— Как… Там было? — спросила она тихо, сочувственно, и все же с оттенком болезненного любопытства.
Кордин пожал плечами.
— А как бывает в тюрьме? Невесело. Черт меня дернул подписывать тот злосчастный вексель! Но дело-то казалось верным… Просто не повезло.
— Не повезло, — вздохнула Елена. — А теперь у тебя какие намерения?
— Попросить у тебя денег.
— Владимир!
— Не торопись, выслушай… Я прошу денег не просто так, а в долг. Через месяц ты их получишь обратно, с процентами. Десять процентов тебя устроит, под честное слово?
— Но Владимир, я не…
— Ты действительно отвыкла от меня, Лена! Скажи, был ли в нашей жизни хоть один случай, хоть единственный, когда я тебя обманул? Не сдержал слово, данное тебе, как бы трудно мне ни приходилось? Было такое или нет?
— Не было, — чуть слышно вымолвила Елена.
— Не было и не будет. Потому что я люблю тебя.
— Я верю тебе, Владимир… Дело не в недоверии. Я боюсь за тебя. Ты ведь снова затеваешь какую-то аферу, да?
Поднявшись, Кордин наполнил вином оба бокала, взял свой, подошел к окну и заговорил, не оборачиваясь.
— Да, можно и так сказать. Но на сей раз мой план абсолютно безупречен! Я поумнел за эти два года, Лена. Никаких нарушений закона. Напротив, именно закон поможет мне удвоить сумму, которую ты мне одолжишь. Мне нужно сто пятьдесят тысяч.
— Сто пятьдесят!
— Через месяц ты получишь сто шестьдесят пять.
— Владимир, скоро мне могут понадобиться все мои деньги.
— У тебя их будет еще больше… — он обернулся. — А зачем это тебе понадобятся все деньги? Надеюсь, ты не затеваешь афер?
— Я… Не хочу говорить об этом… Не могу… Пока.
Кордин поставил бокал на круглый столик, сел на диван рядом с сестрой. Она прильнула к нему.
— Как я ждала тебя, — прошептала она.
Он сжал ее лицо в ладонях, повернул к себе. Его губы коснулись ее губ, руки скользнули на грудь. Она вся устремилась ему навстречу, всем своим существом. Она целовала его, отдаваясь этим поцелуям со страстью, лишавшей ее рассудка. Ее язык метался по его горячим губам, проникал в его рот, сливаясь с его языком в пароксизме лихорадочной пылкости.
Внезапно она резко оттолкнула брата.
— Что же мы делаем… Грех великий…Не замолить…
— Мы просто целуемся, — холодно сказал Кордин. — И не вздумай говорить мне, что тебе не хотелось бы большего!
Она низко опустила голову.
— Владимир, ты должен уйти…
— Вспомни тот вечер на реке, — продолжал он, словно не слыша ее, — вспомни тот закат, разлитое в облаках жидкое золото… Тихий плеск волн, костер на берегу, гудки пароходов… Сколько лет нам было тогда? Тебе тринадцать, мне пятнадцать… Ты разделась у самой воды, солнце слепило меня, я видел только твой силуэт и золотую корону, солнце в твоих волосах… Ты подошла близко-близко… Я чувствовал, как бьется твое сердце… Тогда ты впервые поцеловала меня. В ту же ночь ты отдалась этому… Студенту… Не помню, как его звали, но ты в забытьи называла его Владимиром. Он был не нужен тебе. Для тебя это был не он, это был я…
— Прошу, оставь меня…
— Я уйду. Но я хочу сказать, что нельзя поступать против своего естества. Ты говоришь о грехе, а другого греха в мире нет, кроме вот этого — поступать против естества…
Кордин встал, шагнул к двери.
— Ты приготовишь деньги?
— Да… Да. Приходи завтра… Нет, послезавтра. А сейчас оставь меня одну!
В дверях Кордин замешкался, точно собирался добавить еще что-то, но передумал и быстро вышел.
4.
Спустя час после ухода Кордина лакей доложил Елене о визите священника, отца Павла.
— Пусть подождет в библиотеке, — сказала она.
В библиотеку она вошла еще через четверть часа. Отец Павел листал у окна какую-то книгу. Несмотря на то, что Елена выглядела спокойной и собранной, от отца Павла не укрылся влажный блеск ее покрасневших глаз.
— Вы плакали, Елена Андреевна, — участливо произнес он, закрыл книгу, поставил на полку.
— Нет, — поспешно ответила она. — То есть… Да, но это пустое. Дамская сентиментальность. Я читала роман…
— Как сказано в евангелии от Матфея…
Пока священник произносил длинную цитату, Елена смотрела на него, не вникая в смысл слов. Она вдруг ощутила прилив неприязни к этому человеку, который столь многое для нее значил. Кто он на самом деле, этот по сути юноша, вчерашний семинарист? Искусный дипломат, блестящий знаток древних языков, ученый, неутомимый исследователь редчайших первоисточников… Макиавелли, Талейран от церкви, российский иезуит! Но в основе всего — глубочайшая, истинная, истовая вера. А значит, как бы он ни поступал, он прав.
Голос отца Павла зазвучал для нее снова, будто всплывая из безмолвной пустоты.
— … Ваше решение, — услышала она. — И даже то, что у вас остаются сомнения, может служить подтверждением вашей…
— Нет, — перебила его Елена. — дело не в моих сомнениях, а во мне самой. Я грязна, грешна, недостойна. Сатанинские искушения терзают меня.
— Все люди грешны, Елена Андреевна. Положитесь на Господа в его безграничном милосердии. Ни одна искренняя молитва не напрасна, ни один грех в покаянии не останется непрощенным.
— Спасибо вам…
— За что? — удивился отец Павел.
— За то, что вы есть, мой духовный пастырь.
— Я всего лишь скромный священнослужитель. Господь избрал меня, чтобы направить вашу жизнь, в момент, когда вам нелегко. Никакой моей личной заслуги тут нет…
— И все же, — улыбнулась Елена, — я благодарна Господу и за то, что он избрал вас, а не кого-то другого. В его неизъяснимой мудрости он вручил бразды этой миссии вам…
— Семена упали на благодатную почву. Как говорит Матфей, «ко всякому слушающему слово о Царствии и не разумеющему приходит лукавый и похищает посеянное в сердце его». Но «посеянное на доброй земле означает слышащего слово и разумеющего, который и бывает плодоносен, так что иной приносит плод во сто крат…»
— Добрая земля! Смятение в моей душе…
— Истинный путь пролегает через молитву.
— Да… да, — она сделала движение, точно хотела схватить священника за руку. — Пойдемте сейчас… В часовню, будем молиться вместе…
5.
Прибывший в Санкт-Петербург из Лондона лорд Джон Фитцрой занимал один из самых дорогих номеров гостиницы «Рим». Обходительный англичанин, безупречный джентльмен, неплохо владевший русским, богатый и щедрый, быстро завоевал симпатии всего персонала отеля. Его посетили с визитами вежливости сначала управляющий, а затем и сам владелец гостиницы. В состоявшихся беседах английский лорд выразил восхищение столицей Российской Империи, особо отметив европейский уровень отеля «Рим». Он обещал всячески рекомендовать эту гостиницу в своем кругу по возвращении в Лондон. Он очаровывал всех, с кем ему доводилось общаться. Никто, конечно, и заподозрить не мог, что обаятельный постоялец «Рима» — вовсе не лорд, не Джон Фитцрой и даже не англичанин. Под этим именем скрывался недавно вышедший из тюрьмы авантюрист Владимир Андреевич Кордин.
Две недели спустя после приезда лорда Фитцроя в Санкт-Петербург, в субботу, около четверти двенадцатого, респектабельный джентльмен в костюме серой шерсти, с небольшим саквояжем в руке, вошел в крупнейший в столице ювелирный магазин Зака. Предупрежденный приказчиком о клиенте, по-видимому, состоятельном, навстречу ему заторопился из кабинета хозяин магазина.
— Исаак Аронович Зак, к вашим услугам…
— Рад знакомству, — ответил посетитель с резким английским акцентом, — я лорд Джон Фитцрой. Немало о вас наслышан, и самого лучшего.
— Благодарю вас, сэр. Вы хотели бы приобрести что-то конкретное?
— О, да… Подарок для моей невесты…
Расстегнув саквояж, он достал из него сложенную газету, развернул ее и показал ювелиру объявление о продаже бриллиантового колье работы Габера стоимостью в сто тридцать тысяч рублей. Под объявлением была помещена гравюра с фотографии этого колье.
— Одну минуту, сэр, — кивнул ювелир. — Столь ценные вещи хранятся у нас в сейфе… Я принесу.
Пока хозяин отсутствовал, англичанин со скучающим видом разглядывал витрины. Вскоре Исаак Аронович вернулся и торжественно раскрыл перед покупателем кожаный футляр. На черном бархате сверкнули бриллианты.
Лорд Фитцрой взял колье, поднес к глазам. Довольно долго он разглядывал украшение, потом положил его назад в футляр.
— Нет. I don’t like it… Мне не нравится. На гравюре это выглядело гораздо… Как это по-русски… Привлекательнее, yes?
Ювелир всплеснул руками.
— Габер — один из талантливейших мастеров, работающих в России! Его изделия находятся в коллекции Императорского двора!
— Может быть, может быть, — пробормотал англичанин. — Остается лишь пожалеть, что мой вкус не так изыскан, как вкус Его Величества… Вы имеете еще что-то предложить?
— Безусловно! — воскликнул Зак, вновь воодушевляясь.
С помощью приказчика он принес из сейфа кольца, серьги, броши, разложил их перед придирчивым англичанином. Тот брал в руки то одну вещицу, то другую, рассматривал их, бурчал что-то по-английски себе под нос, разочарованно откладывал. Изучив последнюю брошь, он вынул часы из жилетного кармана, откинул серебряную крышку, бросил взгляд на циферблат.
— Мистер Зак, — сказал он, захлопнув крышку часов и убирая их в карман, — ничто меня здесь не впечатляет. Пожалуй, я все-таки возьму колье Габера…
— Вы не пожалеете, сэр! — расцвел в улыбке хозяин магазина. — Ваша невеста оценит ваш выбор!
— I hope so… Надеюсь…
Англичанин подошел к конторке, достал чековую книжку, обмакнул перо в чернильницу, проставил сумму. Ювелир наблюдал за его действиями с зарождающимся беспокойством. Когда лорд Фитцрой протянул чек, хозяин магазина нахмурился.
— Простите, сэр… Не уверен, могу ли принять ваш чек к оплате…
— Почему? — англичанин выглядел безмерно удивленным. — Это чек Русского Коммерческого банка, и он так же хорош, как наличные…
— Видите ли, сэр… Сейчас… — он посмотрел на свои часы, — уже полдень… А в субботу в полдень все банки закрываются… И ваш чек останется неоплаченным до понедельника.
— Ну и что же? — недоумевал англичанин.
— Еще раз простите, сэр… Я далек от того, чтобы проявлять недоверие, но… Не могли бы вы как-то удостоверить вашу личность и кредитоспособность?
— Личность! — высокомерно фыркнул британский лорд. — Личность лорда Джона Фитцроя! Извольте… Мой паспорт…
— Боюсь, этого недостаточно, сэр…
— Недостаточно?! Ха! Представляю, что ответит мне наш премьер-министр, когда я расскажу ему об этом в Лондоне… Хорошо, позвоните в отель «Рим». Там меня знают.
После недолгих колебаний ювелир снял трубку телефонного аппарата, крутанул ручку и попросил соединить его с гостиницей «Рим». Его соединили, и он услышал, что лорд Фитцрой из Лондона живет в гостинице две недели, и его состоятельность не вызывает ни малейших сомнений.
— Этого достаточно? — язвительно спросил англичанин.
— Да, сэр… Снова приношу вам мои извинения и надеюсь, что вы будете частым гостем в моем магазине.
Лорд Фитцрой сухо кивнул, взял колье и вышел на улицу, оставив ювелиру чек на сто тридцать тысяч рублей.
6.
Через стекло витрины Исаак Аронович Зак хорошо видел англичанина. Тот быстро зашагал прочь от магазина, но вдруг остановился как вкопанный, точно размышляя, решиться или нет на какой-то поступок. Потом он нервно огляделся, зачем-то расстегнул и застегнул саквояж, перешел улицу и исчез в дверях ювелирного магазина Цандера, главного конкурента Зака.
— Что ему там нужно, — с подозрением пробормотал Зак, — вот странный англичанин… Уж не ходит ли он по ювелирным магазинам, везде расплачиваясь своими чеками… А если…
Ювелир всмотрелся в лежавший перед ним чек. Печать показалась ему не вполне четкой, расплывчатой… И подпись выглядела так, будто ее обводили дважды… Неужели подделка?!
Тем временем лорд Джон Фитцрой обращался к ювелиру Цандеру.
— Это украшение, — говорил он, раскрывая футляр, — я только что купил в магазине напротив… Сначала оно мне не понравилось… Но потом я все же купил его… А вот теперь передумал. Я хочу его продать. Но мне неловко снова возвращаться в тот магазин… Английский лорд не может так поступить, и я даже готов к денежной потере. Я заплатил сто тридцать тысяч, возьмите за сто двадцать.
Пока Цандер пристально разглядывал колье, Исаак Аронович Зак окончательно убедил себя в том, что чек фальшивый. Цандер был его конкурентом, вдобавок Зак терпеть не мог его лично. Однако если англичанин окажется аферистом, убытки понесут оба. Есть еще и цеховая солидарность… Этот Цандер — человек пренеприятнейший, но нельзя не признать, что дело он ведет честно, как и сам Зак. И потом, англичанина необходимо задержать!
Зак схватил телефонную трубку. В магазине Цандера к хозяину, занятому разговором с лордом Фитцроем, подошел приказчик.
— Лев Адольфович, вас просят к телефону.
— Не видишь, я беседую с клиентом…
— Сказали, срочно…
Цандер пожал плечами, извинился перед англичанином и прошел в кабинет, где взял лежавшую на столе трубку телефонного аппарата.
— Слушаю, Цандер.
— Лев Адольфович, это Зак. В ваш магазин вошел англичанин…
— Да, он здесь сейчас.
— Он купил у меня колье, расплатился чеком… По-моему, чек поддельный…
— Вот оно что! Он предложил мне купить это колье за сто двадцать тысяч. А я-то думаю, зачем это ему на десять тысяч себя наказывать…
— Ах, так вот он что задумал… Постарайтесь протянуть время, задержите его, а я позвоню в полицию.
Повесив трубку, Цандер возвратился в торговый зал. Еще издали он заметил, что англичанин беспокойно озирается. Ювелир начал долгий разговор издали, ссылаясь на то, что крупные приобретения в данный момент не входят в его планы. Этим он достигал двух целей: получал возможность пространно повествовать о трудностях ювелирного дела вообще и своих в частности, затягивая время, а также создавал у англичанина впечатление, что он просто пытается сбить цену. Надежда на то, что сделка так или иначе может состояться, не даст англичанину уйти.
Расчет Цандера сработал. Когда лорд Фитцрой уже явно начинал нервничать, в магазин вошли двое полицейских, вооруженных шашками на черных портупеях и револьверами на оранжевых шнурах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38