OCR Roland
«Бегущая от любви. Доллары для герцога»: АСТ; Москва; 1998
ISBN 5-237-00711-2
Оригинал: Barbara Cartland, “DOLLARS FOR THE DUKE”, 1981
Перевод: А. В. Сверчков
Аннотация
Герцог Отерберн буквально задыхается под бременем семейных долгов. Что тут предпринять? Увы, только жениться на деньгах. Сыскалась и невеста, Магнолия Вандевитт, отец которой, американский миллионер, готов щедро заплатить титулованному зятю. Чего не ожидал «жених поневоле» — так это того, что будущая герцогиня окажется дивной красавицей, не влюбиться в которую просто невозможно…
Барбара Картленд
Доллары для герцога
Глава 1
1882 год
— Я составил полный перечень долговых обязательств, как вы просили, ваша светлость.
Стряпчий выложил на стол перед герцогом кипу бумаг. Едва бросив на них беглый взгляд, герцог застыл, словно не веря собственным глазам. Первые несколько страниц он просматривал в полном молчании, а потом сказал:
— Послушайте, Фоссилвейт, как мой отец умудрился наделать такую уйму долгов? Неужели никто не пытался его образумить?
— Уверяю вас, ваша светлость, — почтительно ответил стряпчий, — и я, и мои партнеры не один раз пытались воззвать к его здравому смыслу, но он только отмахивался. А однажды даже посоветовал мне не лезть не в свое дело.
Герцог вздохнул. У него не было оснований не верить стряпчему; кроме того, он хорошо знал, каким раздражительным становился отец, если кто-то осмеливался ему возражать. Он вновь посмотрел на документы, словно надеялся, что за эти несколько минут цифры успели каким-то чудесным образом измениться.
— Хорошо, Фоссилвейт, но что же нам теперь делать?
На лице стряпчего отразилось сочувствие. Сделав выразительный жест, означающий полную безнадежность, он произнес:
— Ваша светлость, я провел немало бессонных ночей, размышляя над этим, но, откровенно признаюсь, не нашел никакого выхода.
Герцог тяжело опустился на стул:
— Ну что же, поставим вопрос прямо: что я могу продать?
Но и на этот вопрос мистеру Фоссилвейту, старшему партнеру юридической фирмы, которая на протяжении многих лет занималась делами родовых поместий Оттербернов, нечего было ответить.
Медленно, словно тяжесть ситуации физически давила ему на плечи, герцог поднялся из-за стола и, подойдя к окну, устремил невидящий взгляд на Гайд-парк, раскинувшийся на противоположной стороне Парк-Лейна.
Лондонский дом Оттербернов представлял собой массивное строение, чьи размеры и архитектура вполне соответствовали славе его владельцев.
Впрочем, мысли четвертого герцога Оттербернского в данную минуту были прикованы к его родовому замку и огромным поместьям в графстве Букингем — наследству, неожиданно свалившемуся на его голову; вернувшись из Индии, он провел там уже целый месяц.
Поскольку у него был старший брат, он и не помышлял унаследовать титул, тем более что старый герцог был еще весьма крепок для своих пятидесяти лет и собирался прожить по меньшей мере еще лет сорок.
Но эпидемия, прокатившаяся по Англии прошлой зимой, поразила герцога в том возрасте, который сам он называл «расцветом»; она унесла больше жизней, чем любая из войн, в которые то и дело ввязывалась Англия во всех частях света.
Старший брат Сэлдона Берна сломал шею, упав с лошади во время охоты; Сэлдон тогда принимал участие в бесславной кампании, направленной против вероломных племен, и поэтому получил печальное известие с большим опозданием, только вернувшись в Пешавар.
И почти сразу же вслед за этим пришла телеграмма, в которой говорилось о смерти отца и необходимости скорейшего возвращения Сэлдона в Англию.
Разумеется, ему безотлагательно был предоставлен отпуск.
Путешествуя через выжженные равнины иногда на поезде, иногда на лошади — что было медленнее, но гораздо приятнее, он пришел к заключению, что с военной карьерой придется проститься.
Будучи младшим сыном герцога, Сэлдон еще в юности понял, что должен сам прокладывать себе дорогу в жизни, ибо впереди его не ждет ничего, кроме скромного пособия, которое будет выплачивать ему отец.
Со временем он понял, что после смерти деда отец ведет весьма расточительный и неразумный образ жизни; поместья не приносили никаких доходов, зато гора долгов росла и росла.
Впрочем, Сэлдона это не касалось: он выбрал карьеру военного; судьба немало бросала его по свету, пока не забросила наконец в Индию, где он окончательно решил, что именно такая жизнь ему больше всего по душе.
Отличный солдат и прирожденный командир, он быстро получил роту и вел ее сквозь огонь сражений с неизменной находчивостью и отвагой.
Вскоре Сэлдон Берн заслужил репутацию храброго и опытного офицера, на которого командование может положиться в любой критический момент.
А таких моментов на северо-западных границах Индии хватало: за каждой скалой, за каждым валуном здесь мог притаиться враг. Впрочем, для Сэлдона и его сорвиголов наградой за риск служил сам по себе факт, что им раз за разом удается вновь обвести вокруг пальца бандитов, которых вдохновляли и вооружали русские.
Но сейчас, пересекая Красное море по направлению к Суэцкому каналу, Сэлдон понимал, что эта страница его жизни перевернута и пора открывать новую, которая будет совершенно непохожа на прежнюю.
Он совсем не был уверен, что рад своему внезапному превращению в четвертого герцога Оттербернского.
Три года назад, во время последнего отпуска, Сэлдон обсуждал положение дел со старшим братом.
Тогда он был глубоко уверен, что Лайонел приложит все усилия, чтобы не уронить достоинство рода и восполнить ущерб, нанесенный отцом фамильному состоянию.
— Старик сорит деньгами направо и налево, — говорил Лайонел.
— Откуда же он их берет? — удивлялся Сэлдон.
— Да Бог его знает! — пожимал плечами Лайонел. — Как тебе известно, старик никогда не обсуждает со мной свои дела.
— Но неужели обязательно жить на такую широкую ногу? Дюжина ливрейных лакеев в замке, еще полдюжины в Лондоне, а в конюшнях лошадей столько, что просто удивительно, как они там помещаются!
— Я знаю, — вздохнул Лайонел. — И папаша еще собирается расширять конюшню при ипподроме в Ньюмаркете. В этом году приз ему не достался, и от этого он пришел в неописуемую ярость.
— А кроме лошадей у него полно женщин, а женщины обожают украшения.
Братья рассмеялись. Их отец, несмотря на годы, был красив и знал толк в очаровательных женщинах, которые тоже не обделяли его своим вниманием.
— А видел ли ты его последнюю пассию? — спросил Лайонел. — Просто ходячая выставка бриллиантов, которыми одаривает ее отец.
— И кто же она?
— Одна из популярных певичек. Правда, ни танцевать, ни петь не умеет, зато выглядит как богиня. И дары из папаши сыплются как из рога изобилия!
Они опять рассмеялись, а потом, посерьезнев, Сэлдон сказал:
— Знаешь, а ведь вместе с наследством на тебя свалится уйма неприятностей.
Лайонел беспечно отмахнулся:
— Нет смысла беспокоиться. Папа здоров как бык. Вот увидишь, он еще нас с тобой переживет!
Теперь, вспоминая этот разговор, Сэлдон подумал, что по отношению к брату это предсказание сбылось. Лайонел, который никогда не был женат, умер; нет в живых и отца — и Сэлдон, никогда не помышлявший о титуле, унаследовал вместе с ним гору долгов, намного превзошедшую его самые худшие предположения.
Он отвернулся от окна:
— Необходимо найти какой-то выход, мистер Фоссилвейт.
— Полностью с вами согласен, ваша светлость.
— Полагаю, я лишен возможности продать этот дом?
— Он наследуется без права отчуждения, милорд. В ином случае, простите за нескромность, ваш отец уже давно бы его продал.
Герцог опять сел за стол.
— Вероятно, этот пункт завещания распространяется и на обстановку замка, в особенности на картины?
— Картины обрели статус неотчуждаемого имущества по воле первого герцога, вашего прадеда, который словно предвидел подобное развитие событий; а ваш дед внес еще кое-какие изменения, так что теперь практически невозможно вообще что-либо продать.
Мистер Фоссилвейт мгновение поколебался, а потом добавил:
— Конечно, есть еще пятьсот акров земли на северо-западе поместья; они принадлежали непосредственно супруге вашего деда, и таким образом…
Лицо герцога прояснилось.
— И сколько за них можно получить на рынке?
— Весьма немного, но должен напомнить вам, что кроме богаделен на этой земле стоят дома, в которых живут ваши пенсионеры.
Герцог вновь помрачнел.
Сэлдон хорошо понимал, что, даже если продать эту землю честным помещикам, не говоря уж о спекулянтах, дома сразу же будут сданы в аренду более платежеспособным жильцам, а прежних просто-напросто выгонят.
Он вновь посмотрел на лежащие перед ним бумаги, словно желая еще раз удостовериться, что мистер Фоссилвейт ничего не выдумал, а затем проговорил:
— Я думаю, мне следует получше ознакомиться с документами, которые вы принесли, и, кроме того, изучить опись имущества, которую, как я понимаю, составила ваша фирма после смерти отца.
— Одна копия находится в замке, ваша светлость, но другая у меня с собой, и, если хотите, я вам ее оставлю.
— Благодарю вас.
Мистер Фоссилвейт протянул герцогу бумаги и сочувственно произнес:
— Я искренне хотел бы принести вашей светлости лучшие новости, но…
— Вы сказали мне правду, — возразил герцог. — И согласитесь, что, зная, как обстоят дела в действительности, намного легче найти выход из этого столь запутанного положения.
Голос его дрогнул на последних словах: несомненно, герцогу было отвратительно положение, в котором он волею судьбы очутился.
Он прекрасно понимал, что долги, выражаемые поистине астрономической цифрой, прежде всего отразятся на репутации всей фамилии Оттербернов.
— Вашей светлости, конечно, известно, — тихо проговорил мистер Фоссилвейт, — что наша фирма сделает все от нее зависящее, чтобы помочь вам.
Герцог поднялся из-за стола и протянул стряпчему руку:
— Я в этом не сомневаюсь, и мне лишь хочется поблагодарить вас за всю проделанную вами работу, а также за ту деликатность, с которой вы ввели меня в курс этого довольно щекотливого дела.
— Благодарю вас, ваша светлость.
Пожав руку герцога, мистер Фоссилвейт направился к двери. Как только он покинул комнату, герцог обессиленно опустился на стул.
В его мозгу, словно барабанная дробь, с новой и новой силой билось:
— Проклятие, что же мне теперь делать?
В некоторой степени он был даже рад, что с этой проблемой пришлось столкнуться ему, а не Лайонелу. Тот всегда был излишне мягок и скорее всего не смог бы решиться на отчаянные меры, которые требовалось предпринять в такой ситуации.
Во-первых, необходимо закрыть замок.
Сэлдон понимал, что все многочисленное семейство Вернов, считавших замок родовым гнездом, придет в ужас от этого решения. Родственники герцога стекались в замок по малейшему поводу, называя это «собранием рода». Они съезжались сюда на венчания и на похороны, на юбилеи и на крестины, на Пасху и Рождество. Приезжали, чтобы обсудить трудности, с которыми не могли справиться самостоятельно, — и оседали в замке до тех пор, пока с помощью других родственников не находили выход. Герцог знал, что, закрыв замок, он в буквальном смысле выбьет почву у них из-под ног.
«Но что я могу поделать? — спрашивал он себя. — На содержание этой громадины уходит целое состояние».
Приехав в Англию, он сразу направился в замок и обнаружил, что самые лучшие комнаты блистают великолепной отделкой — за последние пять лет на это были потрачены огромные суммы, — в то время как кухни или, к примеру, буфетные пребывают в полнейшем запустении; помещения для прислуги напоминали трущобы. Никаких современных приспособлений в замке не было, и его отца нисколько не беспокоило, что воду для ванны приходится вручную таскать по двум лестничным пролетам и по бесконечным коридорам; он даже не помышлял о том, чтобы уменьшить неудобства, которые приходилось терпеть слугам из-за его любви к чистоте.
Золотые и серебряные приборы в столовой были бесценны, растрескавшаяся же глиняная посуда, которой пользовалась прислуга, годилась разве что только на свалку.
Оранжереи с персиковыми деревьями и орхидеями поражали воображение, но в то же время садовники бесконечно жаловались на нехватку инвентаря и на то, что крыши их домов совсем прохудились.
Герцогу страшно было даже подумать о предстоящей работе: казалось, стоит тронуть один камень, как сразу повалится все сооружение.
Скаковых лошадей, несомненно, придется продать: последние три года конюшня приносила только убытки. И хотя лошади старого герцога были действительно великолепны, деньги, вырученные за них, будут лишь каплей в море отцовских долгов.
Чувствуя, что больше не может сидеть за столом уставясь в бумаги, герцог убрал их в ящик стола и прошел из библиотеки, полной старинных книг в кожаных переплетах, в гостиную, окна которой выходили в сад.
Отец нанял одного из лучших декораторов в Лондоне, который покрыл стены гостиной парчой, а углы и фризы украсил золотыми листьями. Все это стоило уйму денег, а кроме того, старый герцог выписал из Италии известного и весьма дорогого художника, чтобы тот расписал потолок, — и теперь на входящих сверху томно глядела Венера в окружении купидонов.
Гостиная, несомненно, была подлинным произведением искусства, но ни один предмет обстановки не подлежал продаже — не говоря уже о картинах, тоже упомянутых в завещании в связи с их исключительной художественной ценностью.
Герцог окинул гостиную удрученным взглядом и направился в угол, где стоял столик с бутылками — по прихоти отца такой столик имелся в каждой комнате. Он завел в поместье этот обычай не потому, что любил выпить, а потому, что слуги, когда приносили бокалы, прерывали его задушевную беседу с какой-нибудь прекрасной дамой, в которых он не испытывал недостатка; поэтому герцог предпочитал разливать напитки собственноручно.
На столике стояла бутылка шампанского в украшенном фамильным гербом золотом ведерке со льдом, графины с бренди, виски и шерри, а еще тарелочка с pate sandwiches, крошечными бутербродами с паштетом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17