Болгарцев привычно определил параметры: скорость – 360 километров в час, режим работы двигателя 80 процентов.
– Суханов-один, – сказал он. – К первому снижаюсь одна семьсот.
– 381-й, последнюю информацию Янки прослушайте.
– Понял, слушаю.
– Два и тринадцать сотых градуса, ГПА без существенных изменений, девятьсот сорок семь, получение информации Янки подтвердите. Система захода?
– Заход директорный, информация Янки, подтверждаю, обстановка нормальная.
Перед выполнением маневра Болгарцев отключил АБСУ – автоматическую бортовую систему управления, добавил обогревы ВНА, входящих направляющих аппаратов, и приготовился перевыставить высотомер. До сих пор он не совершил ни одного действия, не уронил в эфир ни единого слова, которое (он не хотел себе признаваться, но это было так)… которое перекинуло бы мост через пропасть, отделяющую его от преступления.
Он вновь заговорил с диспетчером, не отрывая взгляда от секундной стрелки на циферблате – она приближала неизбежное.
– Суханов-один, 381-й, разрешите заход.
– 381-й, заход разрешаю, снижайтесь по давлению семьсот миллиметров.
– 381-й, на две двести, одна семьсот, давление семьсот установлено, снижаюсь до заданной.
Секундная стрелка замерла. Прыгнет она когда-нибудь вперед или нет? Что-то сломалось или остановилось время?
Прыгнула.
ТЕПЕРЬ ПОРА.
– Суханов-один! – выкрикнул Болгарцев. Ему не пришлось имитировать волнение, оно было настоя­щим. – 381-й, у меня неполадки в топливно-насосной системе, я…
Он оборвал связь с диспетчером и потянул штурвал на себя, увеличивая угол атаки. При столь низкой скорости, с убранными закрылками и предкрылками самолет потерял устойчивость в воздухе и буквально рухнул вниз, под облака. Это был самый опасный этап – опаснее, чем предстоящая посадка, но такой стремительный нырок в мертвую зону был необходим. Пронзительно запищала звуковая сигнализация АУАСП – автомата углов атаки и самолетных пере­грузок. Чтобы остановить сваливание самолета и стабилизировать высоту, Болгарцев врубил взлетный ре­жим. О том, что сейчас делалось в салоне, он мог только догадываться – дверь в пилотскую кабину была, как обычно, закрыта и заперта. Личное общение экипажа с пассажирами не приветствовалось, и, во всяком случае, Болгарцев не собирался бубнить в микрофон ободряющую чепуху.
Турбины взвыли, самолет содрогнулся, будто снизу по нему был нанесен удар огромным железным ку­лаком. Радиовысотомер показал, что высота стабилизирована. Получилось… Под крыльями «Бич Джета» простирался океан.
На частоте, данной ему Фолкмером, Болгарцев вы­шел на связь:
– Сирена, здесь Грифон. Пункт ноль пройден, обстановка нормальная, высота тысяча сто. Сирена, ответьте Грифону.
Он был поражен близостью звучания чистого и ясного голоса, отвечающего на русском языке практически без акцента.
– Сирена Грифону, слышу вас громко и четко. Даю северо-запад сто пятьдесят градусов, высота тысяча. Как только увидите нас, дайте знать.
– Сирена, подтверждаю, Грифон.
Когда Болгарцев увидел танкер (бывший танкер – многострадальный «Вега» – «Капитан Кусто» – «Норд Стар»), первой его мыслью было: какой маленький… Господи, какой же он маленький в океане, щепка на середине пруда! Как эти морские асы попадают на свои авианосцы, уму непостижимо. А у Болгарцева задача, пожалуй, потруднее: «Бич Джет» – не истребитель морской авиации, а танкер – не авиа­носец. К тому же Болгарцев – не морской ас.
– Сирена, здесь Грифон, – сказал он. – Наблюдаю вас визуально, северо-запад сто пятьдесят.
– Грифон, я Сирена, видим вас. Все хорошо, готовы, заводим. Точно следуйте нашим указаниям.
– Сирена, подтверждаю, готов, Грифон.
Болгарцев смотрел вниз, на танкер. Никаких других судов поблизости не было, да и не могло быть. Эти дьяволы прекрасно все рассчитали! И, несмотря на это, включили опознавательные огни условленных цветов, отлично видные даже днем. «Дьяволы», – снова подумал Болгарцев с каким-то мрачным удоволь­ствием. Они перестраховываются и там, где ошибка исключена в принципе. Они не могут проиграть, с самого начала не могли.
Краем глаза пилот фиксировал показания АТИС – автоматической типовой инструментальной системы. Что ж, те, кто ждет его там, внизу, готовы, и он готов.
– Работаю с вами, Сирена, – проговорил он.
На капитанском мостике танкера (здесь сосредоточили управление после того, как ходовую рубку заняли аппаратурой группы Тилгнера) стояли Pay, Фолкмер и инженер Краузе, передавая друг другу мощный бинокль. Палуба перед ними была превращена в посадочную полосу, оборудованную механическими тормозными устройствами.
– Черт, – пробормотал Pay, подкручивая колесико фокусировки окуляра. – Слишком высоко и слишком быстро.
– Его ведет Тилгнер, Рольф, – сказал Фолкмер.
– Я отправляюсь на свой пост, – сказал Краузе. – Пора.
– Удачи, – напутствовал его Pay.
– Удача нужна игрокам, а я инженер. – С этим сухим замечанием Краузе покинул мостик.
«Бич Джет» снижался, заходил на полосу. Это ничем не отличается от штатной посадки, успокаивал себя Pay, какая разница, что там справа и слева от полосы, земля или море. И все-таки – слишком высоко и слишком быстро!
Конечно, это просто нервы… «Бич Джет» с натужно воющими в посадочном режиме турбинами коснулся полосы и стремительно покатился к ходовым надстройкам танкера. Тормозная механика эффективно гасила инерцию самолета. Он остановился как раз там, где полосу пересекала яркая красная линия. Как по нотам.
– Как по нотам, – озвучил эту мысль Pay.
Самолет окружили крепкие парни латиноамериканской внешности, вооруженные израильскими автоматами «узи». Двое из группы Краузе подкатывали к фюзеляжу трап – он был нужен для работ наряду с внутренним трапом «Бич Джета». Фолкмер и Pay поспешили к самолету. Они вышли на полосу в тот момент, когда открылась дверь салона и на верхней площадке трапа появилась стройная светловолосая женщина. Pay и Фолкмер переглянулись.
Женщина выглядела лет на сорок пять, но возраст ничуть не повредил ее изысканной красоте. Короткая стрижка не скрывала от взоров аристократические скулы и высокие бледные виски. Тонкий прямой нос, безупречный подбородок греческой лепки, изящно очерченная линия губ, широко расставленные, большие синие глаза в обрамлении пушистых ресниц, царственная осанка – она была не только красива, она была необычайно эффектна. На ней был строгий серый костюм, облегающий идеальную фигуру, в руках она сжимала серебристую сумочку.
– Что здесь происходит? – требовательно произнесла она звонким голосом, и глаза ее грозно сверкнули.
– Добро пожаловать, – с улыбкой сказал Pay по-русски. – Кто вы, прекрасная незнакомка?
– Я Диана Довгер… А вы кто такой и что все это значит?
– Диана Довгер, супруга профессора Довгера? Очень приятно. – Pay проигнорировал ее вопросы. – Мы не были информированы о том, что вы сопровождаете профессора, тем не менее рады оказать вам гостеприимство.
– Я не сопровождаю профессора!
– То есть? – нахмурился Pay, и Диана как-то сжалась под его взглядом, потеряла изрядную часть своего властительного достоинства.
– Профессор должен был лететь сегодня, но в последний момент что-то не заладилось и его срочно отозвали в Санкт-Петербург… Полетела только я…
– Что?! – заревел Фолкмер.
Он бросился вверх по трапу, бесцеремонно оттолкнул Диану и нырнул в салон. Секунду спустя из самолета послышался его разъяренно-разочарованный вопль по-немецки.
– Здесь больше никого нет! Рольф, здесь никого нет!
– Нет, – прошептал Pay.
Он был раздавлен. Все усилия пропали впустую. На решающей стадии операция потерпела полный крах из-за непредсказуемого стечения обстоятельств. Похищение профессора Довгера сорвалось.
Из самолета вышел Фолкмер. Не обращая внимания на растерянную Диану, он спустился по трапу, подошел к Pay и похлопал его по плечу.
– Не переживай, Рольф. Это Лас-Вегас, и сегодня выпал не наш номер. – Тут его взгляд упал на Диану, и он в размышлении наморщил лоб. – Подожди, а почему, собственно, не наш…
Возбужденный новой идеей, он увлек Pay подальше от вооруженных парней.
– Рольф, – зашептал он, – все складывается как нельзя лучше… Лучше, чем мы задумали! Мы рассчитывали, что придется долго работать с Довгером, потом он будет искать какие-то ходы в лабораторию, да найдет ли, да еще привлекать новых людей и планировать новые рискованные операции… Теперь же все значительно упростилось. Диана Довгер у нас в руках! Профессор в лаборатории, то есть он будет там… И он будет работать на нас изнутри, а не снаружи!
Pay с явным сомнением пожал плечами.
– Он фанатик… Вдобавок он будет считать свою жену погибшей в авиакатастрофе…
– Фанатик? По оценке Каспера, который с ним едва знаком? Да ты посмотри на эту Диану! Нет такого фанатика, который не позабыл бы обо всем на свете ради нее. И когда мы представим ему доказательства, что она жива…
Pay оглянулся. Диана стояла у подножия трапа, к ней уже успел присоединиться Болгарцев. Самолет облепили, как мухи, специалисты Краузе и Тилгнера. Они снимали бортовые самописцы, возились с топливно-насосной системой, с запирающими механизмами двери салона.
– И потом, Рольф, – добавил Фолкмер, – у нас нет другого выхода.
В знак согласия Pay кивнул и коротко сжал руку Фолкнера выше локтя. Он принял решение, вернее, решение приняла за него ситуация, а когда наступало время действовать, ему не требовалось долго перестраиваться.
Ослепительно улыбаясь, он приблизился к Диане и подал ей руку.
– Позвольте проводить вас в каюту, госпожа Довгер. Она предназначалась для вашего мужа, и поверьте, уровень комфорта вас не разочарует.
– Вы должны объяснить, – жалобно сказала Диана, машинально опираясь на руку Pay.
– Разумеется, но несколько позже. Сейчас у нас, видите ли, напряженный момент. Подождите немного в каюте и вы получите самые исчерпывающие объяснения.
Сопроводив Диану в каюту, для верности он запер ее там и вернулся. К двери каюты он отправил на вахту одного из колумбийцев, а потом подошел к Болгарцеву и Фолкмеру, стоявшим поодаль от самолета.
– Когда работы будут закончены, – говорил Фол­кмер летчику по-английски, – самолет установят на стартовой катапульте. Ваша задача – взять курс к русской границе и набрать высоту в три тысячи метров. Вы еще не войдете в радиолокационное поле, когда на этой высоте будет дистанционно включена блокировка топливно-насосной системы.
– На высоте в три тысячи метров? – Болгарцев непонимающе посмотрел на Фолкмера, затем на Pay. – Если самолет рухнет в океан с такой высоты, мне никак не уцелеть. Мы ведь договаривались о том, что топливно-насосная система будет блокирована на небольшой высоте, тогда я совершу посадку на воду и выберусь в спасательном жилете через аварийный люк пилотской кабины… А упасть в море с трех тысяч метров – это все равно что на бетон. И к чему тогда вы возитесь с дверью салона? Фюзеляж, скорее всего, полностью разрушится.
– Это не факт, – сказал Фолкмер. – Нужно предусмотреть все.
– Но факт, что мне не спастись!
– Увы, Олег Дмитриевич.
– Как! Вы обещали…
– Обещал сохранить жизнь Тане, но не вам.
– Но вы говорили…
– Мало ли что я говорил. Мы не можем полагаться на ваше молчание. Будьте последовательны. Жизнь вашей дочери в обмен на вашу – только так стоит вопрос.
– Я даю вам слово…
– Нет, нет, Олег Дмитриевич. Слова недостаточно, нужна гарантия.
Потрясенный Болгарцев остановил на Фолкмере полный горечи взгляд:
– А где у меня гарантия, что вы не убьете и Таню?
– Тут уж вам придется полагаться на наше слово – и поверьте, мы его не нарушим. Помните наш первый разговор в Санкт-Петербурге? Тогда я сказал вам, что мы бизнесмены и делаем лишь то, что выгодно. Смерть вашей дочери нам никакой выгоды не принесет, а вот лишние проблемы создать может. Подозрительное совпадение – исчезновение дочери и гибель отца в авиакатастрофе.
– А похищение девочки – не подозрительно? А я уговорю ее молчать…
– Это сумеем сделать и мы.
Болгарцев понял, что все бесполезно. В глазах его заблестели слезы. Будьте последовательны? Да, он будет последовательным. Это единственная возможность спасти Таню.
– Вы не бизнесмены, – тихо сказал он. – Вы – негодяи…
Он повернулся и побрел к самолету, сгорбившись и волоча ноги. Фолкмер, безжалостный тигр джунглей беспрерывной игры, смотрел вслед летчику, и сердце его пропускало удары. Он взглянул на Pay, a Pay на него, и обоим стало ясно, что они думают об одном и том же.
– Знаешь, Рольф, – выдавил Фолкмер, – ведь это просто убийство…
Но Pay не слышал его, он уже рванулся к Болгарцеву.
– Стойте! – по-русски заорал он.
Летчик остановился и обернулся. В нескольких метрах от него специалисты Краузе готовили стартовую катапульту.
Pay быстро, негромко заговорил с Фолкмером:
– Что нам даст его гибель, Йохан… Только более тщательное расследование, докопаются еще до чего-нибудь… Если он убедительно изложит властям обстоятельства катастрофы, нам меньше головной боли… Думаю, мы можем ему верить…
Фолкмер кивнул несколько раз подряд и приказал Болгарцеву по-английски:
– Подойдите сюда.
Тот повиновался. Надежды у него уже не было – наверное, забыли дать какую-то инструкцию к смерти…
– Мы ошибались, – произнес Фолкмер, глядя летчику в глаза. – Сейчас мы проанализировали проблему и решили, что выгоднее сохранить вам жизнь, как источнику дезинформации для властей.
Во взгляде Фолкмера Болгарцев без труда прочел, что это ложь – по крайней мере отчасти, что не только и не столько соображения целесообразности заставили их изменить решение. Он увидел, что перед ним люди – да, преступники, похитившие его дочь и вынудившие его самого совершить преступление, но люди, а не беспощадные машины. У него перехватило дыхание.
– Я не… – начал он и запнулся.
– Вот что, – сказал Фолкмер, стараясь быть не­проницаемым. – Я полагаю, вы отдаете себе отчет, что обязаны нам жизнью.
– Я…
– Вот и хорошо. Теперь судьба нашего предприятия зависит от вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45