Морли включил компьютер, подвинул монитор ближе к Флетчеру. На экране появился красный кружок, он вспыхивал и гас в монотонном ритме.
— Смотрите сюда, мистер Флетчер. — Отеческий голос Морли достигал отдаленных закоулков сознания сенатора. — У вас все получается великолепно, и сейчас мы пойдем дальше. Как по-вашему, какой нынче год? Не отвечайте, вы этого знать не можете. Ведь правда, не знаете?
Флетчер и не прилагал усилий к тому, чтобы вспомнить. Он сразу и безоговорочно поверил доктору: год ему неизвестен, а раз так, зачем же голову ломать?
— Не знаю, — отрешенно согласился он.
— И это вполне естественно, — продолжал Морли. — Вы находитесь вне времени и пространства и поэтому с легкостью можете попасть куда захотите. Красный кружок на экране поведет вас. Смотрите на него. Сейчас я скажу вам, какой год. Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, правда?
— Да, — сказал Флетчер, удивляясь, как же он сам не сообразил, что год именно шестьдесят восьмой. О том, что десять секунд назад никакого года вовсе не было, он уже забыл.
— Девятнадцатое июня, — уточнил доктор. — Где вы? Расскажите мне, что вы видите.
Морли плавно нажал клавишу записи магнитофона. Рэн-ди Стил невольно подался вперед.
— Я в джунглях, — заговорил сенатор негромко, размеренно. — Очень жарко, странный запах в воздухе. Деревня, много хижин и много мертвых вьетнамцев. Со мной лейтенант Мортон, сержант Линде…
— Вы видите человека в белом комбинезоне?
— Нет… Теперь да… Он лежит на земле, ему плохо, он умирает.
— Он хочет что-то сказать вам. Это очень важно для него, это его предсмертные слова, его завещание. Только вы можете понять и запомнить. Что вы делаете?
— Я становлюсь на колени около него и приближаю ухо к его губам.
— Вам ведь очень хочется расслышать его слова, правда?
— Да.
— И запомнить?
— Да.
— Вы слышите его очень отчетливо.
— Не совсем. Но пытаюсь расслышать…
— Нет, вы прекрасно слышите его. Каждое слово, которое он говорит, отпечатывается в вашей памяти навечно. Каждый звук абсолютно ясен для вас. Что он говорит?
— Я не слышу…
— Вы все слышите. Скажите мне, что он говорит. Лоб сенатора покрылся испариной, но он по-прежнему сидел спокойно и расслабленно.
— Я пытаюсь, я слышу…
— Что именно он говорит? Это очень важно, мистер Флетчер. Вы слышите его очень отчетливо. Передайте мне его слова.
— Schutztstaffeln… Нет спасения… Мерц, вы ошибались, но я могу поправить вас… Я знаю формулу, мне кажется, я нашел… Отвезите меня в лабораторию. Гибридная молекула — исцеление… Мерц! В лабораторию! Коадари, чака-мае…
— Вот оно! — сдавленно воскликнул Рэнди. Сердитым жестом Морли приказал ему замолчать:
— Что он еще говорит, мистер Флетчер?
— Ничего, только стонет… Кажется, он потерял сознание.
— Так, вы молодец… Внимательно смотрите на экран. Вы видите мигающий красный кружок?
— Да.
— Смотрите еще внимательнее. Это путь домой. Каждое его появление — один год, начиная с шестьдесят восьмого. Шестьдесят девятый, семидесятый… Когда вы вернетесь в наше время, красный кружок сменится зеленым и вы услышите звуковой сигнал: бип! По этому звуковому сигналу вы полностью выйдете из состояния гипноза. Вы меня поняли?
— Да.
Флетчер не отрываясь смотрел на монитор. Когда на экране возник зеленый кружок, прозвучал звуковой сигнал. Сенатор провел рукой перед глазами:
— Уф… Все позади, доктор?
— Похоже, что так. — Морли сдержанно улыбнулся, выключая компьютер.
Рэнди подскочил к сенатору:
— Получилось, сэр, у вас получилось! Вы вспомнили!
— Да?.. Вспомнил что?
— Последние слова! Доктор, можно? — Рэнди потянулся к магнитофону.
— Это ваша пленка, Хранитель, — кивнул Морли.
Рэнди вынул пленку из магнитофона и положил в карман.
— Доктор, вы настоящий гений…
— Это было не так уж трудно. — Морли пожал плечами.
— Благодарю вас от всего сердца. — Сенатор стиснул руку доктора так, что тот поморщился.
— Еще не все…
Морли велел Флетчеру раздеться до пояса, уложил его на кушетку, измерил давление, пульс, снял кардиограмму и энцефалограмму.
— Все реакции в норме, — пробормотал он, изучая разноцветные графики. — Вы ощущаете себя усталым, разбитым, как при начинающемся гриппе?
— Да, вроде того, — подтвердил сенатор.
— Это последствия применения препарата… Я сделаю стабилизирующий укол, вы полежите и будете как новенький. Но от спиртного пару дней воздержитесь.
— А не лежать нельзя?
— Кто здесь доктор, вы или я? — нахмурился Морли.
Он отпустил Флетчера ровно через час, Рэнди ждал в машине у подъезда. Торопясь к автомобилю, сенатор оценил свое прекрасное самочувствие и мысленно вновь похвалил Морли.
Открыв дверцу, сенатор уселся рядом с Рэнди. Хранитель прокрутил ему пленку, которую успел прослушать не менее десяти раз.
— Коадари, чакамае9 — разочарованно повторил сенатор. — Чепуха какая-то, бред… И за этим мы охотились?
— Не думаю, что чепуха, — сказал Рэнди. — Это два четко различимых слова, и, скорее всего, они имеют вполне определенное значение. Мы его пока не знаем, но непременно узнаем.
— А как, с чего начинать? Это может означать все что угодно!
— Начнем с самого простого, с Интернета…
— Гм… Вы натолкнули меня на еще лучшую мысль. Сейчас я свяжусь с помощником, у него доступа куда только нет…
Сенатор включил компьютер и через телефон в машине послал запрос, обратив внимание помощника на возможность различных вариантов написания загадочных слов. Вскоре на экране возникли строчки ответа.
«Коадари. Город в Бразилии на реке Тапажос. Население— 18 000 человек. Основан в 1869 году, в 1914 году представлял Бразилию на международной выставке тропических продуктов в Лондоне. В 1967 году близ Коадари велись предварительные работы по прокладке Трансамазонской магистрали, но из-за сложности рельефа и землетрясения они были свернуты, и магистраль прошла через Итайтубу. Полезные ископаемые: золото, титан, молибден, алмазы. Речной порт, рудники, аэропорт локального значения, животноводческие фермы. Местные власти назначаются президентом страны. Город расположен в гористой местности, среди густой труднопроходимой сельвы. Окрестности Коадари — один из наименее разведанных районов бразильской Амазонии».
Касательно «чакамае» ничего найдено не было.
— Коадари — это отправная точка, — сказал сенатор. — Скорее всего, чакамае тоже относится к Бразилии, к этому Коадари. Но что это, если нигде никаких ссылок? Значимое слово на каком-то языке? Нет, мой помощник обнаружил бы это. Хотя… если какое-то наречие местных племен… А может быть, что-то не известное никому, кроме Мерца и компании. Имя человека, живущего в Коадари? Или… Нет смысла гадать. Вот что, я попробую поговорить с Эмерсоном.
— Кто это, Эмерсон?
— Полковник Стивен Эмерсон, настоящий специалист по Бразилии. Если и он не знает, тогда…
— Я, в свою очередь, задействую каналы Ордена, — произнес Рэнди. — Коадари существует, а следовательно, и чакамае должно что-то означать.
— Я не слишком обольщаюсь. Столько лет прошло! Если это человек, он давно умер, если надпись на дорожном указателе, тот указатель давно сгнил, и так далее. А если даже и нет, так что? Я не могу вылететь в Коадари и лично заниматься этим. Впрочем… — Сенатор вдруг задумался. — Почему бы и нет?
— Почему бы и нет? — изумленно повторил Рэнди.
— В сенате каникулы… Свои обязанности в комиссиях я переложу на помощников… Есть молодые честолюбивые ребята, они справятся… Во Вьетнаме, когда мы — ведь и вы тоже! — дрались в джунглях, потруднее приходилось…
— Тогда была война.
— Да, — веско подтвердил сенатор. — Тогда была война, но с нами воевал не только зримый противник. Воевала и эта болезнь, и. похоже, ее война не окончена.
11
В квартиру Хойланда Мэтт Страттон вошел в восемь утра.
— Как Ева? — громко спросил он вместо приветствия.
— Тише, она спит.
Взъерошенный Хойланд в халате пожал журналисту руку. Сам он неважно выспался на коротком диванчике в гостиной. Мешали не столько неудобства (Хойланду доводилось спать и в значительно худших условиях, он умел приказать себе уснуть где угодно), сколько размышления.
— Я бы приехал раньше, — сказал Страттон, пройдя в гостиную и усевшись в кресло, — но хотел дать вам поспать… Налейте чего-нибудь, Джек!
Хойланд достал из бара бутылку «Шивас Регал».
— Вы что-нибудь узнали?
— Да, но пока рано делиться… Уверен, слежки не было, теперь я спокоен. Приезжайте сегодня в корпункт к трем часам.
— А почему нужно ждать до трех часов? — спросил Хойланд.
— Встреча с информатором, теперь точно. — Страттон наклонил бутылку над своей рюмкой. — И тогда я отдам вам уже не мелочи… А пока я хочу побыть с Евой, хоть немного… Надеюсь, она не очень вас раздражала бессменной вахтой у компьютера?
— Папа! — донесся из спальни серебристый голосок девочки. — Мы с Джеком летали на самолете!
Ева, завернувшаяся в простыню, выбежала в гостиную и бросилась на шею Страттону.
— Небритый! — фыркнула она.
— Кто это тут критикует?! — Журналист подхватил Еву на руки, подбросил, поймал и поставил на пол. — А ну живо… умываться и одеваться! Постой. На каком самолете, на компьютерном?
— Да нет, папа! — Ева радостно засмеялась. — В аэроклубе, на «Сессне Скайлэйн». Я сама управляла!
Она унеслась в ванную, откуда под шум воды послышалось поминутно прерываемое исполнение «Битлз»: «Закрой глаза, и я поцелую тебя, завтра буду скучать по тебе, буду писать домой каждый день и посылать тебе всю мою любовь».
— Спасибо вам, Джек, — растроганно сказал Страттон. — Я знаю, что аэроклуб — это недешево. Какой, кстати?
— «Кингз Уингз».
— Тем более! Позвольте мне заплатить…
Ева выскочила из ванной, и финансовая тема утонула в ее сбивчивых рассказах о полете. При этом она с небрежно-горделивым видом старалась вворачивать побольше специальных авиационных словечек, иногда не к месту.
— Ты потом меня просветишь, — прервал ее трескотню Мэтт. — Быстренько одевайся — и домой.
— А когда мы еще придем к Джеку?
— Скоро. Дай ему отдохнуть от тебя.
12
Хойланд с трудом нашел место для парковки у дома номер сто на Восточной Сорок Шестой. На четвертом этаже, где размещался корпункт «Икзэминер», было безлюдно, как и полагалось, — Хойланд приехал без четверти три, а сотрудники контор уходят обедать чаще всего с двух до трех. Навстречу попался только рослый парень в кожаной куртке, не очень подходящей к жаркому дню. Он шел со стороны корпункта. Не информатор ли Страттона? Или… На душе у Хойланда было тревожно.
Дверь корпункта в самом конце коридора, за углом, была слегка приоткрыта.
— Мэтт! — позвал Хойланд, еще не дойдя. — Мэтт, вы здесь?
Открыв дверь, он вошел.
Мэтт Страттон был в комнате. Мертвый.
Аккуратное пулевое отверстие в красном ореоле выше правой брови зияло во лбу распростертого навзничь журналиста. У стены лежал второй труп, довольно молодого человека в футболке и джинсах — нетрудно было догадаться, что это и есть информатор. В комнате царил ужасающий разгром. Все ящики из шкафов и столов были выдернуты и свалены под окном, где громоздились нелепой горой, измятые бумаги устилали пол. Системный блок компьютера был безжалостно изуродован, электронные потроха торчали наружу. А на выбеленной выше краски стене черным толстым фломастером была нарисована свастика в круге и еще высыхали торопливо начертанные угловатые буквы:
UNSERE STUNDE WIRD KOMMEN. (Наш час придет (нем.)).
Хойланд упал на колени возле тела журналиста, хотя и одного взгляда хватало, чтобы понять: никто и ничем помочь тому не сможет. В бессмысленной надежде он взял руку Страттона, прижал пальцы там, где у живого человека бывает пульс. Едва ли он сознавал, что делает. Он видел смерть многих, жизнь Магистра укутала его в непроницаемую защитную оболочку. Но сейчас эта оболочка была грубо сорвана ранящим чувством вины. Мэтта Страттона убили. Хойланд мог это предотвратить. Мог, но не предотвратил.
Отпустив бессильно упавшую руку Страттона, Хойланд бросился из комнаты в коридор. Четыре лестничных пролета до вестибюля он преодолел с такой быстротой, с какой не мог бы бежать чемпион мира Бен Джонсон, выпей он даже литр допинга. И все-таки не успел. Мотоцикл «БМВ», ведомый парнем в кожаной куртке, уже отъехал от тротуара и мчался к перекрестку, а его место занял громоздкий «понтиак». Вывести «фольксваген» из тисков двух машин представлялось немыслимым.
За руль Хойланд метнулся акробатическим прыжком, включил заднюю передачу и резко дал газ. Удар усиленного изнутри стальным профилем бампера смял в гармошку капот стоявшего сзади «Корветта ZR». Хойланд вывернул руль и швырнул машину вперед. С противным скрежетом бампер «понтиака» прочертил кривую полосу по боку машины Хойланда, вминая металл дверцы, но «фольксваген» вырвался на свободу.
Маневрировал Хойланд автоматически, не спуская глаз с мотоцикла. «БМВ» не сворачивал, уходил по прямой. Их разделяло значительное расстояние, и Хойланд рывком сократил его. Только бы не появилась полиция!
Хойланд еще не знал, как будет брать мотоциклиста. Ясно одно: живым, а остальное подскажет ход событий. О том, чтобы просто проследить за «БМВ», он ни на мгновение не подумал. Душившая его ярость требовала немедленных действий.
За мостом автомобилей стало меньше, и парень на «БМВ», похоже, забеспокоился, постоянно видя в начищенных зеркалах не отстающий и не приближающийся «фольксваген». Он принялся экспериментировать со скоростью: то сбавлял, то выжимал едва ли не максимум. Хойланд повторял то же самое в точности. Пусть противник поймет, что за ним гонятся, пусть нервничает, допускает ошибки. Если он сколько-нибудь разбирается в машинах, поймет и то, что у него на хвосте не обычный «фольксваген» — обычный по автостраде за «БМВ» не угонится.
Мотоцикл свернул на дорогу к Трентону — здесь автомобилей и вовсе почти не было. Слева мелькали крыши пригородных коттеджей, справа автостраду ограждал бортик, а за ним рельеф понижался к далекому перелеску. Хойланд решил, что здесь самое подходящее место, чтобы нагнать мотоцикл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50