Тут может быть еще что-то. В институте я подвергну стилет полной обработке на аппаратуре, какой любой криминалист позавидует. Ничего нельзя упустить.– Но…– Не беспокойся, – прервал Калужский. – Ни малейшего вреда стилету я не причиню. И секретность гарантирую – работать буду по вечерам, один в лаборатории. Конечно, стилет постоянно будет находиться при мне, глаз с него не спущу. Пятьдесят тысяч долларов – в сущности, пустяки, а научное значение этой вещи неоценимо…– Ладно, – сдался Левандовский. – Но только семь дней.– Ба! Господь Бог за семь дней создал мир! Египтолог криво улыбнулся.– Но посмотри на этот мир… 20 Говоря о гарантиях секретности, профессор Калужский подразумевал лишь следующее: нечестные люди не смогут узнать о существовании редкостного и дорогого произведения искусства и похитить его. О том же, чтобы держать в тайне сенсационные результаты расшифровки египетского текста, профессор и не думал, ему не пришла бы в голову столь явная бессмыслица.Однако Калужский не торопился. Об условиях публикации предстоит договариваться с Левандовским. И очевидно, придется подождать, пока человек, привезший стилет из Египта, не передаст его в музей. Сейчас же профессор поместил полностью прочитанный текст со всеми формулами и технологическими подробностями в компьютер и снабдил информацию пространными комментариями в виде научной статьи. Вход в файл он заблокировал паролем.Завершив эту работу, профессор откинулся на спинку стула и закурил трубку. Клубы дыма возносились к потолку вместе с амбициозными мечтами Калужского. О, как потрясен, как ошарашен будет английский коллега Джон Миллз! Не он ли в прошлом месяце утверждал на конференции, что подобный ход процесса в принципе невозможен? А теперь Калужский обладает неопровержимыми доказательствами, пришедшими – такое и вообразить трудно! – из Древнего Египта…Прокуковал звонок, и профессор направился в прихожую.– Кто? – спросил он из-за металлической двери.– Олег, это я, – откликнулся знакомый голос.Профессор открыл замки, и улыбаясь, пожал руку однокашнику, Коле Барсову. Колей пятидесятилетний Барсов был только для Калужского, а для остальных – Николаем Николаевичем, солидным консультантом крупного банка. Хотя Калужский и Барсов получили дипломы одного института, Николая Николаевича в юности больше привлекала комсомольская и партийная карьера, нежели научная. Позже он увлекся юриспруденцией, а в новейшие времена – финансами…Несмотря на крутое расхождение судеб, Калужский и Барсов оставались друзьями, и профессор относился к Николаю Николаевичу с полным доверием.– Кофе угостишь? – Густой баритон Барсова прокатился по комнатам. – Я тут ехал мимо…– Так ты за рулем?– Обижаешь, начальник! У меня свой водитель.– Черт, живут же люди, – улыбнулся Калужский. – Тогда никакого кофе! Сегодня только коньяк!– Ты же не пьешь, – удивился Барсов.– Сегодня можно по рюмочке.– О… Что празднуем? – Барсов по привычке направился в кухню, но профессор перехватил его и развернул в сторону гостиной.– Туда! Праздновать есть что.На столе появилась бутылка «Курвуазье» из неприкосновенного запаса Калужского и две рюмки. Профессор похлопотал на кухне, соорудив немудреную закуску. Барсов сноровисто откупорил бутылку и разлил коньяк по рюмкам.– За тебя, раз ты именинник, – провозгласил он. – Может, расскажешь, в чем дело?Профессор выпил, закашлялся с непривычки.– Тебе – само собой. Только пока это секрет.– Пока?Калужский лукаво подмигнул.– Скоро я опубликую статью, а до того помалкивай. Впрочем, – он засмеялся, – формулы ты не украдешь, а без них толку мало. Что-нибудь от институтских лекций у тебя в голове осталось?– Чуть-чуть.– Тогда поймешь в общих чертах.Налегая на закуску, профессор поведал другу о своем открытии, не упоминая ни Левандовского, ни стилет. Из его слов можно было сделать вывод, что он сам до всего додумался. Во всяком случае, Барсов понял его именно так.Размахивая руками, профессор ходил по комнате, словно выступал перед студенческой аудиторией.– Все это здесь. – Он хлопнул ладонью по системному блоку компьютера. – Бомба для ретроградов от науки.Калужский снова сел в кресло и наполнил рюмки. Барсов заговорил не сразу, хотя его мозг работал со скоростью вычислительной машины.– Здорово, – произнес он вполголоса. – Да нет, не здорово – сногсшибательно… Если ты прав.– Я прав, – заверил Калужский. – Хочешь, покажу формулы?– Да на кой они мне, я в них как свинья в апельсинах… – Барсов сунул в рот сигарету, щелкнул зажигалкой. – Слушай, а ты уверен, что это надо публиковать?– А что же еще делать? Любоваться по ночам собственной статьей?– Знаешь, – задумчиво проговорил Барсов, – на этом можно хорошо заработать.– Я и заработаю.– Я имею в виду не гонорар за статью и не научную репутацию, – усмехнулся Барсов. – Хорошо – это значит хорошо. Например, миллион долларов.– Н-да… – Калужский расплылся в улыбке. – Миллионы, миллиарды… Поль Гетти вроде бы как-то заметил: «Миллиард долларов – не столь уж большая сумма, как некоторые думают».– Я не шучу. Посуди сам: что произойдет, когда ты опубликуешь свое открытие? Ну, пошумит научный мир, ну, пересмотрят свои взгляды двое-трое твоих оппонентов. Потом исследования запретят, и на этом все кончится.– Абсурд, – заявил слегка захмелевший профессор. – Процесс познания нельзя остановить.– Теоретически. А бюрократически можно остановить что хочешь. Поверь, в этой сфере я сильнее тебя… Теперь представь, что твое открытие попадает в руки неких заинтересованных лиц. Они платят тебе кучу денег и финансируют практические…– Постой, – Калужский мигом протрезвел, – ты что же, предлагаешь… Но это немыслимо! Это означает – чудовищные злоупотребления!– Вот только этого не надо, – скривился Барсов. – Зло, добро… Наука нейтральна, мой дорогой, а ученый – слуга ее. И за верную службу надо прилично платить. – Он встал и пошел к двери. – Пойду, а то мой водитель от безделья разучится крутить баранку. А ты подумай о том, что я сказал…Проводив Барсова, профессор вернулся к столу и залпом выпил полную рюмку коньяка. Неужели Николай говорил серьезно? Как сильно он изменился… А если он… Да нет, чепуха. Всего через несколько дней статья будет опубликована, а стало быть, и беспокоиться не о чем. 21 Барсов заехал к профессору Калужскому потому, что в его расписании образовалось непредвиденное окно. Однако, возвратившись в машину, он тотчас же взялся за сотовый телефон и сделал четыре звонка. Перед первыми тремя собеседниками он извинился за то, что не сможет быть сегодня на переговорах, совещании и презентации, а с четвертым договорился о срочной встрече.– К Генриху Рудольфовичу, – велел он водителю, завершив разговор.Генрих Рудольфович Бек, потомок обрусевших немцев, поселившихся в Поволжье в незапамятные времена, владел банком и русско-германской корпорацией, но не оттуда черпал основные доходы. Среднестатистическому гражданину, узнай он о некоторых операциях Генриха Рудольфовича, сразу припомнилось бы модное словечко «мафия». Сам же господин Бек, будучи человеком образованным, это слово применительно к себе не любил, относя его исключительно к Сицилии.Генрих Рудольфович принял Барсова в шикарных апартаментах на втором этаже, одетый в бухарский халат. В колонках компакт-проигрывателя негромко звучала хоральная прелюдия Баха.– Что за фокусы, Николай? – проворчал магнат. – Ты сорвал переговоры с Соловьевым.– Генрих Рудольфович, мое дело важнее. Если выгорит, Соловьев к вам уборщицей устроится.– Ну да? – изумился Бек. – Какой ты прыткий. Что ж, проходи, излагай.Утонув в глубоком кресле, Барсов сбивчиво пересказал содержание беседы с Калужским. Бек помолчал, прикрыв глаза, и безапелляционно изрек:– Бред.– Ничего подобного, – решительно возразил Барсов. – Я знаком с Калужским много лет. Это ученый, каких мало. Если он утверждает, что уверен в своем открытии, значит, так оно и есть.– Что так и есть? – раздраженно спросил Бек. – То, что он уверен?– Нет, что открытие реальное.– Гм… – Генрих Рудольфович прикрыл колено полой халата. – Принеси-ка мне виски, Николай… Нет, не из этого бара, а вон из того… – Бек погрузился в размышления. Спустя десять минут, в течение которых Барсов боялся вздохнуть, он задал вопрос: – Сколько Калужский хочет за информацию и за сотрудничество?– В том-то и дело, что нисколько, – сокрушенно покачал головой Барсов. – Я прозрачно намекал на миллион…– Миллион не проблема, – небрежно обронил Бек.– Да, но он и слушать не стал. Он твердо намерен опубликовать статью.Генрих Рудольфович улыбнулся уголками губ.– Нет намерений настолько твердых, чтобы их нельзя было изменить соответствующими доводами. Я знаю людей.– Вы не знаете Калужского. Бек поставил рюмку на стол.– А нужен ли нам Калужский? Судя по твоим словам, открытый им процесс несложен. Имея информацию как руководство к действию, любой сообразительный студент справится. Так что нам необходим не Калужский, а файл Калужского. И это обойдется дешевле. Мы проверим. Если бред, спишем в убыток, а если реальность…Генрих Рудольфович сжал кулак. Барсов ужаснулся. Он сам запустил смертоносную машину, и судьба профессора была предрешена. Но не лукавил ли Николай Николаевич? Неужели в глубине души он не мог предвидеть?..– Генрих Рудольфович, – проговорил он, – Калужский мой старый друг. Когда на зимней рыбалке я провалился под лед, он вытащил меня, рискуя жизнью. Неужели нельзя решить вопрос иначе?– Можно конечно. – Бек пожал плечами. – Есть у твоего профессора дети?– Сын Антон, двадцать лет.– Единственный сын?– Да.– Ну вот, исходя из этого, и попробуй уговорить Калужского.– Я?! – Барсов поежился. – Генрих Рудольфович, это невозможно. Калужский – человек совершенно не от мира сего. Он считает меня…Бек величественно восстал из кресла, навис над Барсовым, который, казалось, уменьшился в росте, и загрохотал:– Ах вот как! Мало того что я должен спасать жизнь твоего приятеля, в чем я абсолютно не заинтересован, так я еще обязан заботиться о твоей репутации! Ты собираешься положить в карман кругленькую сумму, сам остаться чистеньким, а всю грязную работу за тебя сделает дядя Генрих! Вон с глаз моих! И без договоренности с Калужским не возвращайся – выкину…Не помня себя, Барсов попятился к дверям и пулей вылетел из особняка. Усевшись в свою машину, он дышал тяжело, прерывисто.– Куда, босс? – осведомился водитель.– Погоди пока…Барсов попал в отвратительный переплет. Он получил приказ, и его надлежало выполнить – с Беком шутки плохи. А выполнять приказ – значит, предстать перед другом в мерзком обличье шантажиста… Барсов застонал.– Что с вами, Николай Николаевич? – обернулся водитель.– Да что-то сердце прихватило.– Таблетку?– Давай.Барсов положил валидол под язык. Он не знал и не мог знать, что его душевные терзания напрасны, что друг не разочаруется в нем, ибо им не суждено увидеться – ни в этот день, ни на следующий. Никогда. 22 Двое парней сидели на лавочке в парке, откуда хорошо просматривался подъезд дома профессора Калужского. Эти двадцатидвухлетние негодяи были известны в приблатненной среде под кличками Фонарь и Черный, а в миру как Василий Шабанов и Сергей Чернов.– Вон, видишь, – указал пальцем Фонарь. – Вон тот, что вышел. Это сын его. Значит, теперь старик в квартире один. Пошли.Фонарь встал, Черный же словно приклеился к скамье.– Ты чего? – обернулся Фонарь.– Боязно, застукают в подъезде…– Кто? – Фонарь ухмыльнулся. – Одиннадцать часов, все слиняли на работу. Мы мухой. Вещички в машину – и айда. «Москвичок» мой хоть и дряхлый, а бегает…Шабанов безосновательно назвал видавший виды «москвич» своим – он временно реквизировал машину у деда, пока тот отлеживался в больнице после инфаркта.Не первый месяц Фонарь и Черный промышляли квартирными грабежами. Объекты выбирали просто – где железная дверь, там есть чем поживиться. В особо, по их определению, круто навороченные квартиры ни Фонарь, ни тем более трусоватый Черный соваться не рисковали – там можно и пулю схлопотать. А вот те, что попроще, но все-таки с железной дверью…Перед налетом Фонарь провел рекогносцировку. Представившись электриком, которому нужно проверить счетчик, он разговорился с профессором и узнал, что тот живет вдвоем с сыном и днем нередко бывает дома. Фонарь ковырялся в счетчике, а сам оценивал боковым зрением обстановку. Вскоре он понял: подходяще.Провернуть операцию решили на следующий день.– Да вставай ты! – Фонарь толкнул под ельника в плечо. – Идем.Он направился к подъезду. Черный плелся за ним, поднявшись по лестнице вслед за Фонарем, позвонил в дверь.– Кто? – послышался голос профессора.– Вчерашний электрик, Олег Андреевич, – будничным тоном сообщил Фонарь. – Забыл у вас в счетчике одну штуку подкрутить…– А, Саша…Дверь распахнулась, и налетчики ворвались в квартиру.– Тихо, – сквозь зубы процедил Фонарь, прижимая к горлу профессора лезвие ножа. – Где деньги?Черный захлопнул за собой дверь. Профессор уставился на грабителей скорее в растерянности, чем в страхе.– Да что вы, ребята…– Где деньги, падла?! – заорал Фонарь.– Там, в секретере… – Калужский показал рукой.Грабители торопливо устремились в гостиную. Фонарь открыл секретер торчащим в замочной скважине ключом, порылся в ящичках, нашел деньги.– Мало. – Он обернулся к профессору. – Где… Эй, стой, сука!Он увидел, что Калужский отпер и приоткрывает входную дверь. Дальнейшее произошло мгновенно. Очевидно, Фонарь не хотел этого – так получилось… Он бросился к профессору, схватил его правой рукой за волосы и рванул обратно в прихожую. Финка в левой руке Фонаря вонзилась Калужскому под лопатку. Рефлекторный, импульсивный удар? Неконтролируемая вспышка злобы? Или Калужский, падая, напоролся на нож? Так или иначе, профессор повалился к ногам налетчика, обливаясь кровью.– Ты убил его! – закричал Черный. – Все, мокрое дело, нам кранты!– Не суетись, – деловито сказал Фонарь, запирая дверь на засов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48