в письмах обещали и клялись. Я увидела изображение изувеченной Зои из детского альбома. Как ни странно, только этот примитивный рисунок заставил меня расплакаться. Он недвусмысленно указывал на то, что один человек твердо решил уничтожить другого. Я полистала многостраничный анализ документов. В нем кто-то пытался увязать письма со знакомыми Зои: с ее парнем Фредом, бывшим парнем, риэлтором, потенциальным покупателем квартиры. Но резаные раны на рисунке (в отчете они сравнивались с такими же ранами на теле Дженнифер Хинтлшем) указывали, что убийца — левша. А все подозреваемые были правшами.
В отчетах с места преступления упоминались пробы пыли, волокон, волос и многого другого. Технические подробности я пропускала, не понимая в них ни слова. Но сообразила, что анализ проб почти ничего не дал. Итоговый отчет занимал всего одну страницу и был подписан Линксом, Камероном и прочими. В нем напрямик говорилось, что никакой связи между двумя убийствами не установлено. На одежде Зои, на ковре, постели и других вещах были найдены волосы недавних обитателей квартиры — а именно ее парня Фреда и самой Зои. Анализ волос и тканей из дома Дженнифер Хинтлшем был более подробным. В доме появлялось столько людей, что пробы пришлось брать несколько раз. Но два убийства связывали только медальон Дженнифер, найденный в квартире Зои, и снимок Зои, обнаруженный в доме Дженнифер. Ничего утешительного.
Я пролистала и служебные записки, подготовленные на разных стадиях следствия, в том числе протокол допроса под грифом «Строго секретно». Из него я узнала, что Дженнифер Хинтлшем перестали охранять потому, что ее мужу Клайву предъявили обвинение в убийстве Зои Аратюнян. Я выругалась.
Я уже собиралась позвать Камерона, когда наткнулась на еще одну ничем не примечательную папку. Графики дежурств, собрания, отпуска. Мое внимание привлекла приписка к копии какого-то отчета. Отчет был подготовлен Линксом для доктора Майкла Гриффена, а подписан Стадлером, Грейс Шиллинг, Линн и еще десятком незнакомых фамилий. По-видимому, вначале составители отчета отвечали на жалобы доктора Гриффена, что оба места преступления, особенно в квартире Зои Аратюнян, серьезно пострадали по вине первых полицейских, прибывших по вызову:
«Мы предпримем все меры, чтобы в дальнейшем доступ к местам преступлений был надежно и незамедлительно закрыт. Мы отдаем себе отчет, что из-за трудностей охраны это дело может быть раскрыто только с помощью экспертов. Постараемся оказать вам всемерное содействие».
Я позвала Камерона, и он тут же влетел в комнату. Подглядывал в окно? Да какая разница!
— Смотри, — я протянула ему отчет. — «В дальнейшем»? Вы что, настолько не верите в себя?
Он отложил папку.
— Ты просила привезти тебе все материалы дела, — отозвался он. — Мы готовы к любому исходу.
— А с моей точки зрения это выглядит иначе, — возразила я. — Речь идет о будущем месте смерти. Моей смерти.
— Ты видела их?
— Это ужасно. Хорошо, что теперь я все знаю.
Камерон начал собирать папки, складывать их в коробки и распихивать по пакетам.
— Все мы разные, — произнесла я.
Он замер:
— Что?
— Я думала, мы принадлежим к одному типу. Да, по фотографиям трудно судить, но все-таки ясно, что мы совершенно разные. Зоя была моложе и гораздо симпатичнее меня. Работала по-настоящему. Дженнифер выглядела как принцесса. До меня она бы не снизошла.
— Может быть, — грустно согласился Камерон, и я ощутила укол ревности и зависти. Он видел ее, разговаривал с ней. Знал, как звучал ее голос. Помнил характерные жесты, которые не опишешь в протоколе. — Все вы маленькие, — добавил он.
— Что?
— Невысокие ростом и худенькие, — пояснил он. — И живете в Северном Лондоне.
— Все ясно, — подытожила я. — За шесть недель погибли две женщины, а ты знаешь только, что убийца избегал рослых культуристок и не мотался по всей стране.
Камерон закончил складывать папки.
— Мне пора, — сказал он. — Скоро подъедет Линн.
— Камерон...
— Что?
— Я ничего не скажу твоей жене, Линксу и остальным.
— Вот и хорошо.
— Но могла бы.
— Так я и думал.
Теперь мы немного стеснялись друг друга. Мне было неудобно разговаривать с человеком, который видел меня голой, он стал мне противен. А еще меня смущало желание броситься в спальню, разрыдаться и долго лежать в постели, думая о смерти.
— Надя...
— Да?
— Прости за все. Все было так... — Он умолк, потер щеку ладонью, резко обернулся, словно боясь, что Линн уже пришла. — У меня есть еще кое-что.
— Что? — По тону я поняла, что новости не из приятных.
Он вынул из внутреннего кармана два сложенных вместе листка бумаги. Развернул их и распластал на столе.
— Мы перехватили их за последние несколько дней.
— Как?
— Одно прислали по почте. Второе бросили прямо в почтовый ящик.
Я уставилась на письма.
— Это пришло первым. — Камерон указал на листок, лежащий слева.
«Дорогая Надя, я хочу затрахать тебя до смерти. Подумай об этом».
Я ахнула.
— А это — два дня назад.
«Дорогая Надя, не знаю, что болтают тебе полицейские. Им не остановить меня. И они это понимают. Через несколько дней, через неделю или две ты умрешь».
— Я же обещал быть честным с тобой, — сказал Камерон.
— Знаешь, а я так радовалась, что письма больше не приходят. Думала, что он выбрал другую жертву.
— Прости. — Он снова оглянулся. — Надо перетаскать папки в машину, и поскорее. Мне очень жаль.
— Я умру, да? — спросила я. — Скажи правду.
Он уже подхватил коробку.
— Нет, что ты, — отозвался он, шагая к двери. — С тобой все будет в порядке.
Глава 13
— Я на Кэмденский рынок, — сообщила я. — Ухожу прямо сейчас.
Линн растерялась. Наступила суббота, едва минуло девять утра, а Линн, наверное, уже привыкла, что я валяюсь в постели до полудня. Последние два дня стали для меня кошмаром. Закрывая глаза, я снова видела фотографии. Спящая вечным сном Зоя, изуродованная Дженни. Я стояла перед Линн, уже умытая, одетая и непривычно приветливая, и собиралась уходить.
— Там же толкучка, — с сомнением отозвалась она.
— В самый раз. Толпа, музыка, дешевая одежда и украшения. Хочу накупить безделушек. А вы можете остаться дома.
— Конечно, я с вами.
— Приказ? Бедняжка Линн! Приходится ходить за мной по пятам, не грубить, ловко лгать. Наверное, скучаете по нормальной жизни.
— У меня все хорошо.
— Обручального кольца у вас нет. А парень?
— Есть. — Она снова покраснела, родинка ярко вспыхнула.
— Наверное, ждете не дождетесь, когда все кончится. Не важно как... Идем. Всего-то пять минут пешком.
* * *
Линн оказалась права насчет толкучки. Было жарко, небо выцвело, стало грязновато-голубым, Кэмденский рынок заполонили толпы народу. Линн явилась на дежурство в шерстяных брюках и высоких ботинках. На солнце она взмокла, волосы растрепались. Наверное, парится, со злорадством думала я. Я же нарядилась в лимонно-желтое платье без рукавов и сандалии, волосы собрала в хвост на макушке. И чувствовала себя свежей и легкой. Мы пробирались сквозь толпу, от тротуаров веяло жаром. Я вертела головой в приливе эйфории — давно я не видела столько людей сразу. Панки, байкеры, девушки в ярких платьях и пестрых юбках, мужчины с рябыми лицами и бегающими глазами, шныряющие всюду подростки — с той неловкостью в движениях, которая, слава Богу, теряется с возрастом. Я принюхивалась и улавливала запахи пачулей, травки, курений, ароматических свечей и самого обычного пота.
На углу, где торговали свежевыжатыми соками, я заказала нам обеим сок из манго и апельсинов и крендельки. Потом купила двадцать тоненьких серебряных браслетов за пять фунтов, надела их на запястье, и они весело зазвенели. Купила воздушный шелковый шарф, пару крошечных сережек, несколько ярких заколок для волос. И все это сразу надела на себя, чтобы руки остались свободными. А потом, пока Линн разглядывала деревянные фигурки, я улизнула. Это было очень просто.
Я сбежала по лестнице к каналу и промчалась по узкой дорожке до одной из соседних улиц. Улицу запрудила толпа, в которую я ловко ввинтилась. Я растворилась в ней. Если Линн бросится вдогонку, ей меня не разглядеть. Никто меня не найдет. Даже он, со взглядом-рентгеном. Я сама себе хозяйка.
Меня захватило ощущение свободы, я словно стряхнула с себя все, что налипло за последние несколько недель; страх, страсть и раздражение улетучились. Так хорошо мне уже давно не было. Я знала, куда иду. Весь путь я продумала вчера ночью. Действовать надо быстро, пока никто не успел опомниться.
* * *
Звонить пришлось несколько раз. Может, он ушел? Но шторы задернуты. Наконец за дверью послышались шаги и приглушенная брань.
Я не ожидала, что мне откроет такой рослый и молодой красавец. Светлые волосы падали ему на лоб, на загорелом лице блестели светлые глаза. Он был в одних джинсах, смотрел сонно.
— Что вам? — Тон был не слишком дружелюбным.
— Вы Фред? — Я попыталась улыбнуться.
— Да. Мы знакомы? — Он лениво и уверенно расплылся в улыбке.
Я представила рядом с ним Зою с запрокинутым радостным личиком.
— Простите, что разбудила, но у меня срочное дело. Можно войти?
Он вскинул брови:
— А вы кто?
— Меня зовут Надя Блейк. Я пришла потому, что мне угрожает тот же человек, который убил Зою.
Я думала, он просто удивится, но он пошатнулся, как от удара. Чуть не упал.
— Что? — выговорил он.
— Можно войти?
Он отступил, впуская меня. Смотрел растерянно. Я прошла мимо, он провел меня наверх, в тесную гостиную.
— Кстати, мои соболезнования, — начала я.
Он впился в меня взглядом:
— Откуда вы про меня узнали?
— Видела в списке свидетелей.
Он взъерошил пятерней волосы и потер глаза.
— Хотите кофе?
— С удовольствием.
Он вышел, а я огляделась. Я думала, что увижу фотографию Зои, какое-нибудь напоминание о ней, но ошиблась. На полу валялись журналы: садоводство, путеводитель по лондонским клубам, телепрограмма. На полках лежали камни-голыши, из которых я выбрала мраморный, размером с утиное яйцо, и взвесила его на ладони. Потом осторожно положила обратно, взяла со спинки стула коричневую фетровую шляпу, надела ее на указательный палец. Мне хотелось узнать что-нибудь о Зое, но, похоже, здесь она не бывала. Я сняла с полки резную деревянную утку. Вошел Фред, и я поспешно поставила фигурку на место.
— Что это вы делаете? — подозрительно спросил он.
— Просто смотрю. Извините.
— Вот ваш кофе.
— Спасибо. — Я не предупредила, что не люблю кофе с молоком.
Фред сел на диван, который попал в эту комнату явно со свалки, и указал мне на стул. Свою кружку он держал обеими руками. И молчал.
— Жаль, что ее уже нет, — не зная, с чего начать, пробормотала я.
— Да. — Он пожал плечами и отвернулся.
А чего я ждала? Почему-то мне казалось, что мы связаны незримыми узами: он знал Зою и по этой причине был мне ближе любой подруги.
— Какая она была?
— Какая? — Он нахмурился. — Веселая, симпатичная, ну и все такое. Чего вы от меня хотите?
— Понимаю, это звучит глупо, но я просто хочу узнать о ней: про ее любимые цвета, одежду, сны, как она реагировала на те письма, словом, все... — Мне не хватило дыхания.
Он поморщился — чуть ли не с отвращением.
— Ничем не могу помочь.
— Вы любили ее? — выпалила я.
Он вытаращил глаза так, словно услышал непристойность.
— Мы встречались.
Встречались. У меня упало сердце. Он даже не знал ее и не хотел знать. «Встречались» — вот и вся эпитафия.
— И вы не спрашивали, каково ей? Когда ей начали угрожать? А что было потом, когда ее убили?
Фред дотянулся до пачки сигарет и спичек, лежащих на низком столике у дивана.
— Нет. — Он закурил.
— Я видела только старые фотографии Зои. У вас нет последних?
— Нет.
— Ни одной?
— Не люблю фотографии.
— А ее вещи? Неужели вы ничего не сохранили?
— Зачем? — Его лицо стало непроницаемым.
— Простите, наверное, я выгляжу по-дурацки. Просто эти две женщины мне близки.
— Две женщины? Вы о чем?
— Кроме Зои была убита Дженнифер Хинтлшем.
— Что?! — Он вскочил. Поставил кружку на стол, расплескав кофе. — Какого черта?
— Так я и думала. Полицейские скрыли от всех. Я сама узнала случайно. Эта женщина получала такие же письма. Ее убили через несколько недель после Зои.
— Но... но... — Фред не знал, что сказать. Потом уставился на меня в упор. — Эта вторая...
— Дженнифер.
— Ее убил тот же человек?
— Да.
Фред присвистнул.
— Вот дерьмо... — пробормотал он.
— Да, — согласилась я.
Тревожно зазвонил телефон, мы оба вздрогнули. Фред схватил трубку и повернулся ко мне спиной.
— Да. Ага, уже. — Пауза, и затем: — Подгребай, а потом заедем за Грэмом и Дунканом. — Он положил трубку и посмотрел на меня: — Сейчас ко мне придут. Всего хорошего, Надя. Ничем помочь не могу.
Как это? Такого не может быть. Я беспомощно смотрела на него.
— Всего хорошего, Надя, — повторил он, почти подталкивая меня к двери. — Будьте осторожны.
* * *
Я шла понурив голову, наугад двигаясь к станции метро. Бедная Зоя, стучало у меня в висках. Фред оказался человеком, начисто лишенным воображения, самодовольным и бессердечным красавцем. Наверное, на письма с угрозами ему было плевать, как бы он там потом ни распинался в полиции. Я перебрала в памяти все, что услышала от него, — нет, ради этого удирать от Линн не стоило. Мне вдруг стало страшно. Я совсем одна, никто меня не охраняет. Мне показалось, что из толпы за мной кто-то следит.
Внезапно мне преградили путь. Мужчина стоял передо мной и смотрел сверху вниз. Темные волосы, бледное лицо, блестящие зубы. Это еще кто?
— Привет! Замечтались?
Я уставилась на него.
— Вы ведь Надя? Хозяйка антикварного компьютера?
Наконец-то я вспомнила его и вздохнула с облегчением. Улыбнулась:
— Да-да! Простите, я...
— Моррис. Моррис Бернсайд.
— Ну конечно! Здравствуйте!
— Как живете, Надя? Как дела?
— Что?.. Все в порядке, — рассеянно отозвалась я. — К сожалению, я спешу...
— Тогда не буду задерживать. С вами точно все в порядке? Какая-то вы не такая.
— Устала, вот и все. До свидания.
— До свидания, Надя. Берегите себя. До встречи.
* * *
Особняк был великолепен. Я восхищалась им на снимках, но в жизни он оказался еще прекраснее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37