Это было внутри меня… Вот почему я отправился во Вьетнам, Проводник. Это была не информация. Это было знание. Внутренняя связь с Шеппардом, не осознаваемая мной тогда. Только теперь… Теперь я вижу. Да, но… Он мог погибнуть там, на плато Тайнгуен!
— Он не погиб, — сказал Моддард.
— Не погиб?
— Нет. Нам удалось получить сведения — правда, крайне туманные — о деятельности организации неонацистского толка, именуемой «Сириус». В связи с ней то там, то здесь всплывает тень Андерсона-Мерца и бывшего подручного Гиммлера, Эберхарда фон Хеппа. Нет, Хранитель, Шеппард жив и использует эту сеть в своих целях.
— Что конкретно, — спросил Рэнди, — известно об этом «Сириусе»?
— Практически ничего.
— Гм… Кто занимается этим?
— Магистр Хойланд.
— Он — лучший…
— Да.
2
В баре «Красный вагон» было пустынно, музыкальный автомат что-то вяло наигрывал. Хойланд сел за столик у стены, заказал шабли. Когда заказ принесли, до назначенного Мэтту Страттону времени оставалось четыре минуты.
Журналист Мэтт Страттон не имел отношения к Ордену, даже не подозревал о его существовании. Но, считая Хойланда кем-то вроде засекреченного сотрудника не то ЦРУ, не то ФБР, он не раз в прошлом доставал для него ценнейшую информацию. Дело было не столько в том, что Хойланд не оставался в долгу, сколько во взаимном доверии, основанном на опыте их общения. Вот и теперь Хойланд позвонил ему, кое-что выяснив предварительно.
Страттон появился в дверях бара. Высокий, под два метра ростом, худой, но мускулистый, он производил впечатление бывшего баскетболиста. Как многие из высоких людей, он словно стеснялся своего роста и непроизвольно сутулился. Большие глаза навыкате под кустистыми бровями живо сверкали, крючковатый нос нависал над слишком толстогубым для его типа лица ртом, а подбородок выдавался вперед. Ребенок мог бы испугаться, увидев Страттона в сумерках, но, несмотря на кажущуюся непривлекательность и несовершенство черт, этот человек прямо-таки излучал обаяние и вызывал инстинктивную приязнь.
Журналист издали заметил Хойланда, помахал рукой, подошел, переставляя длинные ноги наподобие циркуля, плюхнулся на пластмассовый стул и закурил.
— Привет, Джон… Что это вы пьете, шабли? Мерзость какая. Раньще вы всегда пили «Баллантайн», это достойно и прилично… Официант, бутылку «Баллантайна» и еще одну рюмку! Плачу я, выколотил гонорар за статью…
Хойланд молча слушал болтовню журналиста. Когда принесли «Баллантайн», Страттон бесцеремонно вытряхнул шабли Хойланда в вазочку с цветами и разлил по рюмкам виски. Они салютовали друг другу и выпили. Мэтт Страттон посерьезнел так резко, будто повернули ручку настройки телевизора.
— Что у вас стряслось, Джон? — напрямик спросил он.
— Стряслось, — сказал Хойланд. — Мне стало известно, что вы собираетесь писать о некоей организации под названием «Американский орел»…
— Ого! О моих планах знают немногие… А вы как узнали?
— У меня свои источники, — туманно пояснил Хойланд.
— О, понятно… Ну что же, вам я могу раскрыть карты. «Американский орел» — ерунда, легальное прикрытие. А об организации «Сириус» вы что-нибудь слышали?
— О ней я и хотел с вами поговорить.
— Что вы о ней знаете?
— Кроме названия, ничего.
— Неудивительно. На свете не наберется и десяти человек, само собой исключая принадлежащих к организации, кто хотя бы мельком слышал о ней.
— А также исключая вас? Страттон наклонился к Хойланду:
— Я веду расследование, Джон… Хочу написать книгу и свернуть им шею.
— Кому?
— Гиммлеру и его компании.
— Вы имеете в виду Генриха Гиммлера, рейхсфюрера СС? Возможно, я плохо знаю историю, но мне смутно припоминается, что ему уже кто-то свернул шею. Или я ошибаюсь?
Страттон ткнул окурком в хрустальное дно пепельницы. Вокруг посыпались искры, прожигая скатерть. Журналист немедленно закурил снова.
— Он жив… Фигурально жив, конечно. Жив в своих делах и последователях. Я объясню… Начиналось все достаточно невинно. «Икзэминер» заказала мне статью о неонацистских организациях в Латинской Америке. Я согласился неохотно — тема изъезженная, в свое время об этом много писали. «Хунта координадора да организасьонес на-сьоналистас», Хорст Эйхман, Рудель, Адольф фон Тадден и прочие. Но… В общем, нужны были деньги, а платили хорошо, и я дал согласие. А раз уж дал, должен выполнить работу на все сто процентов. Журналисту моего уровня негоже переписывать прошлогодние новости. Я вылетел в Аргентину, потом в Бразилию… Вам не скучно?
— Рассказывайте!
— Да рассказывать-то почти нечего. — Страттон развел руками и едва не смахнул бутылку со стола. — Я практически на старте… А получилось так. Я решил сделать акцент на проблеме финансирования неонацистских организаций. Знаете, в конце войны главные шишки рейха, в основном Гиммлер, вывозили в Южную Америку огромные капиталы. По моим подсчетам, рейхсфюреру принадлежали вклады на сумму не менее двадцати миллионов долларов и порядка миллиона фунтов стерлингов. Это в то время и только лично ему! А существовали еще филиалы «Феррошталь» в Венесуэле, Чили, Колумбии, «Компаниа платеже де электрисидад Сименс-Шуккерт С. А.» в Буэнос-Айресе, отделения «И. Г. Фарбениндустри» в Бразилии, Мексике, Аргентине… Так перекачивались деньги рейха, Джон, громадные деньги. И они не лежали мертвым грузом, они вкладывались в доходные отрасли и умножались многократно. Не будет большим преувеличением, если я скажу, что вся западная экономика пронизана деньгами нацистов…
— Тут вы не сделали открытия, Мэтт, — заметил Хойланд. — Все это, по вашему же определению, прошлогодние новости.
— Правильно. Зато я сделал… Сделаю другое открытие.
— Какое?
— Во время моих разысканий я наткнулся на одного парня. Зовут его Кении Вестайн, в общем-то славный малый, но попался на удочку нацистских бредней и влип в эту самую организацию «Сириус». Когда он понял, в каком болоте оказался, решил исправить причиненное им зло. Он трусоват, открыто выступить боится, но он-то и рассказал мне о «Сириусе». Он там мелкая сошка и к фундаментальным секретам не допущен. Но дал кое-какие имена, адреса… Джон, «Сириус» охватывает весь мир: Запад, Латинскую Америку, Ближний Восток…
— Понятно, — кивнул Хойланд.
— Ну да… И знаете, что самое скверное? По словам Вестайна, они готовят что-то. Он сам толком не знает… Какая-то грандиозная провокация или нечто в подобном роде. Вот почему я тороплюсь, Джон.
— И как же вы собираетесь действовать?
— А вот это уже мое дело. Вам ведь нужна моя информация?
— Да.
— Не для публикации, Джон.
— Публикация? Вы меня хорошо знаете, Мэтт. Вашей книге ничто не помешает, напротив, в итоге она может стать гораздо интереснее.
— Сегодня мне сказать нечего, кроме того, что я уже сказал… А вот завтра, возможно… Вот что, подъезжайте завтра в корпункт «Икзэминер». Это на Восточной Сорок Шестой, дом сто, четвертый этаж. Часа в два вас устроит?
— Завтра в корпункте, хорошо.
Мэтт Страттон вопросительно приподнял бутылку. Хой-ланд сделал отрицательный жест: он за рулем. Но на лице журналиста отразилось столь искреннее разочарование, что Хойланд был обезоружен и сменил жест на разрешающий.
Глядя в прозрачные проницательные глаза Мэтта Страттона, на его сосредоточенное, но хранящее готовность к улыбке лицо, Хойланд не в первый раз признался себе: он рад был бы видеть этого человека Хранителем.
3
К вечеру тучи сгустились над небоскребами Манхэтгена. На капот старенького «форда» Кении Вестайна упали внушительные капли дождя. Вестайн включил дворники и радио. Он любил джаз, и его приемник всегда был настроен на волну джазовой радиостанции WJAZ, крутившей музыку в диапазоне от Луи Армстронга до Эл ди Меолы. Сейчас это был Грант Грин, и Кении насвистывал в такт гитарной обработке симпатичной вещи «Go Down Moses».
Кении жил на южной окраине Манхэттена в многоквартирном доме старой постройки, где водились тараканы, и жильцы поговаривали даже о крысах (впрочем, Кении не видел ни одной). Дом ему нравился — солидной основательностью, толстыми стенами, потускневшими медными ручками подъездных дверей, обширными лестничными клетками. Он пришел из тех времен, когда люди еще заботились не только об энергичном выколачивании денег из карманов ближних.
Этаденежная лихорадка… И эта ужасающая современная музыка, хи-хи-хи, ха-ха-ха, бум-бум-бум, рэп, рэйв и отвратительно безвкусная телереклама, кричаще-кичевый фон сводили с ума Кении Вестайна. Он не хотел жить в таком мире и умирать тоже не хотел… Свет в его окошке зажгли люди из организации «Сириус». У них существовали понятия о чести, у них было стремление к переменам… А раскусил их подлинную сущность Кении Вестайн слишком поздно. Бороться с ними нельзя, они сильны, почти всемогущи… Во всяком случае, такая борьба не для Кении. Повезло бы тому журналисту…
Кении свернул во двор, затормозил в полуметре от стены, запер машину и вошел в подъезд. Когда он вставлял ключ в замочную скважину своей двери, двое крепких парней молча стиснули его справа и слева.
— Полиция… — вырвался жалкий писк из мгновенно пересохшего горла Кении.
— Правильно, полиция, — ухмыльнулся один из здоровяков. — И ты знаешь чья. Открывай дверь. Или руки отсохли с перепугу?
Кении никак не мог уцепиться за торчащий из скважины ключ. Громила помог ему, и Вестайна втолкнули в прихожую квартиры.
В гостиной Кении привязали к стулу нейлоновыми шнурами и развернули спиной к окнам. В комнату вошел третий человек, широкоплечий, светловолосый, лет сорока. Идеально прямой нос, голубые глаза; волевой подбородок подчеркивает форму тонких губ. Кении сразу узнал регионального (а может, и не только регионального, пес их разберет) фюрера «Сириуса» Альфреда Либецайта, хотя видел его лишь однажды.
Либецайт качнул головой, и боевик молниеносно поставил стул напротив Кении. Либецайт неторопливо, с достоинством сел, достал дорогие сигареты. Ему угодливо поднесли зажигалку. Молчание затягивалось. Либецайт изящно выпустил дым из ноздрей.
— Итак, — напыщенно заговорил он, — Кеннет Вестайн, вы на суде чести.
— Я не сделал ничего плохого, — пролепетал Кении.
— Возможно, — презрительно бросил Либецайт. — Возможно, с вашей точки зрения, вы сделали нечто хорошее. Но у нас свое мнение. Вот в чем дело, Вестайн.
— Чего вы хотите от меня? — Кении нервно огляделся, точно надеялся, что сейчас в квартиру ворвется Чак Норрис, Стивен Сигал или какой-нибудь другой супергерой и освободит его.
— Малости. — Либецайт уронил пепел на ковер и поморщился. Он находился в квартире, приговоренной вместе с ее хозяином, но порядок есть порядок. Ему подали пепельницу. — Имя человека, с которым вы разговаривали.
В душе Кении Вестайна вдруг вспыхнул гнев. Кто они такие, эти самовлюбленные ничтожества? Нет, соседи правы, в доме все-таки есть крысы… И этот гнев помог ему ответить спокойно, почти вызывающе.
— Я много с кем разговаривал. Всех не упомнишь.
— Всех не надо, — высокомерно улыбнулся Либецайт. — Нам требуется имя человека, с которым состоялся вот этот разговор.
Он протянул ладонью вверх руку, в которой тут же оказался диктофон. Кении с ужасом и отчаянием услышал запись своей беседы с Мэттом Страттоном. Как беспечен он был, рискнув вести диалог в собственной машине! К счастью, главное — имена и адреса — он сообщил журналисту уже на улице. Попытаемся выкрутиться…
— Ах, это, — изображая облегчение, проговорил Кении. Он махнул бы небрежно рукой, если бы не был привязан к стулу. — Так, один собутыльник. Не знаю, с чего ему пришло в голову интересоваться… Ну, я поболтал с ним по пьянке, высадил из машины, где он просил, и все… Ведь я ему, по сути, ничего и не сказал!
— Прекрасно, — не стал спорить Либецайт. — Верю, что так оно и было. Теперь мелочь — имя собутыльника. Можно и адрес, но нам вообще-то достаточно одного имени.
Кении артистически округлил глаза:
— Откуда же мне знать имя типа, с которым я разговорился в баре на Пятьдесят Второй?
Громила подскочил к Вестайну и занес кулак для удара. Либецайт остановил его движением пальца.
— Вестайн, — сказал он, — вы нанесли нам урон, за такое мы караем беспощадно. Но если ущерб будет сведен к нулю, наказание может быть смягчено.
Кении с зародившейся надеждой взглянул в ясные глаза Либецайта:
— Что тогда со мной будет?
— Разумеется, вы будете исключены из организации. Вы вернете все полученные от нас деньги до последнего цента, включая те, за которые вы отчитались как за истраченные при выполнении наших заданий. Где вы их возьмете, нас не касается. Вы покинете Соединенные Штаты навсегда и проведете остаток дней в указанной нами стране, под пожизненным присмотром. Таково наказание. Альтернатива вам известна. Думайте! У вас ровно минута.
Либецайт демонстративно посмотрел на часы..
Кении Вестайну очень захотелось жить. Ему захотелось вставать по утрам, включать телевизор и смотреть милую, замечательную рекламу, захотелось слушать по радио грохот рэпа и рэйва. Ибо все это составляло неотъемлемую часть мира, который — вот эти негодяи собираются у него отнять… А вдруг Либецайт не лжет? Ну зачем им бессмысленное убийство? Они ведь видят, что напугали его и что он больше никогда не осмелится пойти против них. А деньги… Что ж, он вернет им деньги, он продаст квартиру, ограбит банк, если понадобится…
Вестайн шумно перевел дыхание… Нет. Это мечты и фантазии. Кому, как не ему, знать методы «Сириуса»! И если он выдаст Страттона, умрут двое вместо одного.
— Минута прошла, — сказал Либецайт.
— Честное слово, мне жаль… Но это был случайный собутыльник из бара.
— Мне тоже жаль. — Либецайт встал, прошелся по комнате. — Приступай, Питер.
Здоровяк принес из прихожей чемоданчик, раскрыл его. Внутри Кении увидел какие-то шкалы и провода.
Один из скрученных спиралью проводов Питер прицепил к уху Вестайна с помощью зажима-крокодила, вторым таким же зажимом защемил кожу на запястье правой руки. Потом он достал из чемоданчика вилку обыкновенного сетевого шнура и воткнул в розетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50