Она изогнулась в готовности к атаке, за ее головой трепетали распростертые кожистые крылья. Это была королевская кобра. Невероятно, ибо королевские кобры в России не водятся — но Ланге, прикованного к месту страхом, эта очевидная истина утешала мало. Отражение молнии заполыхало в холодных глазах змеи.
Эта же молния позволила Ланге увидеть карлика. Тот стоял в черном проеме, облаченный в серый балахон с капюшоном.
Змея бросилась на Ланге. Его спас мгновенный выпад Лейе, перехватившего кобру неуловимым движением скрюченной руки. Клыки с капельками смертельного яда в разверстой пасти сверкнули в полудюйме от лица Ланге. Что карлик сделал с плененной извивающейся змеей, Ланге не успел заметить — Зоя увлекла его вниз по наклонному ходу. Ланге оглянулся. Карлик шел за ними, каменная плита ползла назад, закрывая пещеру и отрезая их от поверхности. Когда она полностью перекрыла вход, наступила тишина. Буйство грозы не было властно здесь.
Дорогу освещали десятки факелов, наклонно вставленных в расщепленные колоды. Путь вниз продолжался недолго. Зоя, Ланге и карлик очутились в обширном подземном зале. Летучие мыши носились над их головами. Стены зала почти сплошь покрывали, как плющ, толстые коричневые тяжи вьющегося растения с треугольными листьями. Эти листья были в беспорядке просечены многочисленными отверстиями в форме неправильных ромбов. Маленькие голубые цветки с красной сердцевиной мерцали, как небывалые драгоценные камни.
— Это растение лиджонг, — сказала Зоя, — его знало древнее племя ламаджи. Лиджонг цветет раз в девять лет, под северной грозой.
— Где мы? — спросил Ланге, озираясь.
— В сокровищнице. Лейе — хранитель.
— Но я не вижу здесь сокровищ.
— Земные сокровища — ничто по сравнению с этими цветами. Лиджонг — цветок Времени. Я дам тебе силу и власть. Ты сможешь видеть, ты сможешь управлять. Иди за мной.
Левой рукой она очертила треугольник в воздухе. Золотая огненная дорожка пробежала по гранитной стене пещеры, и гранит исчез, испарился в легкой дымке, открыв треугольный вход.
Шагнув за девушкой в эту магически возникшую дверь, Ланге оказался в другом подземелье, по размерам не уступавшем первому. Факелов здесь было еще больше, они окружали весь зал по периметру. В центре Ланге увидел просторное ложе, с большим искусством высеченное из цельной глыбы прозрачного минерала, наподобие горного хрусталя. Отблески оранжевого света горели в хрустальной толще, наполняя ее теплом, играя в ломаных гранях резных украшений. Перед ложем стояла бронзовая жаровня. В ней на раскаленных углях, в сосуде, который показался Ланге отлитым из чистого золота, клокотало и пенилось какое-то зелье. Зоя опустила руки в сосуд. Ланге ахнул; девушка, смеясь, зачерпнула полные горсти. Красная жидкость стекала с ее пальцев обратно в сосуд.
— Холодное! — воскликнула она. — Ледяное! Лейе приготовил это из цветов лиджонга. Зелье Времени… Ты должен это выпить.
Ланге с опаской приблизился.
— Зелье Времени? И если я выпью это… Смогу перемещаться во Времени?
— Перемещаться? Нет. Ты сможешь видеть, ты сможешь управлять. Но не сразу… Теперь — пей! Ничего не бойся. Ты под защитой звезды ламаджи. Вот ее знак, видишь?
Она указала на стену, где сверкала девятиконечная серебряная звезда над изголовьем ложа. Ланге сделал еще один шаг к жаровне. Ничего не бойся? Он не боялся. Он не испытывал никаких чувств, кроме охватившего его острого возбуждения.
Протянув руки, он взял золотой сосуд. Не жар, а ледяной холод обжег его ладони. Языки бледного тумана струились над красным зельем. Глоток за глотком, Ланге выпил все, до конца. Вкус был горьким, терпким, вяжущим.
— Теперь раздевайся, — приказала Зоя.
Как во сне, Ланге освободился от промокших одежд. Смутная истома владела им, но возбуждение не проходило, даже усилилось. Зоя скинула платье, оно упало к ее ногам. В руках Лейе появилось что-то похожее на маленький бубен, и карлик принялся выстукивать причудливый ритм на этом инструменте. Зоя танцевала. Она извивалась,
/как та королевская кобра?/
изгибалась грациозно в околдовывающем ритме соблазна. Она тихо пела, сначала без слов, потом в ее песню одно за другим вплелись слова на незнакомом Ланге языке. И он мог бы поклясться, что этот язык мало кому на Земле знаком! Это было что-то оттуда, со звезды ламаджи… Из иного, чужого мира.
Танец убыстрялся, следуя за гипнотическим неистовством бубна. Девушка ласкала себя в исступлении этого танца, тело ее содрогалось. Громче, жарче, быстрее… Еще быстрее…
— Лейе!!!
Бубен смолк. Девушка застонала, замерев неподвижно, дрожь волной прокатывалась по ее телу снизу вверх.
— Лейе…
Бросив свой бубен, карлик протянул ей нож с бронзовым лезвием. И тут же с потолка обрушилась прямо в руки Зои громадная летучая мышь. Одним взмахом ножа Зоя отсекла ей голову. Хлынувшая кровь окатила девушку с головы до ног, забрызгав и стоявшего совсем рядом Ланге. Отшвырнув мертвую летучую мышь, Зоя потянула его на ложе, сжимая окровавленный нож.
— Иди ко мне…
Она лежала на спине, раскинув руки, и ее лоно дышало огнем жажды. Если бы Ланге и попытался удержаться, он бы не смог… Но он и не пытался. Желание горело в нем, переполняло его как никогда еще в жизни.
Он вошел в нее… В крови мистического совокупления. И в миг наивысшего наслаждения нож в руке Зои рассек его предплечье, скользнул ниже к ее телу, рассек и ее кожу, освобождая кровь… В судорогах магической страсти перемешивалась кровь трех существ — мужчины, женщины и летучей мыши.
Нож со звоном упал на каменный пол.
— Теперь мы одно, — прошептала Зоя, — я отдала тебе все…
Она гладила его спину, она целовала его, в ее огромных глазах плясало пламя факелов.
— Ложись, — сказала она, высвобождаясь из его объятий.
Ланге лежал на спине, а она лила на его рану что-то маслянистое и прохладное из поданной карликом чаши. Боль уходила, растворялась в небытии, ее место занимали видения, неясные, призрачные. Ланге не знал, что это… Не смог бы их описать.
— Боли не будет, — донесся издалека голос Зои, — твоей раны больше нет. Ты другой отныне… Но ты еще не сумеешь распорядиться тем, что ты получил. Я научу тебя. Вставай.
Она помогла ему подняться и вывела наверх, к подножию холма. Гроза здесь бушевала по-прежнему, и ливень смывал кровь с их обнаженных тел. Приблизив губы к самому уху Ланге, Зоя крикнула.
— Вытяни руку! Ладонью вверх!
Ланге повиновался. Сорвавшаяся с туч молния ударила его в ладонь… И он отразил эту молнию, как раньше Зоя, разбил ее на осколки гаснущих искр.
— Твой первый урок! — выкрикнула Зоя, счастливо смеясь. — Теперь поймай меня!
Она бросилась бежать в сплошном дожде. Ланге устремился за ней, поражаясь необыкновенной легкости своего тела… Он словно взмыл над землей.
11.
Аркадий Горский раскрыл выпавшие ему карты.
— Сегодня не мой день, Александр, — посетовал он. — Если мы сейчас не прекратим, придется мне играть в долг…
— Не прибедняйся, — сказал с улыбкой Ланге, небрежно сдвигая выигранные деньги на край ломберного столика. — Впрочем, изволь, в долг я тебе готов поверить. Напишешь еще пару романов… Как старик Достоевский, ха!
Оба рассмеялись. Горский бросил карты, встал из-за стола и откупорил новую бутылку вина.
Он приехал в имение Ланге неделю назад, Аркадий Евгеньевич Горский, тридцатилетний модный писатель. Его произведениями зачитывались как прогрессивная молодежь, так и более консервативные круги читающей публики. Он умел играть подтекстами и быть интересным для всех, каждый мог найти в его книгах близкие идеи, а менее близкие легко обращались в свою противоположность. Если Горский брал историческую тему, то с первоисточниками обходился весьма вольно, если современную, конца девятнадцатого столетия, то и тут ухитрялся ловко маневрировать между популярными в обществе настроениями. У самого же Аркадия Евгеньевича не было ни принципов, ни предрассудков, ни политических взглядов… Вернее, один принцип у него все же был, но касался он неуступчивости в спорах с издателями о размерах гонораров. Ланге чрезвычайно ценил своего друга за острый ироничный ум, цинический скепсис и снисходительность к чужим порокам. Они были похожи, но не настолько, чтобы им было неинтересно вместе; еще и поэтому Горский с удовольствием принял приглашение Ланге погостить в его имении.
Наполнив два бокала, Горский протянул один из них Ланге и предложил.
— Может быть, партию на бильярде?
— О, нет… Я достаточно выиграл сегодня…
— Боитесь, ваше сиятельство? — поддел Горский.
— За тебя! Но на самом деле, Аркадий, я просто не люблю откладывать партии, а доиграть мы не успеем. Они вот-вот должны быть здесь.
— Кто должен быть здесь?
— Я же говорил тебе вчера… Везут новые голландские сорта орхидей для моей оранжереи.
— Ах, да…
— Думаю, и тебе будет интересно посмотреть?
— Конечно! Правда, я не большой любитель орхидей. Сладкий яд! Мне по душе цветы попроще.
— Ни за что не поверю. Кстати, о цветах…
— Да?
Не сделав ни глотка, Ланге поставил бокал на стол. Прежде чем задать другу вопрос, он перетасовал карты, перевернул верхнюю, взглянул на нее. Он проделал это механически, размышляя о своем, а вовсе не из каких-то суеверий… Ибо суеверным он не был.
— Аркадий, ты слышал что-нибудь о растении под названием лиджонг?
— Лиджонг? Как будто мне это ничего не напоминает… Разве что маджонг, но это не растение, это игра… Но я ведь не ботаник. Посмотри в энциклопедии.
— Смотрел, там нет…
— Зачем тебе? Откуда ты взял этот лиджонг?
— Упоминал один из моих поставщиков растений. По его словам, что-то весьма экзотическое. Хотелось бы иметь в коллекции, в оранжерее…
— Понимаю утонченные запросы вашего сиятельства. Но нет, не слышал я о лиджонге.
— А другое слово — ламаджи?
— Тоже растение?
— Нет. Какое-то племя, народ… Возможно, давно уже не существующий.
Писатель заинтересованно посмотрел на Ланге.
— А это откуда?
— Оттуда же. Тут есть связь, но не очень для меня ясная. Этот лиджонг будто бы использовался в неких магических ритуалах или обрядах племени ламаджи, или что-то в этом роде.
— Да? Тут может нарисоваться сюжет! Таинственное племя, не менее таинственное растение, магические обряды… Я постараюсь узнать об этом.
Золотым карандашиком он аккуратно записал в свой блокнот два слова — «лиджонг» и «ламаджи».
— Постарайся, — сказал Ланге.
— Но ведь, — Горский убрал блокнот в карман, — ты, наверное, еще встретишься с этим поставщиком?
— Наверное, но ему нечего добавить. Не слишком воспламеняйся насчет сюжета! Все это может оказаться далеко не столь романтичным. Загадки волнуют, разгадки обычно разочаровывают.
— Ничего, я не расстроюсь… Мне пока хватает сюжетов! Тот роман, о котором я тебе рассказывал… Я набросал тут ночью кое-что для продолжения… Оригинальный поворот.
— Поздравляю! Но ты не покинешь меня в ближайшее время… По зову муз?
— Если я тебе не надоел…
— Напротив, ты мне очень нужен, — Ланге положил ладонь на плечо друга. — Через три дня приезжает мой брат, священник. О да, конечно, он мой родной брат, и я люблю его… Но он бывает таким сухарем и педантом! Ты абсолютно необходим, как противовес.
Горский кисло улыбнулся.
— Хорошенькую роль ты мне уготовил…
— Не унывай! Приезжают еще и мои соседи, владелец замка Нимандштайн и его сестра. И вот это гораздо веселее.
— Представляю, — поморщился писатель. — Столетний хозяин этих живописных развалин, его сестрица — старая дева…
— Баронесса юна и очаровательна, барон — настоящий авантюрист…
— Ну да? — Горский заметно оживился. — Подожди, что значит авантюрист? Все мы авантюристы, однако…
— Авантюрист в прямом смысле, как в твоих романах. Он даже в тюрьме сидел…
— Захватывающе! — писатель хлопнул в ладоши. — Теперь я ни за что не уеду, хоть прогоняй… А как же барон ухитрился пуститься во все тяжкие? Полагаю, он не беден? Нимандштайн выглядит не блестяще, но все же замок — это замок. У меня вот нет замка.
— Тут какая-то странная история…
— Еще одна странная история? Ты щедр на них сегодня.
— Так рассказать или пощадить?
— Рассказывай, не томи.
Ланге уселся в кресло и снова взял свой полный бокал.
— Имей в виду, то, что ты услышишь, я бы под присягой не подтвердил… Мне кое-что известно на уровне светских сплетен, но почти ничего — от самого Владимира Кордина.
— Так зовут барона-авантюриста?
— Да.
— Он очень скрытен?
— Думаю, он избегал подобных разговоров не из скрытности. Я могу его понять… Но вернемся к Нимандштайну. Ты видел где-нибудь в России похожую архитектуру?
Налив себе еще вина, Горский пожал плечами.
— Вблизи я замок не осматривал… Но издали… Он бы естественнее смотрелся в средневековой Германии, чем здесь.
— Вот, вот. Это копия старинного немецкого замка… Или имитация — не знаю, существует ли именно такой замок в Германии. Строил его, как уверяют, немецкий архитектор…. А первого владельца никто не видел.
— Как это — никто не видел? — удивился писатель.
— Да нет, кто-то его видел, конечно… Но в Нимандштайне он не жил, а если и приезжал сюда, то редко и словно бы тайком. Потом он продал Нимандштайн вместе с баронским титулом коммерсанту Андрею Кордину, отцу Владимира и его сестры.
— Получается, твой авантюрист — не такой уж и барон?
— Во втором поколении. Но самое занятное впереди… По завещанию старого Кордина, все деньги отходили дочери. Владимир получал только Нимандштайн, но прежде чем вступить в права наследства, он должен был подписать бумагу.
— Какую бумагу?
— Согласно ей, он не имеет права продать замок, заложить его или сдать в аренду.
— Вот так бумага! — воскликнул Горский. — Но, Александр, разве может быть такое завещание? Если Владимир Кордин получил замок, что помешает ему…
— За выполнением обязательства строго следит юридическая фирма, душеприказчики старого Кордина. Все документы у них, и Владимир бессилен что-либо предпринять, если бы он и вознамерился нарушить волю отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38