В поезде Саймон вкратце рассказывает мне о нашем клиенте, это все очень интересно, но, с другой стороны, это все странно, мне кажется, мы прилагаем как-то уж слишком много усилий, чтобы раскрутить этого парня. Саймон описывает его, и я представляю его себе очень ясно. Саймон, со своей четкой манерой изложения, в которой нет ни грамма иронии, заставляет меня почувствовать себя так, как будто мы с ним — агенты военной разведки.
— У него нет друзей, домосед, собирает модели поездов, небольшой избыточный вес. Из той породы людей, у которых родители — бессознательно или сознательно, это уже другой вопрос — пытаются привязать их к дому, заставляют их много и часто есть, отчего те толстеют и становятся непривлекательными для противоположного пола. Из-за этого у него также очень плохая кожа. В смысле, прыщи, которые можно было бы легко устранить с помощью здоровой диеты и косметических средств по уходу за кожей. В Восточной Европе такие проблемы еще встречаются, посмотреть хотя бы на некоторых футболистов по телику, но на Западе это редкий типаж, даже в Глазго. Наш мальчик, должно быть, большой консерватор. От него нам нужен список клиентов: имена, адреса и номера счетов. Одна распечатка, а еще лучше — на диске.
— А вдруг я ему не понравлюсь? — спрашиваю я.
— Если ты ему не понравишься, значит, он не той ориентации, все очень просто. А если он не той ориентации, тогда я сам им займусь, — говорит он и улыбается. — Если так будет нужно, я смогу изобразить из себя голубого. Легкий флирт, но не более того. — У него на лице появляется гримаса отвращения. — Никакого секса.
— Глупости ты говоришь. Я, кстати, нравлюсь далеко не всем натуралам. — Я качаю головой.
— Разумеется, всем, а если нет, значит, они или геи, или аскеты, или…
— Или что?
Его улыбка становится все шире. Я замечаю морщинки около глаз. Да, он и вправду похож на итальянца… есть что-то такое в лице.
— Прекрати меня провоцировать.
— Или что? — настаиваю я.
— Или он просто не хочет смешивать бизнес и удовольствие.
— Тебя это, кажется, не остановило, — улыбаюсь я.
Саймон изображает на лице крайнюю степень огорчения.
— Да, признаю. Но я не могу противиться твоим чарам. И он не сможет, поверь мне. — Он умолкает на пару секунд и добавляет: — Я в тебя верю, Никки.
Я знаю, чего он добивался, когда произнес эти слова, и, надо сказать, своего он добился. Я готова действовать. Мы сходим с поезда и находим нужный нам паб, и я вижу его, он сидит в баре один, герой моих маленьких, потных, навязчивых кошмаров. Саймон кивает мне и исчезает, а я смиряю гордыню и делаю свой ход.
45. Беспечный ездок
В голове — полный бардак, в основном потому, што я вышел на Лу Рид и сожрал парочку колес, так што, когда позвонил Чиззи, я уже был не в себе. Я как-то особо о нем и не думал, об этом кренделе, потому што он натуральный отморозок, но в тюрьме он типа как защищал меня. Я не знал, што его выпустили. Дело в том, што мне очень хотелось с кем-нибудь стусоватца, а Чиззи знал имя лошади, которое ему заложил один тип по имени Марсель, а он никогда не ошибаетца. Так што Бенни в Слейтфорде принимает нашу ставку, а мы, стало быть, возвращаемся в бар, штобы увидеть, как наш мальчик, аутсайдер, на которого ставки были восемь к одному, выиграет в Хейдоке в 2.45.
Я не мог в это поверить, друг. С самого начала наш мальчик помчался как ошпаренный. К середине забега он уже оторвался от всех. На последних двухстах метрах к нему приблизилась еще парочка лошадей, но наш мальчик летел — просто летел. На самом деле это была самая неравная гонка из всех, што я видел. Но мы не жалуемся, друг, нет, нам даже в голову не приходит жаловатца. Мы орем — ДАААААААААА! — и все обнимаемся перед телевизором в баре, и я вдруг замираю на секунду и думаю, кого еще он хватал этими руками и каково было тем, кого он хватал. Так што я отстраняюсь, извиняюсь и говорю, што я, пожалуй, возьму нам еще по одной, штобы типа победу отпраздновать. Лезу в карман за деньгами и вдруг обнаруживаю, что у меня еще остались колеса.
Мы сидим — пьем, лицо Бенни постоянно расплывается в улыбке.
— Хорошая наводка, а, — рычит он.
— Это точно, друг, — улыбаюсь я.
— Нам надо ушки держать на макушке и смотреть в оба, — ухмыляется Чиззи. — Удача штука такая, где-то выиграешь, где-то проиграешь.
Это просто охренительно, друг, потому что я выиграл четыре штуки, а Чиззи — восемь с половиной. Четыре штуки! Можно будет отвезти Али и Энди в отпуск, в Диснейленд. В Париж! Марсель молодец, да и Чиззи тоже молодец, что дал мне наводку, што уж тут говорить.
Мы типа празднуем — еще по пиву, — а потом решаем пошлятца по городу. Я хочу побыстрее отделатца от Чиззи, но этот парень мне очень помог, я перед ним вроде как в долгу, так што, наверное, будет правильно прогулятца с ним слегонца. Мы ждем такси или автобуса, но ни того, ни другого нет, только проезжает автобус Шотландской футбольной ассоциации в окружении мотоциклов. Чиззи тихонько отходит куда-то в сторону парковки при пивоваренной компании SN. Я думал, он пошел отлить, но вдруг я вижу, как с парковки выезжает синий «форд-сьерра», а за рулем — этот псих ненормальный по имени Гари Чизхолм.
— Экипаж подан, — говорит Чиззи, у него во рту блестит золотой зуб, похожий на тигровый клык.
— Ага, — говорю я и сажусь в машину. — Ну а что, друг, если политики говорят, што у нас должно быть бесклассовое общество, так, значит, это не важно, чью машину ты берешь. Все для всех, так ведь?
— Сейчас мы поедем в город, а там наступит волшебный час, ты, пидор, — говорит он и начинает смеятца своим этим жутким высоким смехом, от которого по коже бегут мурашки.
Мы оставляем машину на Джонстон Террас, идем в Майл и поднимаемся по лестнице в «Дикон». Киваем знакомым, которые тоже, кажетца, только что вышли из тюрьмы. Еще пара кружек пива, и я понимаю, што в меня уже больше не лезет, я вообще выпивать — как-то не очень. Я всегда по наркоте прибивался, друг.
Чиззи начинает рассказывать про старых знакомых: ребят из тюряги, извращенцев и все такое. Мне такие разговоры, честно скажу, не особенно нравятца, потому што все эти ребята, про которых он говорит, — они психи, самые натуральные психи. Я сваливаю в туалет и думаю о деньгах, которые лежат у меня в кармане, с такими деньгами я бы запросто мог снять себе девку, и почему-то покупаю в автомате гондоны и сую их в карман. Я прямо чувствую колеса, как они жгут карман. Ладно, недолго им там лежать. Скоро я их заглочу.
Когда я возвращаюсь обратно, оказываетца, что Чиззи думал о том же, о чем и я, и я из-за этого начинаю дергатца.
— Надо бы поебатца, бля, — говорит он. Потом объясняет: — Сейчас хорошее время для съема, с четырех до шести. Можно подцепить телок, которые всю ночь бухали или кайфовали и теперь ни хера не понимают, где они и что, бля. И тут, нах, появляется Чиззи.
Ну да, даже ходить далеко не приходитца. У бара сидит какая-то баба с рыжими волосами. Ее белые леггинсы растянулись, как будто бы вся элатичность из них вдруг куда-то пропала, а внутрь засунули размоченное дерьмо. Она удолбана в ноль, друг, удолбана так, что даже рядом стоять не хочетца, но Чиззи уже нацелился на нее. Он покупает ей выпивку, что-то ей говорит, и она садитца за наш столик.
— Как дела, приятель? — спрашивает она у меня. — Я Касс, — говорит она. Ебаный в рот, эта баба, похоже, еще и сексуально озабоченная, даром что уродина, каких поискать. Она громко смеетца, все время ко мне наклоняетца, кладет руку мне на яйца, а потом хватает меня за бедро. Ее большое красное лицо, обрюзгшее и блестящее от выпивки, оказываетца рядом с моим лицом, а зубы у нее желтые и гнилые. Ну да, у меня с зубами тоже все херово, и морда у меня наверняка такая же бухая, как и у нее. Единственное што, она у меня не красная, потому што, когда я нажираюсь, у меня кровь от лица отливает, и я бледнею, сижу весь белый. Она явно пришла сюда, штобы кого-нибудь закадрить, потому што накрасилась, как на парад, тушь, помада и все такое, и она спрашивает, какие у нас знаки Зодиака и всякую чушь, которую бабы несут в таких случаях.
Но она отвратительна, брат, она реально себя доконала.
У меня уже перед глазами все плывет, потому што последнее время я почти и не пью. Это тяжелое, мерзкое пиво. Чиззи берет все под контроль, выводит нас из паба — опять на Джонстон Террас — и опять в угнанный автомобиль. Чиззи чуть не въезжает задом в припаркованную рядом машину, но ему все-таки удается вывернуть, и мы едем по булыжной мостовой к Холируд-Парку, а на улице уже темнеет.
А эта девчонка — она довольно забавная. Сначала она материла СССР, а теперь выставляет напоказ свой рыжий лобок и перебирается с заднего сиденья на переднее, чтобы сесть между нами. Чиззи ругается, потому что она сидит на рычаге переключения передач, и он не может переключить скорость, и мы с грохотом съезжаем с холма.
— Вы посмотрите сюда, мудачье! Кому нужна эта блядская дырка? — орет она нам. Я вот к чему, у нас с Али уже сто лет ничего не было, но это как же надо изголодатца, чтобы запасть на такую чувырлу.
Чиззи хохочет и почти врезается в большие черные ворота Холируд-Парка, но вовремя поворачивает — и вот мы внутри. Он закидывается колесами, глушит двигатель, и мы идем в парк. Я оглядываюсь на большой холм, который называется Трон Артура. Там идут какие-то крупные строительные работы. Что-то типа правительственного заказа для выборов, и парламента, и всей этой мутотени. Солнце садится, и становится даже холодно.
— Куда мы идем-то? — время от времени спрашивает она, глотая слова. Похоже, Чиззи ведет нас за стройку. Мы кое-как перелазим через забор, прочь от дороги и лицом к холму. Вокруг — никого, хотя через стену по-прежнему слышно, как работают строители-сверхурочники, но они нас не видят.
— Ищем местечко, классное-шикарное, — подмигивает Чиззи. Становится все темнее. Я нахожу в кармане табл и заглатываю его, чиста из-за нервов, брат, чиста из-за нервов.
— А сейчас мы тебя оприходуем, цыпочка, — смеется Чиззи и просто расстегивает ширинку и вытаскивает наружу свой член, жирную мягкую штуку. Вот что интересно, брат, каждый мужик очень гордитца своим причиндалом, но у других парней члены выглядят просто уродливо. Да. — Эй, ты, иди-ка сюда, — говорит он этой девчонке с настоящей угрозой в голосе. — Давай бери в рот.
Она смотрит, как будто слегка озадаченно, словно только сейчас поняла, о чем речь. Но потом она вся передергивается, и встает на колени, и начинает сосать член Чиззи. А Чиззи просто стоит со скучающим видом. Спустя пару минут он говорит:
— Хуйня какая-то. Ты даже не знаешь, как это правильно делается, — говорит он, потом оглядывается на меня с усмешкой и продолжает: — Слышь, Урод, надо бы научить эту тупую давалку, как сосать член.
Он хватает ее за волосы, отрывает от себя и тащит на кучу разбитых кирпичей.
— Ладно… я иду… иду, блядь, — визжит она и колотит его по руке.
Вот тут он не прав.
— Остынь, Чиззи! Мать твою, — кричу я, но тут мне вставляет от табла, и мой голос просто, типа, замирает.
— Заткни пасть, — рявкает Чиззи, это он к ней обращается, на меня он вообще вроде как не обращает внимания, а она смотрит на него, вся такая обиженная. Он опять заставляет ее встать на колени.
— Иди сюда, Урод, — говорит он. Я уже совсем никакущий, так что я просто забираюсь на эти кирпичи.
— Хорошо, — говорит Чиззи, — давай доставай свои причиндалы.
— Ага, сейчас! Надо… фу-у… — бубню я, а перед глазами все плывет… и я начинаю хохотать как безумный.
— Да, ты, дерьмовый ублюдок, — кричит мне эта ненормальная деваха, и лицо у нее такое злобное, брат, как будто это я ее за волосы тащил, а я ваще ничего не делал.
— Не-ет… это, ну… нет, не так, — говорю я, — я просто пытаюсь, ну, чтобы всем хорошо было…
Чиззи хохочет и кричит:
— Ну, ты, парень, и сказанул! А я вот просто пытаюсь, блядь, ну, научить эту ебаную потаскушку…
А девчонка, ну, вся как потерянная, и я тоже теряюсь.
— Раймонд мне говорит, ну, типа, что мне можно забрать ребенка обратно, — лепечет она, совершенно пьяная, где-то в своем собственном мире, ну прямо как я…
— Ты еще разрыдайся мне тут, мудак, — говорит Чиззи, когда я смотрю на него и начинаю хихикать, как тупой мелкий пацан, когда он, типа, расстегивает мне ширинку и вытаскивает мой член наружу. Я ничего не чувствую, но Чиззи наклоняет голову к моему члену. Чиззи! Он смотрит на эту девчонку. — Никогда не встречал ни одной телки, чтобы могла правильно сделать минет. Ты, еб твою мать, смотри и учись. — Он опять оборачивается ко мне: — Вот они, блядь, цыпочки твои. Всю жизнь вот думаешь, что девки умеют готовить, потому что твоя мама умела, но если даже они и нормально справляются с простой жрачкой, все равно их нельзя допускать ни к чему такому, что требует воображения или… ну, тонкого подхода. Так вот и выходит, что все лучшие шеф-повара — мужики, ну, по ящику их показывают и вааще. То же самое и с минетом. Большинство из них просто засовывает его себе в рот и начинает сосать. Елозят по нему вверх-вниз, как будто это не рот, а пизда. В тюряге был один парень, он нам показывал, как это делается… сперва пройдись языком по всей длине члена… — и он хватает мой член и начинает его лизать… — в случае с Уродом это не займет много времени… аах-аах-аах…
Ох и ни хрена себе… предполагается, что это должно быть приятно.
— Ублюдок чертов, — ору я благим матом, когда его холодный язык проводит легкую линию по сверхчувствительной коже моего пениса… перед глазами все кружится и темнеет…
— Давай, блядь, вперед! — шипит Чиззи, и на секунду мне кажется, что это он ко мне обращается, но это — к девчонке, и она начинает под его чутким руководством: берет кончик его члена в рот.
— Так, уже лучше… лучше, — говорит он, — потом нужно слегка ударить языком по головке… теперь нежно и мягко, детка…
Я, может быть, и хочу что-то почувствовать, но не чувствую ничего. Просто совсем ничего.
Я слушаю Чиззи, а думаю о том парне, который получил «Оскар», ну, когда он говорит «Я владыка мира», хотя фильм был слегка подзатянут, и я о нем думаю потому, что видел его прошлым летом, и сейчас вдруг вот вспомнилось, и еще я думаю о Психе, я почему-то нисколечко не сомневаюсь, что он тоже так делает, говорит перед зеркалом «Я владыка мира»… а Чиззи продолжает:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71