не усомнился, будто она всего лишь дочь какого-то электрика. Ему даже в голову не пришло, что она может быть кем-то другим.
Он воспринимал ее как дочь мастерового, работающую со своим отцом и получающую за это вознаграждение.
Она, правда, была рада его заблуждению, благодаря которому он не задавал ей щекотливых вопросов.
Вместе с тем во всем этом было что-то оскорбительное.
Она принадлежала к одному из старейших семейств графства. И все же маркиз не разглядел в ней леди благородного происхождения.
Герберт назвал все это «ломанием комедии», и действительно так оно и было с самого начала.
Вильма подумала, как было бы прекрасно, если бы маркиз сразу сказал, не может такого быть, чтобы она выполняла столь черную работу.
А он просто принял на веру ее слова.
Он, конечно, посчитал, что единственной причиной, по которой Вильме не хотелось сталкиваться со всеми этими щеголями в отеле «Ритц», было ее нежелание выглядеть хуже на их фоне.
— Как посмел он так подумать обо мне? — спрашивала она себя.
Но, с другой стороны, если бы он видел в ней девушку из знатной семьи, он никогда не пригласил бы ее поужинать с ним наедине.
И не повез бы ее кататься, не было бы тогда столь очаровательной ночной поездки при свете звезд.
«Видимо, за все в жизни приходится платить, так или иначе, — философствовала Вильма. — Совершенно очевидно, хотя маркиз поразил меня, я, конечно, не произвела на него никакого впечатления».
Да, несомненно, он сделал ей пару комплиментов.
По теперь ее интересовало, действительно ли он говорил то, что думал, в тот момент, когда произносил их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16