То пустыня,
то тайга, ужасный климат, неустроенный быт гарнизонных городков Ц зачем
это маленькому ребенку? Оля родилась на Дальнем Востоке. Когда ей исполн
ился год, ее привезли в Москву и отдали бабушке Иве, Иветте Тихоновне, мами
ной маме.
Бабушка была нестарой, всего пятьдесят пять, энергичной, суровой, но мале
нькую Олю очень любила. Работала она инспектором районного отдела народ
ного образования. Оля с раннего детства привыкла видеть бабушку Иву в ст
рогом синем костюме-джерси, отделанном черной бейкой, в белой блузке с от
ложным воротничком. Никакой косметики, никаких украшений. Простая корот
кая стрижка, туфли-лодочки без каблука.
Родители приезжали в отпуск не чаще одного раза в год. Тихая двухкомнатн
ая квартира оживала, наполнялась музыкой, смехом, подарками, гостями.
Ц Ну а с кем ты дружишь в детском садике? Ц спрашивала мама, прижимая Оли
ну светло-русую головку к груди, целуя тонкое, ангельски прекрасное личи
ко, огромные темно-синие глаза.
Ц Я дружу со всеми девочками и мальчиками, Ц отвечал ребенок.
Ц Но кто твой самый лучший друг? Или подружка?
Ц Мой самый лучший друг Ц бабушка Ива и дедушка Ленин.
Ц Какую ты хочешь куклу? Ц спрашивал папа у прилавка в Доме игрушки.
Ц Я в куклы не играю. Они бесполезные. Я играю только в полезные игрушки.

Ц Какие же, Оленька?.. Ц удивлялся капитан Гуськов.
Ц Лото с буквами, конструктор, еще диафильмы про животных. Они развивают
. А куклы не развивают.
Папа покупал коробки с лото, пленки с диафильмами.
Ц Оленька, ты хочешь мороженого?
Ц Мороженое есть вредно. От него болит горло.
Ц Ну один раз можно, сейчас ведь тепло, Ц уговаривал капитан Гуськов св
ою пятилетнюю дочь в Парке культуры.
Она не возражала, осторожно, крошечными кусочками откусывала твердый пл
омбир, тщательно растапливала во рту, прежде чем проглотить.
Ц Ну, вкусно тебе? Ц спрашивала мама.
Ц Спасибо, очень вкусно, Ц кивала девочка без всякой улыбки.
На каруселях, в комнате смеха, где все отражались в кривых зеркалах и взро
слые хохотали до упада, ребенок оставался серьезным.
Ц А чего вы хотите? Ц пожимала плечами бабушка Ива вечером на кухне, ког
да капитан нервно расхаживал из угла в угол, а его жена курила у открытого
окна и старалась не смотреть на мать. Ц У ребенка режим, ребенок развивае
тся правильно, без баловства и всяких глупостей. Она уже умеет читать по с
логам, знает сложение, вычитание, не клянчит сладости и игрушки. В коллект
иве у нее со всеми ровные товарищеские отношения, воспитатели ею довольн
ы, никаких конфликтов, никаких болезней и простуд. Что вам еще надо? Если в
ас не устраивает, как я воспитываю ребенка, Ц пожалуйста, забирайте, таск
айте по своим казармам и баракам.
Родители кипели, но быстро остывали. Увозить ребенка из Москвы, из теплог
о чистого дома неразумно. Через два года в школу. И вообще, у Иветты Тихоно
вны педагогическое образование, а они… какие они педагоги? Даже если реб
енок будет жить с ними в гарнизоне, все равно не останется времени на восп
итание. Оба заняты по горло.
Мысль о том, чтобы поселиться в Москве, оставить мужа одного, видеть его то
лько раз в году и быть рядом с дочерью, воспитывать ее по-своему, Олиной ма
ме в голову не приходила.
В семьдесят девятом грянула афганская война. Первого сентября восемьде
сят первого военный «газик», в котором ехали капитан Николай Гуськов и е
го жена, старший лейтенант медицинской службы Марина Гуськова, подорвал
ся на мине под Кандагаром.
Семилетняя Оля Гуськова в белом фартучке, с тремя красными гвоздиками шл
а в первый класс. О том, что у нее больше нет родителей, она узнала только че
рез месяц. Она еще не могла понять, что это значит, слишком маленькой была,
слишком редко видела маму с папой, не успела к ним привыкнуть. Но плакала б
абушка Ива, и это было так странно и страшно, что у Оли по щекам сами собой п
окатились слезы.
Во втором классе Оля услышала, как какая-то девочка из восьмого сказала о
ней:
Ц Потрясающе красивый ребенок! Вечером Иветта Тихоновна пришла забира
ть ее с продленки.
Ц Бабушка, я красивая? Ц спросила Оля.
Ц Глупости какие! Ц фыркнула бабушка. По дороге она рассказала Оле стар
инную якутскую сказку про девочку со странным именем Айога. Девочка ниче
го не делала, только смотрела на себя в круглое медное зеркальце и повтор
яла: «Айога красивая», а потом превратилась в утку, улетела в ледяное севе
рное небо, и долго еще звучал в тундре ее жалобный, крякающий крик: «Айога
красивая…»
Ц Значит, красивой быть плохо? Ц спросила Оля, выслушав сказку.
Ц Плохо об этом думать, Ц ответила бабушка, Ц плохо считать, что ты чем-
то лучше других. Ты не лучше и не хуже. Такая, как все.
Оля училась на пятерки. На переменах стояла у подоконника и читала. Ее наз
ывали паинькой, с ней было скучно. Летом бабушка отправляла ее в пионерск
ий лагерь. Оля и там умудрялась незаметно ускользать из сложного мира де
тских отношений.
Она делала все, что требовали вожатые и педагоги, маршировала на линейка
х, убирала территорию, спала в тихий час. Если ее приглашали принять участ
ие в концерте, посвященном открытию или закрытию лагерной смены, она охо
тно соглашалась и выразительно декламировала со сцены клуба стихотвор
ение Некрасова «Школьник» или отрывок из поэмы Твардовского «Василий Т
еркин».
Ц У этой девочки родители погибли в Афганистане, осталась только бабуш
ка, Ц шептались в задних рядах вожатые, педагоги, поварихи.
Ц Бедный ребенок! Надо же… Ц А хорошенькая какая! И послушная, спокойная
… К четырнадцати годам Олю уже не называли «хорошенькой». Про нее говори
ли: удивительно красивая девочка. Она слышала это со всех сторон. На фоне р
овесниц, переживавших переходный возраст с его прыщиками, неуклюжестью,
тяжелыми комплексами, Оля Гуськова казалась инопланетянкой, сказачно п
рекрасной, отрешенной от низменных земных проблем.
Ей было безразлично, как она выглядит и как ее воспринимают окружающие. О
на жила в своем замкнутом, никому не понятном и не доступном мире. Обращат
ь внимание на собственную внешность, придавать ей какое-то значение Ц ф
и! Это постыдно, мелко, недостойно.
Она ни с кем не дружила. Хотела, но не получалось. Ей было интересно общать
ся только на высоком «духовном» уровне. В семнадцать она рассуждала об а
гностицизме Канта, неогегельянцах и Кьеркегоре, мечтала уехать в сибирс
кую деревню, учить крестьянских детей, выполнять некую святую миссию, су
ть которой сама не могла толком понять и сформулировать. То она хотела пр
инести себя в жертву добру и справедливости, осчастливить человечество,
стать сестрой милосердия где-нибудь в холерной глуши Черной Африки, то г
отовилась принять монашеский постриг, то всерьез рассуждала о необходи
мости разумного террора по отношению к мировому злу.
В голове у нее образовалась такая путаница возвышенных идей и великих це
лей, что разговаривать с ней было невозможно даже о Канте. Посреди разгов
ора она могла замолчать на полуслове, встать, уйти, ничего не объясняя.
По Канту, любой человек является непознаваемой «вещью в себе». Он одновр
еменно несвободен как существо в мире конкретных явлений и свободен как
непознаваемый субъект сверхчувственного мира. Оля Гуськова была субъе
ктом совершенно свободным и непознаваемым. Никакой объективной реальн
ости, никаких конкретных явлений она не признавала, в упор не видела. Она м
огла ходить летом и зимой в драных кроссовках и не замечала этого, могла п
итаться одной лишь духовной пищей, запивая ее жидким несладким чаем или
просто водой, заедая хлебной или сырной коркой Ц что под руку попадется.

После десятого класса она решила поступить на философский факультет ун
иверситета, первые два экзамена сдала на «отлично», на третий опоздала, п
ерепутала день, на четвертый вообще не явилась, так как решила отправить
ся на Вологодчину, где при маленьком монастыре жил в скиту столетний ста
рец. По каким-то сложным духовным причинам побеседовать с ним сейчас же, с
ию минуту, о вечном и высоком было важнее, чем тянуть экзаменационные бил
еты и писать сочинение про противного глупого Базарова, который резал ля
гушек.
Иветта Тихоновна переживала в это время глубокую личную драму Ц уход на
пенсию. Для нее это казалось концом жизни, она не могла представить себя в
роли просто старушки, а не ответственного работника народного образова
ния. За внучку она была спокойна. Оля, по ее компетентному мнению, развивал
ась правильно, никогда не болела, школу закончила на пятерки, много читал
а, молодыми людьми и шмотками не интересовалась. Ну что еще нужно?
В университет Оля поступила только через три года. До этого она работала
в библиотеке, ездила по монастырям, продолжала жить в собственном сложно
м и странном мире, в котором православие переплеталось с дзен-буддизмом,
древний китаец Конфуций мирно спорил с Николаем Бердяевым, колготки был
и всегда рваными, на свитерах спускались петли, обувь протекала, а сине-ли
ловые глаза светились таинственным космическим светом.
Безумие бабушки Ивы ворвалось грубой реальностью в этот путаный, непоня
тный, но в общем счастливый мир, потребовало от Оли ответственных решени
й, бытовой суеты, собранности, колоссального терпения и, наконец, просто д
енег.
Оля не нашла ничего лучшего, как обменять двухкомнатную квартиру на одна
комнатную. Ей объяснили, что старческое слабоумие не лечится, только про
грессирует и самостоятельно она с бабушкой не справится.
Оля решила, что на вырученные от обмена деньги можно нанять какую-нибудь
добрую женщину для ухода за бабушкой и спокойно доучиться в университет
е. Однако найти такую добрую женщину она не сумела, а деньги кончились оче
нь быстро. Просто взяли Ц и кончились.
Оля кое-как сумела наладить нищий быт в однокомнатной квартире, подраба
тывала после занятий Ц то уборщицей, то почтальоном. Заработок получалс
я копеечный, но на большее Оля рассчитывать не могла. Ее сокурсники торго
вали в ночных ларьках, продавали вечерами в метро газеты. Само слово «тор
говля» вызывало у Оли тошноту. Случалось, что к ней обращались с разными «
серьезными» предложениями, но все это при ближайшем рассмотрении тоже с
водилось к торговле, причем не газетами и «Сникерсами», а собой.
Прошел год. Оля успела приспособиться к бабушкиной болезни, створки слож
ного внутреннего мира опять замкнулись, защищая от грубой реальности. Он
а осталась все той же «вещью в себе», нищий хлопотный быт отнимал у нее вре
мя и силы, но душу не задевал. Она смирилась с тем, что бабушка больна и нико
гда не поправится. Однако тут нагрянула другая беда, стихийное бедствие,
мировая катастрофа: Оля Гуськова влюбилась.
Когда двадцатитрехлетняя студентка философского факультета, «свободн
ый непознаваемый субъект» с томиком Ницше и православным Молитвослово
м в потертом рюкзачке, в джинсах, которые порваны на коленках не потому, чт
о это модно, а потому, что все равно, с лицом сказочной принцессы, душой схи
мницы и мозгами революционерки-анархистки, влюбляется впервые в жизни,
да еще в женатого, богатого и легкомысленного человека, это действительн
о катастрофа.
Ц Ну, говорите, я слушаю, Ц устало вздохнула Катя, Ц вам, наверное, нечег
о теперь сказать. Все кончилось, Глеба нет больше.
Она уже хотела нажать кнопку отбоя на своем радиотелефоне, но услышала т
ихий мужской голос:
Ц Прости, это я.
Ц Паша? Ц Ее голос заметно дрогнул.
Ц Я просто хотел спросить, как ты себя чувствуешь?
Ц Спасибо. Нормально.
Ц Ты одна сейчас?
Ц Нет, я не одна, Ц зачем-то соврала Катя. Ц Скажи, пожалуйста, что произо
шло в театре между тобой и Глебом?
Ц Ничего особенного. Твой муж был недоволен, когда увидел меня в буфете.
Он подошел и высказал мне все, что думает по этому поводу. Я не стал ему отв
ечать, как всегда. Он разозлился еще больше, попытался меня ударить. Он был
пьян и не соображал, что творит. Я перехватил его руку, вмешалось нескольк
о человек. Его успокоили и увели.
Ц А потом?
Ц Я ушел. Я боялся: он не остановится на этом, увидит меня еще раз, и тогда у
ж не избежать громкого скандала. Мне не хотелось, чтобы это случилось на т
воей премьере.
Ц Значит, во втором акте тебя в театре не было. Где же ты провел остаток ве
чера?
Ц Я просто слонялся по городу. Дошел пешком до Патриарших, посидел на ска
мейке, потом отправился домой. А цветы подарил какой-то прохожей старушк
е. Она очень удивилась и тут же, у меня на глазах, продала букет юной парочк
е, которая целовалась на соседней скамейке. Всего за десятку.
Ц Дешево, Ц усмехнулась Катя, Ц букет наверняка был шикарный. Розы, как
всегда?
Ц Да, семь темно-красных роз. Очень крупных. Знаешь, они казались в темнот
е почти черными, бархатными.
Ц Паша, я ведь просила тебя никогда мне не звонить, Ц вдруг спохватилас
ь Катя.
Ц Зачем ты обманываешь себя, Катенька? Чего ты боишься? Особенно теперь…
Ц Паша, я ведь просила… Зачем ты позвонил именно сейчас? Чего ты хочешь?
Катя расхаживала по огромной гостиной с телефоном в руках. Собственный г
олос в тишине пустой квартиры казался ей неприятно громким.
Ц Не знаю, Ц честно признался он, Ц я подумал: ты одна, тебе плохо, и, може
т быть, нужна моя помощь.
Ц Нет, мне не нужна твоя помощь. Не звони мне никогда. Ты ненавидел Глеба, а
его нет больше. И я не желаю говорить с человеком, который… Ц Она заплака
ла и, не сказав больше ни слова, нажала кнопку отбоя.
«Сейчас он перезвонит, но я не возьму трубку», Ц подумала она, пытаясь ус
покоиться.
Но он не перезвонил.

Глава 4

Ирине Борисовне и Евгению Николаевичу Крестовским всегда хронически н
е хватало денег. Ирина Борисовна работала делопроизводителем в отделе к
адров маленького НИИ и получала девяносто рублей в месяц.

Это ознакомительный отрывок книги. Данная книга защищена авторским правом. Для получения полной версии книги обратитесь к нашему партнеру - распространителю легального контента "ЛитРес":


1 2 3 4 5 6 7 8 9