– И где его место назначения?
Комлев ответил не сразу, словно взвешивая какие-то ведомые ему одному резоны.
– Давайте договоримся, Ника. Я вам кое-что сообщу, но не смогу быть полностью откровенным. Предупреждаю, чтобы исключить разочарование. А вы, в свою очередь, будете откровенны со мной настолько, насколько сочтете возможным. Устраивают вас такие условия?
– Да, – сказала Ника. – Никаких обязательств.
– Вы сами решите. Хорошо, начнем… Прежде всего, я не Комлев. Мое имя – Джон Шерман, я прибыл из Лондона…
– Ого, великий повар! И где такие повара – в МИ-6 или в МИ-5? В разведке или в контрразведке?
– Вы, – проговорил Комлев, то есть Шерман, с тенью улыбки, – неплохо осведомлены о структуре британских спецслужб. Но вы вторгаетесь на запретную территорию, Ника. Я назвал вам только имя, и это мне ничем не грозит, даже если вы проинформируете ФСБ. В Россию я приехал как Джон Шерман… Бизнесмен Джон Шерман, а дальше – стоп. Ника, я не хочу вам лгать. Я мог бы преподнести вам одну из десятка моих безупречных легенд… Неужели вы не видите, что я не хочу играть с вами в кошки-мышки?
– Кошки-мышки, – эхом откликнулась Ника. – Не могу поверить, что вы англичанин. Ваш русский язык…
– Я не сказал, что я англичанин. Я сказал, что прибыл из Лондона… А что касается языка, я сносно говорю на большинстве европейских и паре экзоти­ческих… Ника, мы получили сведения…
– Кто это «мы»?
– Пусть будет МИ-6, если вам так нравится… Как вы понимаете, условно. Так вот, мы получили сведения о деятельности некоей российской группы или организации, сведения чрезвычайно тревожные. К сожалению, подробностей нет, и зацепка только одна – человек, живущий на улице Победы. Точнее, у него две квартиры, но у меня были основания установить наблюдение именно за этой, что я и сделал утром двадцатого мая.
Ника слушала с возрастающим вниманием, можно сказать, она вся превратилась в слух. После небольшой паузы Шерман продолжал:
– Тот человек не появился, но в пустую квартиру зашел юноша, который пробыл там недолго. Так как я действую один – причины объяснять не стану, – я счел, что важнее проследить за визитером. В ту квартиру, куда он отправился – и позже никуда не выходил, – вечером пришли вы. Я переключился на вас, и, очевидно, это было моей ошибкой, потому что тем вечером в квартире юноши… Это ведь его квартира, его дом? Что-то произошло… Как я узнал об этом? Очень просто. Следующим утром я вновь был у его подъезда. Приехали вы, поднялись в квартиру, а когда вышли… На вас лица не было… Все ваше поведение, затем «скорая помощь»… С того момента я уже не терял вас из вида. Вот как я оказался возле дачи, где была стрельба…
– И это все?
– Все, что я могу вам сказать.
– И вы ничего не знаете… о списке, об убийствах? – Ника прикусила язык, но было поздно.
– Ваша очередь рассказывать.
– Э, погодите… Как закурить хочется!
– Так курите…
Ника вышла и возвратилась с пачкой «Мальборо». Шерман крутанул колесико зажигалки.
– Вы ничего мне не сообщили, просто ничего. – Она выпустила дым, оглянулась в поисках пепельницы, Шерман подвинул декоративную лодочку. – Вы рассказали, как вышли на меня, ну и что? Так или эдак – не все ли равно. О главном вы умолчали. Какие у вас тревожные сведения, что за деятельность российской группы?
– Простите, но это запретная зона.
– Блестяще. И вы хотите, чтобы я вот так выложила вам все, что знаю? То есть поработала на британскую разведку? Если вы меня вербуете, не лучший путь выбрали. Соблазнили бы хоть для начала… И потом, несмотря на ваши заверения, вы мне солгали!
– В чем?
– В том, что вы один. А эта квартира, а ваша машина? Так-таки в одиночку и устраивались, никто не помогал?
– Ника, Ника, – укоризненно произнес Шер­ман. – Снова вы не следите за буквальным смыслом слов. Я ведь не говорил, что у меня нет связей, кон­тактов. Я говорил, что по некоторым причинам провожу в одиночку оперативные действия. Это разные вещи, вы не находите?
– Ладно. – Ника махнула рукой, и дым завился вокруг ее сигареты. – Это все ерунда. Если вы рассчитываете на меня, вам придется быть откровеннее.
Шерман задумался. Ника в первый раз видела на его лице выражение человека, не знающего, как поступить.
– Вот что, Ника, – вымолвил он наконец. – Пожалуй, я мог бы рискнуть и немного зайти за грань… Но дело в том, что вы мне не поверите.
– Как-нибудь поверю.
– «Как-нибудь» ситуацию не спасет. Возможно, позже, если изменятся обстоятельства… А сейчас я скажу вам только одно – и хотите верьте, хотите нет. Да – попытаемся найти выход вместе, нет – что ж, идите, я вас не удерживаю. Без вашей информации мне будет трудно, и очень, но…
Это «идите, я вас не удерживаю» в значительной степени склонило чашу весов на сторону Шермана. Идите – но куда идти? За стенами этой квартиры – изменившийся до неузнаваемости, страшный мир, где так близко убивают людей, где сама Ника вот-вот может попасть в перекрестье прицела, где не у кого просить помощи и защиты.
– Я слушаю, – сказала она.
– Опасность угрожает не отдельно взятым интересам Англии, России или любой другой страны. Опасность угрожает всему человечеству, она реальна и велика. В шестидесятых годах был Карибский кризис, когда едва не вспыхнула ядерная война. Эта угроза – иного рода, но последствия будут не менее ужасающими.
– Опасность, исходящая от этой российской группы?
– Да.
– Господи, – пробормотала Ника. – Да что же это такое?
– То, о чем я вынужден пока молчать.
– Я вам не верю.
– Почему?
– Потому что настолько серьезные проблемы не решаются в одиночку.
– Чтобы объяснить, мне пришлось бы затронуть сущность угрозы, а как раз этого я не могу.
Ника посмотрела прямо в глаза Джона Шермана, и он не отвел взгляда. Что прочла она там? То, что сказанное – окончательно, никаких дополнений не будет и продолжать разговор на эту тему бессмысленно. Но не только это. Непреклонность, усталость – да… И может быть, мольбу о доверии.
– Хорошо, – сказала Ника. – Я с вами, Джон.
25
Плотина рухнула. Ника и не подозревала, какое непередаваемое чувство легкости она испытает, стоит лишь решиться. Не подозревала она и о том, как сильно нуждается в освобождении от давящего, неподъемного груза. Стараясь не упустить ни малейшей подробности, она поведала Шерману обо всем, что случилось с той минуты, когда вечером двадцатого мая она переступила порог квартиры Бориса Кедрова. Она говорила, наверное, с полчаса или дольше, по нескольку раз возвращалась к одному и тому же – Шерман не перебивал, понимая, что это ей необходимо. Она вынула сложенную бумажку со списком из часов Бориса, расправила на столе. Не умолчала она и о последнем звонке Радецкому, и о письме в прокуратуру. Вот тут Шерман прервал ее.
– Что это было за письмо? – спросил он обеспокоенно.
– Очень короткое. Имена из списка, без тех троих, конечно, предупреждение о готовящихся покушениях, и все. Я поступила неправильно?
– Да нет, почему. Пользы от вашего письма не будет, но и вреда, полагаю, тоже… Впрочем, я думаю, эти убийства на какое-то время прекратятся.
– Прекратятся?
– Из-за нас с вами, – пояснил Шерман. – До сих пор у них все катилось гладко, и вдруг такой прокол. Они не посмеют продолжать как ни в чем не бывало. Постараются разобраться.
– А вы, Джон?
– Что?
– Вы не постарались. Могли бы тряхнуть этих кил­леров.
– То есть допросить? Ника, это обычные криминальные торпеды низшего ранга, они знают лишь одного человека из длинной вереницы посредников, да и тот, скорее всего, отдавал приказы по телефону.
– Зато они теперь смогут описать нас, и через ту же вереницу описание дойдет до заказчиков. Почему вы…
Ника испуганно осеклась.
– Почему я не убил их? – спокойно докончил за нее Шерман. – Да потому, что между ними и мной существует разница.
От нахлынувшего стыда Ника не знала, куда девать глаза:
– Простите меня, Джон.
– Ничего, у вас всего-навсего сработал эдакий стереотип суперагента. Хорошо, что он разрушен, мы будем лучше понимать друг друга… А насчет описания… Надеюсь, они толком не разглядели ни вас, ни меня. Что у них есть – красная машина? Сомневаюсь, чтобы хоть один из них запомнил номер, но если запомнил, это им мало чем поможет. Я позаботился о надежном прикрытии с этой стороны.
– «Альфа-Ромео-Джульетта» – редкая марка.
– Она стоит здесь в гараже, а у меня есть еще синяя «хонда».
– А я?
– Вы у меня тоже есть, – улыбнулся Шерман.
– Я не о том! По описанию они без труда меня вычислят, ведь я работаю… Работала у Щербакова.
– Вычислят? Ну и что же?
– Как что?
– Пока вы со мной, они вас не найдут.
– А потом? Я не могу прятаться у вас всю жизнь!
– Потом мы остановим их.
– А если нет?
– Если нет… Тогда боюсь, Ника, никто и нигде на этой планете уже ни от чего не спрячется.
Шерман произнес эту фразу просто, без всякой многозначительной аффектации, и, должно быть, оттого она прозвучала особенно беспощадно.
– Давайте займемся списком, – торопливо предложила Ника, и они склонились над развернутым клочком бумаги.
– Список – это, несомненно, ключ, – сказал Шерман. – Только вот к чему? Ника, вам об этих людях кое-что известно. Как, по-вашему, что их объединяет? Вы, конечно, уже думали об этом?
– Конечно, – кивнула Ника. – О Коломенском ничего нет, а остальные – жители Санкт-Петербурга, молодые люди около тридцати, в прошлом заметных успехов не достигшие и внезапно, стремительно сделавшие карьеру, каждый в своей профессиональной сфере. Долинская, правда, не совсем вписывается в эту схему. Женщина, сорок лет – возраст упоминали в теленовостях, – да и профессия у нее…
– Вы молодец, – похвалил Нику Шерман. – Ну а еще что?
– Еще… Я бы сказала, что карьерный взлет каждого из них непременно связан с информацией… Конкретным пакетом информации. Вот смотрите – Радецкий, его книга, неведомо откуда взявшаяся. Если он ее не украл, значит, небеса ему продиктовали… Незванов – политик, утопивший конкурента. Тоже информация, компромат. Губарев, астрофизик. Сенсационное открытие. Искусствовед Растригин обнаружил рукописи Мусоргского – надо знать, где искать. Щербаков – по слухам, он спихнул прежнего владельца телекомпании, по меньшей мере, приложил руку к разоблачению его незаконных штучек. Этого не сделаешь без доступа к соответствующим документам. Опять плохо вписывается Долинская. Она как будто находила пропавших людей и все такое… Ясновидение. Да, и это – информация, но в случае с До-линской как-то чересчур сложно получается.
– Нет, – возразил Шерман. – Долинская как раз вписывается, и вы совершенно правы во всем. А раз так, дела обстоят много хуже, чем я предполагал. У нас остается совсем мало времени – возможно, несколько дней… А может быть, и их уже нет.
– Что же нам делать? – Ника перевела беспомощный взгляд со списка на непроницаемое, каменно замкнувшееся лицо Шермана.
– Да уж не сидеть сложа руки. – Шерман подбодрил Нику искусственной улыбкой. – Тут есть еще какой-то «Штернбург». Мне ни о чем это не говорит, а вам?
– Тоже, кажется, ничего.
– Кажется?
– Когда впервые Кедров спросил меня о Штерн-бурге, что-то такое вроде бы мелькнуло… Знаете, как это бывает. Что-нибудь вертится в памяти, какое-нибудь имя из прочитанной в детстве книжки, а никак не можешь вспомнить. Мучаешься непонятно зачем, а потом, через неделю, через месяц оно само выска­кивает.
– Ника, у нас нет недель и месяцев. Попробуйте вспомнить, устройте мозговой штурм. Откуда вам знакомо это слово? Газета? Книга? Телевидение? Интернет? Радио? Реклама?
– Вот! – крикнула Ника, память ее озарилась яркой вспышкой в ответ на ключевое слово. – Реклама! Точно, я видела рекламу, пресс-релиз туристического бюро. Агентство экстремального туризма «Эверест». Там и упоминался Штернбург, точно… Но вот в каком контексте…
– Не важно, – обрадованно произнес Шерман. – Есть агентство, будет и контекст. Мне нужно идти…
– Куда идти?
– Попытаюсь разузнать о Штернбурге и о Коло­менском.
– Где, в такую рань?
– Есть где, – ответил Шерман уклончиво. – Установочные данные на Коломенского Александра Николаевича предположительно таковы: примерно тридцати лет, живет в Санкт-Петербурге, недавно совершил прорыв в профессиональной области, связанный с получением определенной информации… Правильно? Это ваша схема!
– Да, моя… Джон, я пойду с вами. Я не хочу оставаться одна!
– Глупости, – нахмурился Шерман. – Тут вам ничто не угрожает. Я скоро вернусь. Заодно подгоню «хонду»…
– Нет, Джон.
Шерман подошел к Нике вплотную и нежно сжал ее лицо в ладонях.
– Давайте не ссориться. Вы будете помогать мне, а не мешать, ладно? – Он слегка обозначил дружеский поцелуй на ее губах. – Мне придется нелегко, если воевать еще и с вами.
Неожиданно для себя Ника ответила ему порывистым поцелуем, который мог быть и не просто дру­жеским. Шерман отпустил ее.
– Я скоро вернусь, – повторил он. – Ждите меня спокойно. Вы видели светильник в спальне?
– Что? Ах, тот… Забавная вещица.
– Да, но лучше не играйте с ним. Я купил его… Не помню где. В Египте, кажется, или в Таиланде. Местное производство. Кто знает, что там внутри. Светящийся газ или, может быть, что-то радиоактивное.
– И вы возите его с собой?
– Он мне нравится. Я привязываюсь к вещам… Ну и, разумеется, не трогайте магнитолу. А так отдыхайте, как вздумается.
Ника не поверила Шерману – он не походил на сентиментального любителя талисманов, да и такой человек не стал бы всюду таскать с собой небезопасную игрушку. Однако вопрос о светильнике не представлялся ей самым важным сейчас…
26
Шерман возвратился часа через два, и в неплохом настроении. Швырнув куртку в кресло, он объявил:
– Я нашел Коломенского, вернее, узнал о нем. Наши предположения подтвердились. Ему тридцать один год, он археолог. Рядовой из рядовых, то есть был таким, пока не раскопал какие-то курганы, что произвело большой шум. Ныне популярная личность и светский лев.
– А Штернбург? – нетерпеливо спросила Ника.
– Есть и Штернбург… Это тюрьма.
– Тюрьма?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45