По утрам же становился деловитым, суетливым, нервным, рассеянным, а потом надевал маску адвоката и уезжал на работу. Клайв стащил пиджак, аккуратно повесил его на спинку стула, опустился на диван и вздохнул. На рубашке под мышками расплылись круги пота. Я принесла из кухни два бокала белого вина — ледяного, только что из холодильника. У меня до сих пор болела голова.
— И у меня выдался необычный день, — начала я.
— Правда? — Он сбросил туфли, ослабил узел галстука, щелкнул кнопкой пульта, переключая канал телевизора. — Рассказывай.
Наверное, я плохая рассказчица. Мне так и не удалось передать свои чувства и объяснить, насколько серьезно полиция отнеслась к моему звонку. Когда я умолкла, Клайв глотнул вина и на минуту отвлекся от экрана.
— Приятно, что кто-то оценил твою кожу, Дженс. — И, помолчав, добавил: — Наверное, просто какой-то придурок. Не хватало мне еще полицейских в доме.
— И мне тоже. Глупо, правда?
Глава 4
Я никогда не спускаюсь вниз, не накрасившись, даже по выходным. Это все равно что выйти из дома раздетой. Услышав утром, что Клайв ушел и запер за собой дверь, я выбралась из постели, чтобы сразу принять душ. Люфой я долго оттирала мертвые клетки кожи. Потом присела к туалетному столику — точь-в-точь как у начинающей актриски, по мнению Клайва. Зеркало окружают беспощадно яркие лампы, при свете которых я пристально разглядываю себя. Вчера я нашла в бровях несколько седых волосков. Появились морщинки, которых не было еще в прошлом году, мерзкие бороздки над верхней губой, носогубные складки, придающие лицу унылое, подавленное выражение, особенно когда я устала, предательские припухлости под глазами. Иногда у меня саднит глаза — наверное, от пыли в доме. Однако носить очки я пока не готова.
Кожа у меня, конечно, уже не цветущая, что бы там ни писал этот чудак. Вот раньше она была изумительна. Когда мы с Клайвом познакомились, он часто повторял, что у меня кожа нежная, как персик. Но это было давным-давно. Ничего подобного Клайв больше не говорит. Иногда я думаю, что комплименты гораздо полезнее, когда в них уже больше вымысла, чем правды. Порой в зеркале я вижу, что моя кожа больше напоминает кожуру грейпфрута. Однажды, когда я надела на школьный утренник любимое зеленое платье, Клайв посоветовал сменить его, добавив, что незачем конфузить детей.
Я убедилась, что ни единого лишнего волоска нет у меня между бровями или, упаси Боже, на подбородке, а потом принялась накладывать базу под макияж, которую я смешиваю с увлажняющим кремом, чтобы ложилась ровнее. Крем-пудрой я зашпаклевала мелкие морщинки вокруг носа и под глазами. Об этом чудодейственном средстве мне рассказала подруга Кэро. Стоит оно бешеные деньги. Иногда я даже пытаюсь подсчитать, сколько фунтов стерлингов ношу на лице. Дневной макияж должен быть незаметным. Крошечный мазок бежевых теней для век, тончайшая линия подводки, тушь, от которой ресницы не слипаются, ну, может, блеск для губ. Я приободрилась. Мне нравилось лицо, которое смотрело на меня из зеркала, — маленькое, овальное, свежее, оно было готово к встрече с миром.
Как всегда, завтрак прошел кошмарно. В разгар хаоса в дверь постучали. Констебль Линн Бернетт, на этот раз в штатском — в серой юбке, голубой блузке и шерстяной кофточке. Выглядела она бедненько, но чистенько, а меня почему-то разозлила мысль, что всю эту одежду она выбрала специально для дежурства возле миссис Хинтлшем. Несомненно, чтобы слиться с пейзажем.
— Зовите меня Линн, — предложила она. Так все говорят. Все набиваются в друзья. Лучше бы просто занимались своим делом. Выяснилось, что первое дело констебля — просмотреть мою почту, как только она придет.
— А еду пробовать не будете? — съязвила я.
Она покраснела так, что ее родинка стала багровой. Зазвонил телефон: Клайв уже добрался до работы. Я попыталась описать, что творится дома, но он перебил меня и сообщил, что в субботу к ужину придут Себастьян с женой.
— Но у нас нет даже обеденного стола! — запротестовала я. — И только полкухни свободно...
— Дженс, в документации, которую мы готовим к слиянию, две тысячи страниц. Если я в состоянии координировать такую работу, значит, и ты сумеешь организовать ужин для клиента.
— Конечно, я постараюсь, просто я...
Вошла Мэри со шваброй и принялась с остервенением тереть пол прямо у меня под ногами. К тому времени как я выставила ее, Клайв уже отключился. Положив трубку, я обернулась и увидела, что Линн все еще рядом. Ничего другого я не ждала и все-таки была разочарована. В глубине души я надеялась, что она исчезнет, растает, пройдет, как мигрень. Но и головная боль, и Линн были на месте.
— Я иду поговорить с садовником, — ледяным тоном произнесла я. — Наверное, вы со мной?
— Да, — кивнула она.
Со свисающей на спину длинной косой Фрэнсис выглядел как погонщик каравана, бредущего к Стоунхенджу, но в своем деле он был асом. Его отец занимал какой-то высокий пост на флоте и жил в Мальборо. Присмотревшись, было нетрудно представить Фрэнсиса в Сити, в одном офисе с Клайвом — если бы не трехфутовая коса, не бронзовый загар и не мускулистые ловкие руки, которыми он целый день таскал тяжести. Наверное, многие сочли бы Фрэнсиса красавцем. О личной жизни своего садовника я ничего не знала, полагала, что она весьма бурная, и доверяла ему безгранично.
Я представила Фрэнсиса отчаянно покрасневшей Линн. Впрочем, она краснела чуть ли не каждую минуту.
— Линн здесь потому, что кто-то прислал мне дурацкое письмо, — продолжала я. Фрэнсис озадаченно нахмурился. — Фрэнсис проработает у нас весь следующий месяц, полный рабочий день.
— Чем вы сейчас заняты? — спросила Линн.
Фрэнсис посмотрел на меня, я кивнула, и он пожал плечами.
— Сначала мы убрали весь мусор и камни, — объяснил он. — Потом уложили слой почвы. Теперь проводим ландшафтную планировку и прокладываем дорожки.
— И все это вы сами? — удивилась Линн.
Фрэнсис улыбнулся.
— Разумеется, нет, — ответила за него я. — У Фрэнсиса своя бригада помощников, которых он вызывает в случае необходимости. В Лондоне живет целая популяция вольных садовников. Вроде голубей или лис.
Я беспокойно взглянула на него: не слишком ли далеко я зашла? Люди бывают такими обидчивыми. Линн достала блокнот и принялась расспрашивать о рабочих часах, ограде сада и подходах к дому. Она записала имена всех помощников Фрэнсиса.
* * *
Возможности улизнуть из дома я ждала с нетерпением — пока не узнала от Линн, что она будет сопровождать меня и в поездках.
— Правда?
— Извините, Дженни. — Да, она звала меня по имени, хотя ничего подобного я ей не разрешала. — Не знаю, как будет решаться вопрос с охраной дальше, но сегодня мне приказано повсюду сопровождать вас.
Я уже была готова запротестовать, когда в дверь позвонили. Оказалось, пришел Стадлер, на которого я и выплеснула гнев. Он ответил официальной улыбкой.
— Только ради вашей безопасности, миссис Хинтлшем. Я завернул к вам по пути, на всякий случай. Вы не против, если мы будем прослушивать ваш телефон?
— А что это значит?
— Ничего особенного. Вы этого даже не заметите.
— Ладно уж, — проворчала я.
— Нам необходим подробный список всех ваших знакомых. Сегодня или завтра я бы предложил позвать Линн, взять вашу телефонную книжку, ежедневник и составить список. Вы согласны?
— А это действительно необходимо?
— Чем старательнее мы будем работать сейчас, тем быстрее распутаем этот клубок.
Я почти перестала злиться. Только досадовала.
* * *
В реставрационном центре первым делом я зашла за бронзовыми крючками. Потом чуть не купила круглое витражное окно из старинной церкви, но в последнюю минуту передумала. Хорошо, что Линн осталась ждать снаружи.
В Хэмпстеде она или заходила в магазины, или оставалась на улице, равнодушно поглядывая на витрины. Бог знает, что думали о ней продавцы. Я старалась не замечать ее. Мне требовалось подобрать что-нибудь нарядное к субботе. С целой охапкой вещей я направилась в примерочную, но когда вышла в расшитом бисером розовом топе, чтобы взглянуть на себя в большое зеркало, заметила, что Линн внимательно следит за мной сквозь стекло. Из магазина я вышла с пустыми руками.
— Нашли, что искали? — спросила Линн, будто мы подружки и решили прошвырнуться по магазинам.
— Ничего я не искала, — отрезала я.
Завернув в мясную за сосисками, которые обожают мальчишки, я побывала и в антикварной лавке за углом. Там я высмотрела зеркало в позолоченной раме. Оно стоило триста семьдесят пять фунтов, но я решила, что сумею сторговать его дешевле. Как только мы отремонтируем холл, зеркало прекрасно впишется в него.
На обеденный перерыв у меня была назначена встреча с Лорой, но сначала я забрала из мастерской бирки с именем Кристо для школьных вещей и покатила вниз с холма, поглядывая в зеркало заднего вида на машину Линн. Лора уже ждала меня. Ленч прошел уныло. Линн сидела в машине и жевала сандвич. Я ковыряла свой салат с жареным красным перцем и наблюдала за ней. Потом она читала какую-то книгу в мягкой обложке. Так увлеклась, что, наверное, не подняла бы глаз, даже если бы в зал вошел убийца с топором. В щебет Лоры я не вслушивалась. Не выдержав, я вскочила из-за стола, объявив, что мне пора бежать.
Следующий визит — к Тони на Примроуз-Хилл. Обычно мне нравится бывать в салонах красоты. Приятно сидеть в окружении зеркал и столиков, заставленных разноцветными флаконами, вдыхать ароматный пар, прислушиваться к пощелкиванию ножниц.
Но сегодня мне и здесь не сиделось. Я была взбудоражена и сердита. Голова раскалывалась, одежда липла к телу. При виде новой стрижки я скривилась: она создавала некий оптический эффект, от которого мой нос казался крупнее, а лицо — уже. По пути домой меня захлестнул приступ «дорожного бешенства», так что на светофорах я газовала на всю мощь. Линн терпеливо следовала за мной. Иногда подъезжала так близко, что в зеркало мне были видны ее веснушки. Я показала зеркалу язык, зная, что она этого не увидит.
* * *
Весь день Линн таскалась за мной, как преданный пес — из тех, которым так и тянет дать пинка. Она преследовала меня, когда я возила Кристо в конец улицы, к другу — хлюпику по имени Тодд. Как родителей угораздило дать ему такое имечко? Привезти детей домой тоже предстояло мне — сегодня у Лины был выходной вечер. Среды — это вечный кошмар. Джош засиделся в школьном компьютерном клубе, где всегда воняет грязными мальчишечьими носками. Приезжая за ним, я обычно заставала его в компании мальчишки с дурацкой кличкой Скорпион — или Спайдер, как-то так. Джош называл себя Ганимедом, пока на прошлой неделе не решил, что это звучит по-девчачьи, и не стал Эклипсом. Это его пароль. А лучшего друга зовут Чудак, только через "ю": Чюдак. К этим прозвищам они относятся на полном серьезе.
Но сегодня вечером Джош обмяк на стуле, а довольно приятный парень, который каждую неделю приходил в клуб учить школьников, сидел на корточках перед ним и что-то негромко втолковывал. Познакомившись с этим парнем несколько недель назад, я узнала, что все в клубе зовут его Хакером. Кажется, я поморщилась, а он объяснил, что это не настоящее имя и что я могу звать его Хаком. «Вас правда так зовут?» — уточнила я, но он только засмеялся.
Мальчишки были в школьных формах, Хак — в ветхих драных джинсах и футболке, сплошь исписанной японскими иероглифами. Совсем еще молодой, е длинными патлами. Его можно было принять за шестиклассника. Сначала я решила, что с Джошем что-то случилось — может, пошла кровь носом, — но, подойдя поближе, увидела, что он плачет. У него покраснели глаза. Я оторопела: в последний раз я видела Джоша плачущим давным-давно. А ведь он совсем еще ребенок, такой беспомощный! Худющий, бледный, с шишковатым лбом и выпирающим кадыком.
— Джош! Ты в порядке? Что случилось?
— Ничего. — Голос прозвучал не горестно, а сердито. Джош вскочил. — Увидимся в сентябре, Хак.
Ну конечно! Вот в чем дело! Неудивительно, что Джош разревелся.
— "Иль променяй на летнюю любовь", — отозвался Хак.
— Что? — спросила я.
— Это песня.
— Все в порядке?
— Что? Это? — Хак указал на Джоша. — Пустяки, миссис Хинтлшем.
— Дженни, — поправила я, как делала каждую неделю. — Зовите меня Дженни.
— Извините, Дженни.
— Он, кажется, расстроен.
Хак и бровью не повел.
— Школа, лето, все дела. Да еще проиграл компьютеру.
— Наверное, понизился уровень сахара в крови.
— Вот-вот. Дайте ему сахара, Дженни.
Я вскинула голову. И не поняла, смеется Хак надо мной или нет.
* * *
Гарри пришлось искать в другом углу школы, в просторном зале, по которому гуляли сквозняки. Пару раз в год здесь ставили школьные спектакли. Когда мы с Джошем вошли, Гарри стоял у кулис в желтом платье поверх брюк и боа из перьев на шее. Его лицо горело. При виде брата Джош заметно взбодрился. На сцене вертелось пестрое сборище мальчишек, некоторые тоже были в платьях.
— Гарри! — крикнул мужчина с усиками и заостренной к макушке, очень коротко стриженной головой. Наверное, гомик. — Гарри Хинтлшем, твой выход. Продолжаем! «...Я при сиянье лунном надменную Титанию встречаю». Гарри, пока Роли говорит это, иди к нему.
Гарри заковылял по сцене, то и дело наступая на подол платья.
— "Как, это ты, ревнивец Оберон?" — невнятно пробурчал он. Его волосы слиплись от пота. — «Пошлите, эльфы, прочь! Я отрекаюсь...»
— "Летимте"! — громогласно поправил тип с усиками. — Не «идемте», Гарри, а «летимте», и, ради Бога, громче! Заканчиваем репетицию, пока родители не увидели этот ужас. Посмотрят на Рождество! Кстати, о родителях: твоя леди мать прибыла, Титания. Лети прочь. Добрый вечер, миссис Хинтлшем. Вы прямо луч света в этом мрачном зале.
— Дженни. Добрый вечер.
— Попытайтесь заставить сына выучить роль.
— Обязательно.
— И купите ему дезодорант, ладно?
* * *
Она мертва. Конечно. Как я и хотел. Ну да. Обманула меня. Да. Забудь. Есть другая. Еще одна «она».
Она злоупотребляет косметикой. Разглаживает ее на лице, будто надевает маску. Лицо холеное, ухоженное: сияющие губы, темные ресницы, сливочная кожа, аккуратно подстриженные блестящие волосы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37