— Какой хорошенький ангелочек спустился с Небес, чтобы озарить мой путь, когда я в этом больше всего нуждаюсь.
Вильма посмотрела вниз и увидела, что там стоит щеголевато одетый человек и разглядывает ее.
На вид ему можно было дать лет тридцать — тридцать пять. Скорее всего он был французом.
Выражение его глаз и манера говорить заставили ее занервничать.
— Я… Я всего лишь вытирала пыль с люстры, мсье, — ответила она.
— Несомненно, именно так вы полируете звезды, мерцающие в небе, — заметил француз.
И снова то, как он произнес эти слова, заставило Вильму почувствовать неловкость, она отвела от него взгляд и торопливо проговорила:
— Я… Я уже… закончила…
— Значит, я могу помочь вам спуститься на землю, — сказал он, подходя ближе.
Он поднял руки кверху, как будто хотел поддержать ее, но Вильма поспешно пробормотала:
— Нет, нет… Я не нуждаюсь в помощи. Только не держите меня…
— Именно это, мой очаровательный ангелочек, я и хочу сделать, — сказал француз. — Вы спустились с неба прямо в мою комнату, почему же я должен отказаться от дара, преподнесенного мне богами?
Вильма догадалась, что это граф Гастон де Форэ.
Говоря эти слова, он протянул вверх руку, и она почувствовала, как его рука коснулась ее лодыжки.
Вильма поняла, что если покинет лестницу, то окажется в объятиях графа.
— Пожалуйста… оставьте меня в покое, мсье, — сказала она сердито. — Вы не имеете права!
— Позвольте мне объяснять вам, какое право я имею, — заметил граф. — Я хочу, и скажу вам, хочу куда сильнее, чем чего бы то ни было в последнее время, прижать вас к себе.
Уверенный тон, которым он говорил эти слова, испугал Вильму. Она поняла — спустись она хоть на одну ступеньку ниже, и у него появится возможность исполнить задуманное.
Девушка была в ужасе, понимая, что, как только граф сможет обнять ее, он попытается ее поцеловать.
Она никогда не попадала в подобную ситуацию прежде и понятия не имела, как следует поступить.
— Уходите, мсье, — попросила она. — Мне хотелось бы спуститься вниз и… покинуть… комнату.
— Но именно это я непременно помешаю вам сделать, — ответил ей граф.
Его пальцы, обхватившие ее лодыжку, сжались крепче, и она подумала, что он собирается стянуть ее с лестницы.
Вцепившись в верхнюю перекладину, Вильма отчаянно закричала:
— Помогите! Помогите!
Но при этом она отчетливо понимала: ни электрик, ни господин Ритц, не могли вернуться так скоро.
Она почувствовала, как рука мужчины переместилась чуть выше по ее ноге, и снова закричала.
— Помогите мне, кто-нибудь, помогите! О, пожалуйста… помогите мне!
От сильного испуга девушка инстинктивно кричала по-английски.
И тут к своему крайнему удивлению и чрезвычайному облегчению она услышала, как чей-то голос спросил по-английски:
— Я не ошибся, действительно ли моя соотечественница нуждается в помощи?
В дверях появился мужчина, и граф обернулся на голос.
— А, это вы, Линворт! — воскликнул он. — Что вы здесь делаете?
— Как видите, появился, чтобы спасти девушку от беды, — ответил тот. — Насколько я понял, Форэ, вы снова принялись за свои штучки.
— Это мой номер, и вы не имеете никакого права входить в него! — резко парировал граф, сердито глядя на человека, стоящего на пороге комнаты.
Вильма проворно соскользнула с лестницы, держась в стороне от французского графа.
Затем она побежала к двери, опасаясь, что он помешает ей уйти.
Но выскочить в коридор ей не удалось, потому что в дверях стоял высокий, широкоплечий англичанин.
Он взял ее за руки и сказал:
— Теперь вы в совершенной безопасности. Я, как Белый Рыцарь, спас вас от Дракона.
Он говорил это, дерзко посматривая на графа, — словно бы поддразнивал его.
— Когда-нибудь я расквитаюсь с вами, Линворт, — пригрозил ему граф де Форэ.
— Сомневаюсь, господин граф, — ответил ему англичанин, — но, само собой разумеется, я готов принять любой ваш вызов.
При этих словах он отвернулся и, взяв Вильму под руку, повел ее по коридору.
И лишь на приличном расстоянии от апартаментов графа, Вильма вспомнила:
— Моя шляпка! Я оставила там мою шляпку!
Англичанин вытащил из кармана ключ и открыл дверь на противоположной стороне коридора.
— Ждите меня здесь, пока я схожу за ней, — сказал он ей. — Тут вы будете в полной безопасности.
Без колебаний Вильма вошла в его номер. Ничего больше не сказав, он закрыл за ней дверь, и она услышала, как ключ повернулся в замке.
Она оказалась в уютной гостиной, мало чем отличающейся от гостиной в апартаментах.
Девушка еще не совсем опомнилась от пережитого ужаса.
В случившемся она винила только себя.
Во-первых, ей вообще не следовало приезжать в отель «Ритц».
И потом было большой ошибкой остаться одной в номере и тем самым дать повод графу, столь неожиданно появившемуся в своих апартаментах, принять ее за одну из служащих Цезаря Ритца.
«Папа пришел бы в ярость!»— подумала она.
Вильма испытывала чувство безмерной благодарности к англичанину, спасшему ее.
Послышался шум отпираемой двери.
Минутой позже в гостиную вошел англичанин, держа в руке ее шляпку.
— Ваш поклонник, — сказал он со смешком в голосе, — желал сохранить эту шляпку в качестве сувенира, но я сумел отобрать ее у него.
— Спасибо… О, благодарю вас! — воскликнула Вильма. — Я так благодарна вам за… спасение.
Глава 2
Маркиз Линворт прибыл в Париж под влиянием внезапного порыва.
Это был красивый, приятный в общении молодой человек, который любил жизнь и наслаждался ею во всех ее проявлениях, особенно когда рядом не было докучливых родственников, постоянно подталкивающих его к женитьбе.
Когда-то в молодости он пережил несчастную любовь.
Тот случай заставил его принять решение не вступать в брак до тех пор, пока он не достигнет действительно преклонного возраста и не возникнет необходимость обзавестись наследником.
Но сейчас маркиз только-только перешагнул тридцатилетний рубеж, старость казалась ему чем-то очень далеким, и он не торопился с решением этой проблемы, Но он был единственным ребенком в семье. И это означало, что не только мать с бабушками и дедушками, но также его многочисленные тетушки, дядюшки и кузины — все вместе, так или иначе, настаивали на его женитьбе.
Чем больше настойчивости проявляли они в этом вопросе, тем упорнее придерживался он принятого решения, полагая, что наверняка умрет от тоски в обществе любой женщины, если пробудет с ней достаточно долго.
В особенности это почему-то относилось к тем из них, кого его многочисленная родня полагала подходящими на роль маркизы Линворт.
Маркиз был весьма опытным наездником, отличным игроком в поло, искусным стрелком.
Владея десятью тысячами акров земли, требующими внимания и заботы, он не испытывал проблем, чем себя занять, и проводил время так, как ему нравилось.
Разумеется, в его жизни было отведено место и для женщин, только это были совсем не потенциальные невесты, не те девушки, которых он встречал на балах, — неуклюжие, пугливые, неловкие и застенчивые.
Свои любовные похождения — или, как говорят французы, affairs de coeur — маркиз обставлял с чрезвычайной тщательностью и действовал столь осторожно, что в большинстве случаев великосветские сплетники и сплетницы могли лишь подозревать его, но никаких конкретных поводов для критики у них не было.
Так уж сложилось, что все те дамы, которые поочередно влюблялись в него, оказывались замужними, и в этом-то состояла главная трудность.
Ведь влюбленная женщина, как правило, очень ревнива и всегда ведет себя как собственник.
За эти годы маркиз вполне овладел искусством вовремя исчезать, как только любовная интрига, по его собственным словам, начинала выходить из-под контроля.
Именно такой момент и наступил сейчас.
Привязанность к нему леди Максвелл становилась все более очевидной для публики, и следовательно, пора было выпутываться из этой ситуации, начинавшей уже тяготить его, к тому же об их связи стали поговаривать в свете.
Линворт прекрасно понимал, как не просто это будет сделать.
К тому же он не желал покидать Лондон в разгар сезона, по крайней мере до тех пор, пока это не станет абсолютно необходимым.
Считаясь одним из самых завидных женихов среди прочих неженатых мужчин его возраста, он был желанным гостем в самых знатных домах.
Принц Уэльский включал его в список приглашенных на все балы, устраиваемые в Мальборо-хаус.
— Черт бы их всех побрал, — жаловался сам себе маркиз. — Почему я должен куда-то скрываться, когда у меня нет никакого желания покидать Англию?!
На комоде в спальне лежало любовное послание леди Максвелл.
Ему не нужно было читать письмо, чтобы узнать его содержание, он и так знал, чего от него хотят.
Линворт подумал, как до чрезвычайности неосторожно и глупо с ее стороны посылать с любовной запиской к нему домой одного из слуг своего мужа (судя по ливрее, грума).
Ведь в этом случае их любовная связь будет обсуждаться не только в лакейской лорда Максвелла, но и неизбежно станет предметом разговоров среди собственных слуг маркиза. Хорошо известно, что сплетники из людской быстрее ветра распространяют новости о любовных историях господ от дома к дому.
Он еще не успел вскрыть письмо, полученное от леди Максвелл, как наверх принесли еще одно.
На этот раз письмо было от его матери.
Маркиз торопливо распечатал его, желая поскорее узнать, о чем пишет ему мать.
Он прочел строчки, написанные слабым, но четким почерком:
Дорогой мой,
Мне сильно нездоровится, и я хотела бы увидеть вас, по возможности поскорее. Я знаю, что вам будет сложно приехать ко мне немедленно по получении письма, но если бы вы смогли навестить меня сегодня или хотя бы завтра, я была бы вам очень признательна.
Вся моя любовь заключена в вас, мой дорогой сын, и для меня будет несказанным удовольствием увидеть вас.
Ваша любящая мать,
Мюриэль Линворт.
Маркиз задумчиво смотрел на написанное, по выражению его лица было заметно, насколько сильно он взволнован.
Он знал о нездоровье матери и предполагал, что доктора могли настаивать на операции и, возможно, хотели бы положить ее в больницу.
Конечно, она ждала этого с ужасом.
Он отложил письмо и обратился к камердинеру:
— Пришлите ко мне мистера Ваттерворта, немедленно.
Ваттерворт был его секретарем и замечательным человеком, который занимался всеми вопросами, касающимися частной жизни маркиза.
Он управляй домом в Лондоне и внимательно следил за состоянием дел в имении маркиза в Ньюмаркете, а также за охотничьим домиком в Пейчестере.
Он держал постоянный контакт со своим визави, другим чрезвычайно компетентным организатором, заботящимся о доме и огромном поместье Пинхолл в Оксфордшире.
Маркиз был уже почти одет, когда на пороге комнаты появился слегка запыхавшийся Ваттерворт.
— Вы посылали за мной, милорд? — спросил он.
— Да, Ваттерворт, — ответил маркиз. — Я получил письмо от матери, в котором она просит меня приехать повидаться с ней. Позаботьтесь, чтобы мой фаэтон был готов через час, и отмените все мои встречи на сегодня.
Мистер Ваттерворт заглянул в записную книжку.
— У вашей светлости сегодня ленч с графиней Грэй и обед в Мальборо-хаус вечером.
Маркиз на мгновение задумался, потом сказал:
— Полагаю, мне следует вернуться к обеду в Мальборо-хаус, поскольку его королевское высочество всегда ужасно недоволен, если его приглашенные меняют планы в последний момент.
Мистер Ваттерворт кивнул:
— Я сообщу графине, что вы не сможете присутствовать. Стоит ли послать цветы ее светлости?
— Да, конечно, — согласился маркиз. — Пошлите корзину с орхидеями.
Она к ним очень неравнодушна.
Он мог бы назвать немало других женщин, которые обожали орхидеи.
«.Главным образом потому, — подумал он цинично, — что это самые дорогие из доступных цветов».
Мистер Ваттерворт сделал пометки в своем блокноте и спросил:
— Это все, милорд?
Маркиз поколебался, затем будто мимоходом сказал:
— Пошлите также несколько орхидей леди Максвелл и передайте, что я не смогу нанести ей визит сегодня во второй половине дня, как было договорено ранее.
— Очень хорошо, милорд.
Мистер Ваттерворт вышел из комнаты.
Маркиз бросил последний взгляд на свое отражение в зеркале. Он был совсем не глуп, чтобы не понимать, насколько он красив, а если говорить честно, невероятно красив.
По сейчас его лоб пересекала глубокая морщина, а губы были сурово сжаты.
Он вспоминал, какой требовательной и несносно-капризной леди Максвелл была накануне вечером.
Графиня Девонширская давала бал.
Маркиз и леди Максвелл обедали в разных компаниях.
Когда маркиз прибыл в Девоншир-хаус и вошел в бальную залу, Джоан Максвелл с восторженными возгласами сразу же направилась к нему.
Маркиз знал, что ее поведение не прошло незамеченным, ведь на балу присутствовали вдовы и матроны, у которых не было иного занятия, чем наблюдать за гостями.
Не осталось без внимания и выражение ее глаз, когда она почти бесцеремонно брала его за руку.
И позже, во время танца, она прижималась к нему гораздо откровеннее, чем допускали приличия.
В зеркале маркиз увидел отражение бледно-голубого благоухающего духами конверта с письмом леди Максвелл, все еще лежавшего нераспечатанным там, где он оставил его.
Какое-то мгновение он колебался.
Затем вышел из спальни, так и не прикоснувшись к письму. Он ничего не сказал своему камердинеру, но, когда хозяин ушел, Баркер пересек комнату и, усмехнувшись, подумал: «Ну вот, еще одну в отставку! Давно пора!»
Маркиз был бы несколько озадачен, доведись ему узнать, какой острый интерес вызывают его любовные истории у домочадцев и слуг.
Они производили тщательную оценку каждой новой возлюбленной и бывали настроены очень критически по отношению к ним.
Если они считали, что леди недостаточно хороша для их хозяина, они молились, чтобы он сменил курс и огляделся вокруг.
Леди Максвелл была красива, никто не мог бы отрицать этого.
Но все же еще прежде, чем сам маркиз столкнулся с проявлением ее характера, слуги в Пин-хаусе на Парк-лейн уже знали, что она импульсивна, несдержанна, а время от времени даже истерична.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16